Обними меня, Завтра! Повести, рассказы - Раиса Кучай

Надежда просто ответила:

– Он, конечно, – не Господь Бог. Мой врач – экстрасенс мысленно будет контролировать ход операции.

Старушка Разуваева обеими руками вцепилась в жаркие колени, вспомнив о берёзовом венике.

– Это бесплатно? – полюбопытствовала, не отключая зрелый и опытный разум.

– Тёть Рая, бесплатный сыр в мышеловке. У нас обоюдные интересы.

Надежда без остановки начала читать лекцию о пользе и немыслимых оздоровительных свойствах пластин КФС. Тётка Раиса не останавливала хлынувший на неё поток информации, только очень огорчилась, когда этот поток снёс на своём пути её мечты о березовом венике.

– Во что—то, конечно, верить надо. Ведь верить хочешь тому, кого любишь. Вот почему к старости верить остаётся только Господу?

Надежда, не ожидавшая такого каверзного вопроса от простой забитой повседневными заботами женщины, вынужденно остановила рекламную компанию, с неохотой переключаясь на иную, ей показалось, тему, вслушалась в рассуждения соседки.

– Долго к этому идешь. Веришь, любишь, потом не веришь, не любишь. Молодые всегда в поиске, всегда заняты. Сил на веру и любовь бывает не остаётся. К старости много разочарований накапливается. Через разочарование умные создают Бога внутри себя, опыт ведь никуда не выкинешь, его надо по достоинству назвать. Я глупая была всю жизнь – больше веники вязала, на природу отвлекалась. С Богом ведь ещё и дружить надо, я не умею, поэтому мой бог хиленький, но даже со своим богом не могу я быть на равных. Вот в березовый веник только и верю. Он только меня и поддерживает.

– Почему все—таки в берёзовый веник, а не в Господа?

– Говорю же, милая, по Сеньке и шапка, по бабе и шлык.

Открылась дверь во всю ширь, впуская санитарок и тихую, но улыбающуюся Зинаиду в плывущем белом облаке. Призыв – «Ой, мамочка!» метнулся навстречу Зинаиде, помог ей перелечь на кровать, укрыл одеялом и незаметно для всех отлетел.

– Кто Облизалова? – громко выкрикнула худенькая черноволосая санитарка – водительница каталки.

Надежда удивленно якнула, вскочила с кровати.

– Раздевайтесь и на каталку!

– Хорошо, хорошо! Вот только звонок сделаю – своего врача на операцию приглашу.

Обе водительницы каталки переглянулись.

– Григорий Григорьевич уже в операционной! – громко, перебивая сомнения присутствующих, высказалась черноволосая санитарка.

Надежда уточнила:

– Я говорю про своего врача экстрасенса. Он уже здесь – со мной. Мысленно.

– Интересно, что он будет делать в операционной?

– Будет следить за операцией на расстоянии. Когда почувствует, что нужна будет его помощь – вмешается.

Старушка Разуваева хохотнула. У обеих санитарок дуги бровей надолго остались в высшей степени зафиксированными.

– Я тоже буду рядом, – услышала Надежда заботливый голос мужа. Он незримо пристроился рядом с каталкой и толкнул её в сторону жены. Обе санитарки бросились каталку останавливать, но она уже ткнулась в ноги Надежды. Даже это не отвлекло Облизалову от разговора, который она активно продолжала вести с незримым врачом.

Облизалова уезжала на каталке благодушной, окутанной заботой сетевого маркетинга мирового масштаба, заботой мужа, и было понятно, что ничто не помешает положительному исходу операции.

Старушка Разуваева немного посидела, понаблюдала за спящей Зинаидой, вздохнула глубоко и пошла в коридор пообщаться с кем—нибудь. Когда вернулась, то увидела Зинаиду, обложенную журналами и погруженную в чтение, поделилась с неё новостью:

– Зина, я поняла, – почему ваш Григ такой сердитый. Этой ночью чуть не умерла его любимая операционная сестра, говорят, что ей неудачно сделали пластическую операцию.

Зинаида не выдавая волнение, поделилась со старушкой своими переживаниями:

– Операционная мне не понравилась: серые потолки, болтающиеся клочки старой краски. Операцию начинала какая—то Маша, но вскоре Григ её отстранил и зашивал сам.

Ввезли Надежду, лежащую ничком в белом облаке простыней те же санитарки. Они долго примерялись, чтобы приблизиться к кровати. Наконец, танец каталки остановил низкий окрик Надежды:

– Я здесь сойду. Держите каталку!

Она, полусогнувшись, сначала одну ногу опустила на пол, зацепилась одной рукой за кровать, другую ногу опустила, помогая ногами держать равновесие, поползла по кровати, напрягаясь и постанывая.

– Вот так мы, русские бабы и выживаем, – без зла но, точно обращаясь к главному свидетелю жизни, неявно присутствующему, высказалась старушка Разуваева. Ей меньше всех осталось мук перетерпеть. В этом она была счастливее соседок по палате.

Глава 4

Следующий день был более узнаваем и более расцвечен красками и ощущениями. С утра потеплели батареи отопления. Были слышны потуги появившихся сантехников – их рабочее ворчание. Начальствующие окрики слабо раздавались то где—то рядом, то вовсе издалека.

Ворвался как ураган в палату Григ, сразу скакнул к кровати Облизаловой. Строго спросил, обнаружив излишества в её облике:

– Что это? – указывая подбородком на нечто темное на голове Надежды.

– КФС—любовь, – незамедлительно среагировала Надежда на излишнее любопытство Грига. Он понял и задал следующий вопрос:

– На спине лежали?

– Да, я же помню, – ответила ласково Надежда.

– Есть вопросы?

Казаринова, всегда помнившая о своей неотразимости, проявляя хорошую память, вякнула:

– Ну, вот кому плохо, что в палате и на душе теплее стало?

Григ только скосил на нее глаза, уже поворачиваясь на 180 градусов, махнул в её сторону рукой, словно бросил кляп ей в рот:

– Всё! – вышел, сердито захлопнув за собой дверь.

Григ не понял – он или его близнец бросил в Казаринову этот кляп, устыдился и за себя и за него, покраснел и отшлепал обоих повлажневшими руками.

Дверь немного приоткрылась, словно кто—то прислушивался к происходящему в тринадцатой палате. Казаринова и старушка Разуваева хохотали.

– Надя! Ты когда Григу лекцию прочитала про КФС? Похоже, он тебя понял.

– Надюша! А что такое КФС—любовь? Было похоже, что вы на одной с ним волне.

День начался с активного кукареканья. Старушка Разуваева словно по команде, приостановив утренний моцион, поторопилась на сходку к подружкам. У перевязочной уже стояла толпа больных Грига. В этот день операций не было, и Григ достаточно времени уделял каждому больному: шутил, объяснял, ободрял. Облизалова с Казариновой осматривали швы, пытаясь предугадать время окончательного заживления ран, и не торопились на встречу с Григом. Вернулась старушка Разуваева и, указательными пальцами показывая на двери, зашептала, отвлекая Зинаиду:

– Там гость хочет с тобой пообщаться. У него не получается телефон настроить. Я сказала, что ты всё можешь.

Зинаида, ничего не сказав, вышла в коридор. Среди прочих больных выделила худощавого мужчину, скромно подпирающего стену с телефоном в руках. На просьбу Зинаиды, внимательно всматривающейся в его лицо, подал телефон, попросил вместе с ним присесть, показывая на ряд сцепленных сидений вдоль стены. Зинаида, молча оценивала программную начинку, поинтересовалась:

– Телефон куплен с рук?

Мужчина ответил утвердительно.

– Проблема не в настройках, скорее заводской брак, – грустно высказалась Зинаида и телефон вернула.

Мужчина сказал «спасибо» и пошёл по коридору. Не успела Зинаида войти в палату, как услышала лай, вздрогнула и повернула на лай голову. Именно этот мужчина, сотрясаясь всем телом, издавал нечеловеческие звуки. Зинаида не стала заходить в палату, осталась обдумывать ситуацию, которая требовала переосмысления.

Сашок выплыл на коляске из смежного коридора, как всегда приветливый и веселый. Зинаида интуитивно устремилась ему навстречу, отвечая на приветствие, поторопилась с вопросом:

– Александр! Скажи, будь добр, этот мужчина – шутник или действительно травмированный?

– Петушок?

– Да.

Сашок всмотрелся в обеспокоенное лицо Зинаиды и, утвердившись в совершенной безвредности любопытства, начал рассказ, надолго приковав внимание и старушки Разуваевой, неожиданно появившейся рядом.

– Есть такая деревня – Кукарека. Там семьями кукарекают, а в соседней деревне ещё и лают. Он родом из Кукареки или из другой, что рядом. С нашим следователем случилась по молодости история. Он девушку из этой деревни обманул. Мать девушки его прокляла, сначала он закукарекал, а потом и вся его родня.

– А лаять когда начали?

– Этой истории я не знаю.

– Не верю я в эти сказки. Ты, наверное, шутишь. А петухи и собаки в этой деревни не заговорили человечьими голосами?

– Надо подумать, – хитро подмигнул Сашок, прищелкнул языком и резво крутанул колёса коляски. Зинаида заторопилась на перевязку, оставив его со старушкой Разуваевой. Старушка за неделю присутствия в больничных стенах полюбила Сашка больше даже чем самых важных и нужных для неё людей, опережая всех, торопилась ему навстречу и могла до бесконечности с ним болтать на разные темы.