Парус и буря - Ханна Мина

— А ну, ребята, поживее поворачивайтесь! — крикнул капитан буксира. — Бросайте свой канат и привязывайте наш! Теперь будем тянуть!

Загорелый детина в синих ситцевых шароварах и засаленной кепке несколько раз махнул над головой скрученным канатом и метнул его на берег. Развернувшись в воздухе, канат упал на мокрый песок. Матросы сразу подхватили его и подали конец своему товарищу, стоявшему на носу судна. Тот ловко набросил его на тумбу, затянув петлей.

Таруси подошел, когда моряки, закончив эту операцию, снова облепили со всех сторон судно, приготовившись спускать его на воду. Капитан, увидев Таруси, помахал ему рукой.

— Добро пожаловать, Абу Зухди! Ты вовремя пришел. Пожелай нам удачи.

— Да благословит вас аллах и пусть хранит всегда ваше судно! — прочувственно, дрогнувшим от волнения голосом произнес Таруси.

— Что это вы, ребята, приуныли? — обратился он к морякам. — Поглядите, сколько людей собралось, а вас что-то не слышно. А ну-ка, возьмемся все вместе! Да дружнее, веселее!

Многие из зевак, стоявших поодаль на берегу, следуя примеру Таруси, тоже присоединились к морякам и стали толкать судно, не совсем стройно скандируя:

— А ну, давай — раз, два! Еще давай — раз, два!

Таруси снял пиджак и бросил его на песок.

— Что-то вы тихо кричите! Вас совсем не слышно.

— Раз, два — взяли! Еще — взяли!

— Нет, нет, — не успокаивался Таруси, — все равно не слышно. Еще громче, еще дружнее!

И, подняв руку вверх, Таруси с задором, как заправский запевала, звонким голосом, по слогам выкрикнул новую запевку:

— Э-то су-дно — на-ше су-дно!

Моряки дружно подхватили:

— Э-то су-дно — на-ше су-дно!

Голоса сразу окрепли, вспотевшие лица моряков оживились, будто у всех прибавилось сил.

— Э-то су-дно! — еще на полтона выше взял Таруси.

И словно эхо, тут же вслед за ним вторили моряки:

— Э-то су-дно!

— Тол-кнем дру-жно!

— Тол-кнем дру-жно!

— Плыть не тру-дно!

— Плыть не тру-дно!

— Ру-лить ну-жно!

— Ру-лить ну-жно!

— Нам на мо-ре!..

— Нам на мо-ре!..

— Не-ту го-ря!..

— Не-ту го-ря!..

— Бу-дет ско-ро!..

— Бу-дет ско-ро!..

— Су-дно в мо-ре!..

— Су-дно в мо-ре!..

И судно, как огромные санки с горы, сначала медленно, потом все легче и быстрее стало скользить по смазанным доскам, все приближаясь и приближаясь к морю, к своей заветной стихии, для которой оно родилось и с которой оно навсегда теперь связывало свою судьбу. Буксир натруженно взревел и, прибавив обороты, затанцевал на месте, будто начал бурить морское дно. Задрожал и запел, как струна, туго натянутый канат, соединявший буксир с судном на берегу. Металлический барабан на пригорке, словно разжалобившись, лениво, со скрипом повернулся, ослабив немного цепь и позволив судну снова продвинуться еще вперед поближе к морю.

Капитан, возбужденный и взволнованный, бегал взад и вперед по палубе и, отчаянно размахивая руками, охрипшим, срывающимся голосом отдавал на ходу приказания и рабочим у барабана, и матросам на корме, и тем, кто толкал судно. Он, как дирижер оркестра, должен был охватить своим взором сразу все, ничего не упустить из виду, заметить любую фальшь и немедленно ее исправить, быстро оценить обстановку и моментально принять нужное решение. Все зависит от него, от его воли, находчивости и сообразительности. Он сейчас здесь главный. Хозяин, командир, дирижер, начальник — все они объединены в его лице. Он капитан, в этом слове заключено все. Взоры всех устремлены на него, все должны беспрекословно повиноваться ему, слушать его команды и приказы, быстро реагировать на каждый его жест. Он, как никогда, понимал в эту минуту свою значимость. И его глаза, и руки, и каждый мускул на его лице, и все тело излучали решимость и веру в победный исход сражения, которым он был сейчас опьянен.

Хотя край неба все более обволакивали зловещечерные облака, солнце по-прежнему ярко светило и грело, щедро одаривая землю теплом. Несколько молодых ребят, сбросив с себя одежду, вошли в воду и поплыли к остановившемуся недалеко от берега катеру, с которого рыбаки наблюдали за спуском.

Таруси вместе с другими толкал судно, прижавшись щекой к его деревянной обшивке и вдыхая неповторимый аромат дерева, который пьянит каждого старого моряка, ступающего на новый корабль. Металлический барабан медленно, как бы нехотя, отдавал звено за звеном накрученную на него цепь. Ровно настолько продвигалось судно, подтягиваемое буксиром, подталкиваемое сзади и поддерживаемое с боков десятками рук. Освобождавшиеся сзади судна смазанные жиром доски тут же вытаскивали и подкладывали снова уже под нос судна, чтобы облегчить его скольжение на последнем отрезке пути. Капитан самозабвенно дирижировал своим разноголосым хором, добиваясь от него именно той гармоничности и стройности, которая необходима для победного финала, венчающего благополучный спуск корабля на воду.

— Стоп! — скомандовал вдруг капитан, решительно скрестив руки над головой.

Все сразу остановилось: перестал вертеться барабан, плюхнулся в воду ослабший вдруг канат, брошенный с буксира, распрямились спины людей, толкавших судно. Первая волна ударилась о нос корабля и, наградив его приветственным поцелуем, быстро откатилась назад, уступив место дожидавшимся этой встречи другим волнам, которые тоже осыпали ласковыми поцелуями его нос и деревянные борта.

Судно, словно зачарованное, замерло на пороге нового, неведомого ему, таинственного и огромного мира — мира моря. Протянув навстречу свои могучие руки, играя белопенными локонами волн и затаив дыхание в бездне своей глубины, море гостеприимно распростерло свои могучие объятия для новорожденного, который вверял ему отныне и навсегда всю свою жизнь. Она неразрывно теперь будет связана с морем. В нем он совершит свое первое омовение, станет на ноги, сделает первые шаги, потом отправится в дальние странствия, окрепнет, возмужает, постепенно будет стареть и дряхлеть, пока наконец не найдет вечный покой на дне моря. В течение этой жизни ему предстоит многое познать и увидеть, приобщиться к великим тайнам моря, научиться вступать с ним в противоборство, испытать и горечь поражений, и сладость побед, терпеливо переносить удары могучих волн и натиск бурь. А чтобы выйти победителем, нужно оставаться всегда несгибаемым, крепким и сильным, ибо море, как и строптивого коня, может усмирить только смелый и упорный наездник.

Капитан проворно спустился с палубы судна и с мальчишеской легкостью взбежал на холм, чтобы оттуда убедиться, прямо ли оно стоит. Сейчас он особенно нуждался в совете такого опытного моряка, как Таруси. Тот в свою очередь тоже очень хотел помочь своему другу в этот ответственный момент. Но пока его не просят об этом, Таруси останется на месте. Таков неписаный закон. Было бы нетактично с его стороны вмешиваться в дела капитана. Он просто пришел посмотреть и, поскольку его попросили, помочь морякам и рабочим в спуске корабля. К тому же что может сравниться с той радостью, которую ты невольно испытываешь при виде этого незабываемого, волнующего зрелища, когда судно впервые своим острым носом касается трепетных волн моря и доверчиво затем отдает ему пахнущее свежей древесиной крепко сбитое, упругое тело.

Капитан, возможно, и не догадывался о том, как взволнован был сейчас Таруси. Он любил и уважал Таруси. Его заветной мечтой было хоть раз сходить вместе с ним в море и там доверить ему свое судно. Он посмотрел бы тогда, на что Таруси способен. Оценил бы сам его талант, мастерство командира, о котором он так много слышал от других моряков. В море это можно было бы позволить. Но здесь, в этот неповторимый ответственный момент, перед своими матросами и толпой посторонних людей, он не может разрешить, чтобы кто-нибудь, даже Таруси, подсказывал или навязывал ему свое мнение. А если Таруси полезет с советом, он не станет его слушать. Более того, это будет конец их дружбы.

С моря потянуло холодом. Обнаженные тела вылезших из воды парней сразу посинели. Но раскрасневшиеся лица людей, толкающих судно, не чувствовали холода. Пот струйками катился по их разгоряченным, немного осунувшимся от усталости лицам.

Старый моряк, который первый предупредил о крене судна, снова подошел к капитану и шепнул ему что-то на ухо. Справа от судна земля была более мягкой, песчаной, к тому же уклон был в левую сторону, поэтому нужно было опасаться именно крена влево. Хотя Таруси не мог расслышать слов старика, но по его жестам он понял, что тот предлагает подвести подпорки с левой стороны и поставить туда побольше людей. Таруси в душе очень хотел, чтобы капитан прислушался к совету старика и как можно скорее, пока не остыли еще разгоряченные тела людей, отдал приказание налечь с этой стороны. Но капитан что-то мешкал, видимо из-за глупого принципа, не желая внять совету старого моряка. Его упрямство начинало нервировать Таруси, хотя сам себе он дал слово не волноваться и не принимать близко к сердцу чужие заботы.