Парус и буря - Ханна Мина

Рано или поздно Надиму придется дать открытый бой Абу Рашиду. И чем раньше, тем лучше. Жаль, что он сейчас ускользнул от него. А может быть, это и к лучшему. Если бы он поднял руку на Абу Рашида, который и годами старше, и физически слабее его, это не сделало бы Надиму чести. Да и к тому же Абу Рашид не тот человек, который принимает открытый бой. Он предпочтет уклониться, остаться в стороне. Так что бой придется держать с его людьми. И заранее даже можно предугадать его исход. Будут, конечно, жертвы с обеих сторон. Кое-кто даже поплатится жизнью. Возможно, и сам Надим. Но Абу Рашид наверняка выйдет сухим из воды, как это не раз уже бывало. А если вмешается полиция и начнется следствие, то он сделает вид, что ничего не знает о причинах этой драки. Мол, я здесь ни при чем, ничего не знаю и не ведаю. Пока власти на его стороне, начинать с ним тяжбу бесполезно. Любое дело всегда выиграет Абу Рашид. В этой ситуации для Надима остается только один выход — продолжать сотрудничество с оппозицией. Бить Абу Рашида его же оружием: подстрекать против него тех, кто недоволен им, поддерживать его противников и особенно тех, кто осмелится конкурировать с ним. Но где найти таких людей?

Первым, кто пришел ему на ум, был Таруси. Это, пожалуй, самый лучший козырь в игре против Абу Рашида. Если бы Надиму удалось заполучить этот козырь, он сразу пустил бы его в ход. Но он пока не в его руках. Таруси — замочек с секретом — лишь тогда вступает в бой, когда его лично кто-то заденет. Надо подобрать к нему ключи.

Именно поэтому Надим прямо из порта направился в Батрану, в кофейню Таруси. Шел, заложив руки за спину и волоча за собой палку, оставлявшую извилистый след. Даже стороннему наблюдателю нетрудно было догадаться, что он был в крайне раздраженном состоянии. Такое Надим испытывал обычно после какой-нибудь неприятности: например, если не удавалось получить деньги от искусно скрывающегося должника.

Он откровенно рассказал Таруси о сегодняшнем инциденте в порту и о том, что он думает по этому поводу.

— То, что наши товары сегодня не погрузили, можно перенести, — говорил Надим, будто рассуждая сам с собой. — Это не первый и, надо думать, не последний раз. В конце концов, днем раньше или днем позже отправить товар — не столь важно. С этим еще можно мириться. Но только до тех пор, пока тебе ножку не подставят. Ну а когда начнут действовать конкуренты, я уж не буду сидеть сложа руки. Буду бить Абу Рашида. Тут ему не помогут ни хитрость, ни лесть, ни коварство. Пусть и он узнает, почем фунт лиха! Почему только я должен терпеть убытки? Не люблю я, правда, заниматься такими делами, но другого выхода у меня нет. Так что лучше было бы нам полюбовно уладить наш спор. И у него была сегодня такая возможность. Ведь Абу Рашид наверняка слышал, когда я объяснялся в порту с его помощником, и не вышел ко мне специально, уж я-то знаю. Готов голову дать на отсечение, что после моего ухода он незаметно откуда-нибудь вынырнул и стал выяснять причину моего недовольства, как будто он здесь ни при чем и все ему невдомек, может быть, даже устроил разнос своим подчиненным, что плохо работают и задерживают отправку моего груза. Но только меня этими фокусами не проведешь. Я вижу его насквозь.

Таруси слушал его, не перебивая. Широко раскрытыми глазами он смотрел на Надима, всем своим видом показывая, что готов помочь ему. Но, слушая Надима, он невольно вспомнил замечание Кямиля: «И Национальный блок, и Народный блок — два сапога пара». Они друг друга стоят. Каждый из них норовит урвать для себя кусок побольше, так же как Надим и Абу Рашид. Их конфликт не только личное дело, но и соперничество двух блоков. Но ему-то, Таруси, какое дело до всего этого? Правда, Надиму он симпатизирует, поэтому в душе желает ему добра. Надим приятен в компании, прост в обращении, умеет найти общий язык с моряками, уж не говоря о том, что их личные встречи с Надимом доставляли удовольствие им обоим. Очень часто они заканчивались совместным веселым ужином в каком-нибудь заведении, которые в любое время дня и ночи широко открывали двери для столь именитого и богатого гостя, как Надим. Если же они оставались в кофейне, то Надим и тут, как правило, умудрялся щедро угостить Таруси, заранее послав Абу Мухаммеда, Ахмада или Халиля купить что-нибудь из спиртного и какую-нибудь приличную закуску.

Естественно, Таруси, как гостеприимный хозяин, угощал Надима у себя в кофейне бесплатно, категорически отказываясь получать с него деньги. Надим, не желая, чтобы Таруси терпел убытки, прибегал к различным уловкам — дескать, они оба тут гости у Абу Мухаммеда и поэтому вправе взаимно угощать друг друга. Иногда он заранее, как будто случайно, захватывал чего-нибудь по дороге. В другой раз спрашивал разрешения у Таруси послать за чем-либо Абу Мухаммеда, щедро одаряя его при этом деньгами.

— Я же не лезу в карман за деньгами, когда ты меня угощаешь, — говорил Надим. — Я знаю, что эту чашечку кофе ты подаешь от чистого сердца. Почему же я не могу чем-нибудь угостить тебя в свою очередь от чистого сердца? Если же ты откажешься, я обижусь и больше не буду к тебе приходить… Мы ведь с тобой выступаем на равных.

Их отношения и в самом деле строились на равных началах. Правда, сам Таруси не искал встреч с Надимом, но и от его приглашений провести вместе вечер обычно не отказывался — более того, принимал их с радостью. Если же Надим или кто-либо другой не вытягивал его в город, он с еще большим удовольствием проводил время, сидя на берегу моря. Сколько бы ни было в городе приятных для него соблазнов, но море все равно притягивало его сильнее. Разве может что-нибудь сравниться с ним? С его мерным дыханием? С его убаюкивающими песнями, которые словно и предназначались только ему одному? Таруси мог часами, сидя на стуле перед кофейней, слушать эти песни, следить за игрой волн, уноситься мыслями в бескрайние морские дали, оставаясь лишь телом привязанным к своей кофейне на скалах Батраны…

Таруси с Надимом вышли из кофейни и сели за столик у самого края скалы. Абу Мухаммед принес им сюда наргиле и кофе. Солнце на горизонте уже начинало медленно погружаться в воду. Вечер был не по-зимнему теплый. Будто охваченный пожаром, сливающийся с морем багряный край неба обещал и на завтра хорошую погоду. Волны неслышно касались берега, лениво набегая на скалы. Из чашек поднимался щекочущий ноздри, возбуждающий и в то же время успокаивающий запах кофе. Но Надим, казалось, ничего этого не замечал. Он все еще был во власти охватившего его гнева, с трудом его сдерживал. Чтобы скрыть свои истинные чувства и не дать Таруси повода заподозрить, что его хотят натравить на Абу Рашида, Надим решил прекратить разговор о порте и перевел его на другую тему.

— Ну как, — спросил он, — к тебе все еще наведываются люди из полиции и таможенники?

— Бывает, заглядывают… Но я на них не обращаю внимания. Совесть у меня чиста — чего мне их бояться? Слушать радиопередачи никто не запрещает. К тому же Берлин сейчас молчит. Контрабандой уже почти никто не занимается. Но они все равно по привычке сюда приходят. Выполняют волю Абу Рашида. Но мне нет никакого до них дела. Я даже не поднимаюсь им навстречу.

— А ты гони их отсюда! И если кто попытается оскорбить тебя, скажи мне, я их и на пушечный выстрел не подпущу к кварталу Шейх Захир. Пусть только попробуют сунуть нос, мы им так его прищемим, что совсем без носа останутся!

— Ну зачем же так? Я и сам в силах постоять за себя. Хорошая палка всегда под рукой. Ею здорово можно остудить горячие головы.

«Пожалуй, самое время напомнить Таруси о его врагах в порту, — подумал Надим. — Пусть бы он еще проучил парочку наемных головорезов Абу Рашида. Без них Абу Рашид как без рук. Тогда и рабочие в порту, и моряки перестали бы его бояться…»

— А ты не собираешься побывать в порту? — спросил Надим как бы между прочим.

— Почему бы нет? Мне никто не может запретить появляться там, когда я хочу. Многие из капитанов — мои друзья. А матросы, так те меня все знают. Даже сам начальник порта приглашал посетить его. И Абу Рашид мне тоже всегда приветливо улыбается. Вежливо со мной здоровается, заботливо расспрашивает о моих делах. Всячески пытается пронюхать, не собираюсь ли я вернуться в море.

— А ты в самом деле думаешь еще вернуться в море? — поинтересовался Надим, забыв, что он уже не раз задавал этот вопрос.

— Обязательно.

— Когда же?

— В свое время, — уклончиво ответил Таруси.

— А почему бы тебе уже сейчас не заняться разгрузочными работами? Купил бы несколько баркасов…

— Это занятие меня не прельщает.

— Не хочешь связываться с Абу Рашидом? Боишься стать его конкурентом?

— Не боюсь, а не люблю я этого, конкуренцию там всякую. Не по мне все это. Я хочу быть капитаном, а не маклером. Вернуться и плавать в море, а не в порту ловить рыбку в мутной воде.