Изгнание беса (сборник) - Андрей Столяров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос Моисея Семеновича вползал с другого конца города. Сейчас – встревоженный и очень далекий.
– Леня! Леня! Почему вы не отвечаете?
– Слышу, – сказал я.
И положил телефонную трубку.
Отпуск мой действительно завершился.
Они нетерпеливо ждали меня у дверей – Геррик с Гийомом, опоясанные тяжелыми боевыми мечами, подтянутые, готовые сражаться не на жизнь, а на смерть; Алиса – тоже подтянутая, в джинсах и свитере, уже посматривающая на меня как бы со стороны. Из той зыбкой дали, которая – за пределами воображения.
Губы ее шевельнулись.
Сейчас она скажет:
– Прощай…
И тогда они уйдут навсегда.
Они покинут Землю, а я – останусь.
Звезды над крышами, черный сквозняк Вселенной, разбитые зеркала, призрачная красота Алломара. Жизнь, которая дается тебе – и никому больше.
– Постойте, я с вами! – сказал я.
И – ничего не произошло.
Мигнула над крышами одна звезда, за нею – другая. И потом все они загорелись, как бриллианты на бархате.
Геррик молча кивнул. Гийом посторонился.
Алиса открыла дверь…
12
Тих и сказочен долгий петербургский сентябрь, когда после дождей, смывших грязь и пыль, устанавливаются сухие ясные ночи. Гулок осенний камень, озвонченный прохладой, пустынны улицы, светлы трамвайные рельсы под фонарями. Листья на асфальте пожухли и при малейшем движении воздуха издают жестяной шорох. Каналы полны звезд. Их промывает вода такой черноты, что на первый взгляд кажется продолжением ночи. Желты окна в домах, и за каждым из них – будто своя история. Правда, что это за история – неизвестно.
– Спокойнее, – сказал мне Геррик.
– А что?
– Спокойнее…
Видимо, он чувствовал, что я нервничаю.
Мы двигались переулками, изломанной линией выводящими нас к цели. Геррик шел впереди, и его левая рука придерживала эфес Эрринора. Плащ он с собой не взял и потому редкие ночные прохожие, завидев человека с мечом, вздрагивали и переходили на другую сторону улицы. Впрочем, прохожие нам практически не попадались. Далее следовали мы с Алисой, причем Алиса держалась на некотором отдалении от меня, – для того, вероятно, чтобы иметь свободу движений, и посматривала вправо-влево, будто считывая провалы теней в подворотнях. Почему-то ее беспокоили именно подворотни.
Пару раз она мне шепнула:
– Не заслоняй. Я из-за тебя ничего не вижу…
И тогда я неловко замедлял шаги, держась сзади. Я чувствовал себя лишним. Зачем они меня прихватили? При чем тут я, и какая от меня польза?
Шествие замыкал Гийом. Двигался он с какой-то кошачьей грацией, совершенно бесшумно, – то слегка отставая, то догоняя нас вновь, будто переместившись по воздуху, и в отличие от Геррика, держа меч обнаженным. Оборачиваясь, я встречал его взгляд, почему-то в такие мгновения направленный именно мне в спину. Словно я и был тем человеком, которого следовало опасаться.
Мне это было неприятно.
И еще неприятней было то, что у меня нет никакого оружия. И настороженность Геррика, и ощутимое беспокойство Алисы, и кошачьи перемещения Гийома, кружащего вокруг нас словно птица, показывали, что драться нам, скорее всего, придется. Что я буду делать в случае нападения? Как защищаться? Иметь бы, по крайней мере, кинжал. И хотя рассудком я понимал, что кинжал меня не спасет, не умею я орудовать ни мечом, ни кинжалом – пусть уж лучше останется у Алисы, вон, как она ловко распорола басоха – тем не менее, мне было как-то не по себе. Будто я был слишком легко одет на пронизывающем ветру. Я чувствовал себя беззащитным.
И чувство это усилилось, когда, просочившись по переулку, отходящему от Садовой, мы свернули на набережную, залитую сиреневыми фонарями. Равнодушен и тускл был их свет под колпаками из оцинкованного железа, и жестоко они поскрипывали, хотя течения воздуха не было. Подагрической бронзой желтели выхваченные из темноты деревья.
– Не нравится мне здесь, – быстро шепнула Алиса. – Вроде, есть что-то, а что – непонятно…
Она щурилась от нервного напряжения. Лично мне это место тоже почему-то не нравилось. Конечно, с одной стороны нас теперь защищал канал, но тягучая чернота подворотен с другой выглядела как-то очень уж неприятно. Мрачными наледями припечатывала она тротуары. Можно было ступить в нее и провалиться, как в болотную жижу.
Ничего удивительного, что Геррик взял ближе к середине набережной.
От подворотен следовало держаться подальше.
Мы уже почти дошли до моста, когда это случилось. Алиса внезапно остановилась и мелко затрясла головой.
– О, господи!.. – негромко сказала она. Прижала к ушам ладони и несколько раз их вдавила, словно пытаясь прочистить. Лицо стало ее отчаянным. – Нет-нет-нет, не сейчас, великий Хорогр!..
Я даже испугался.
– В чем дело?
– Не слышу, – объяснила Алиса, все так же то отпуская, то прижимая ладони. – Нет эха мира… Как мы пойдем дальше?..
– Но меня-то ты слышишь? – возразил я.
– Тебя слышу. О, господи, но разве же в этом дело? Я не слышу ничего, кроме обычных звуков!.. Тишина – будто весь мир забили ватой!..
– Ну, давай вернемся.
– Нет-нет, возвращаться нельзя! Подожди, не трогай меня сейчас, не надо!.. – Она оторвала руки от головы и повернулась из стороны в сторону, как локатор. Облегченно вздохнула, и складки на лбу разгладились. – Кажется, все… Все-все, я в порядке…
– Надо идти, – хмуровато сказал Геррик, стоявший к нам вполоборота. – Не слышишь, ну – ничего, пока обойдемся – так…
– Это – Тенто, – уверенно заявил Гийом, подтянувшийся сзади. – Больше некому. Я думаю, что он уже где-то здесь.
– Вперед! – коротко приказал Геррик.
Алиса, оттопырив пальцами уши, нацелила их, точно прозванивая пространство, и вдруг, будто выстрелив, метнула вперед руку:
– Оттуда!..
– Койотль!.. – хрипловато сказал Геррик.
Наверное, до конца дней моих я не забуду эту картину. Набережная канала – там, куда показывала Алиса, поворачивала гранитным хребтом, скрываясь за теснящимися домами. Фонари на изгибе ее были почему-то погашены. Зиял туннель мрака с редкими просветами окон. И вот оттуда, из этого угольного туннеля, из мертвящего сквозняка, как мне показалось, потянувшегося по набережной, выскочил на задние лапы безобразный ящер примерно в рост человека, и, подергав туда-сюда бородавчатой мордой, как лягушка, зашлепал по мостовой, стремительно приближаясь.
Я видел это как бы со стороны: бледно-оранжевый круглый живот, выпяченный, точно груша, над ним – маленькие, почти детские лапки с цепкими коготками, выпуклые пластинки панциря – в ртутном свете они казались оливково-гладкими, – шипастый костяной нарост вокруг горла, и – ребристая продолговатая голова с вытаращенными по-жабьи глазами. Я, по-моему, видел молочные пленки, прикрывающие их сверху. Не знаю уж, как мне удалось это все рассмотреть. Даже слизь у раздутых ноздрей поблескивала совершенно отчетливо.
Двигался койотль с невероятным проворством: вот он только что шлепнулся из темноты на дальнем конце набережной, вот, как танк, развернулся, и вот он – уже где-то на середине. А вот – темно-бугорчатая свирепая физиономия совсем рядом. – Фыррр!.. фыррр!.. фыррр!.. – выхрипывала забитая мокротой дыхалка. Жутковатое тинистое зловоние полезло мне в ноздри.
Я закашлялся.
– В сторону, отойди!.. – громовым голосом закричала Алиса.
Я и не подозревал, что она может кричать с таким напором. Меня оглушило, как рыбу, и, кажется, даже отбросило. Я почти ничего не соображал в эти минуты и, по-моему, успел сделать всего один-два шага в направлении тротуара. Ног я не чувствовал, будто шел на резиновых протезах. Кто-то, видимо, подоспевший Гийом, грубовато схватив, дернул меня за шиворот. Я едва-едва сохранил равновесие. А они с Алисой тоже отскочили к ближайшему дому.
Геррик уже стоял с мечом в руках, и по дымящемуся Эрринору стекал лунный отсвет.
Дальнейшее произошло очень быстро. Койотль взвился вверх и шлепнулся на то место, где только что находился его противник. Геррик же за момент до этого переместился метра на полтора. Причем, именно переместился, а не шагнул – как бы туманно размазался по всему интервалу движения. Я заметил даже отслаивающиеся от него силуэты. Клацнули по асфальту когти, громадной метлой шаркнул проехавший хвост, полетели листья – койотль тоже переместился. Взметнулись скрюченные передние лапы, дернулась угловатая морда. Зверь с быстротою молнии ринулся на добычу.
И в это мгновение Геррик сделал выпад мечом.
Они так и застыли некой скульптурной группой – человек, устремленный вперед и вытянувший правую руку; он, казалось, усилием воли удерживал наваливающегося на него ящера, и – койотль, не достающий до него буквально каких-нибудь сантиметров. Я видел мокрые усики, свисающие с изъязвленного подбородка.