Адриан Моул и оружие массового поражения - Таунсенд Сьюзан Сью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нетта буквально спасла мне жизнь в Стоун-хендже.
– Буквально? – удивился я. – То есть одна из тамошних каменюг падала вам на голову, а Нетта…
– Ну может, не настолько буквально, – перебил Крокус, – но Нетта круто изменила мою жизнь. Она заботилась обо мне и любила меня до самого недавнего времени. – Он помолчал. – Однако с женщинами покончено! Пора направить свою энергию на нечто куда более значительное – на борьбу за будущее нашей великой державы.
Когда он наконец ушел, я рухнул на футон, не в силах даже раздеться. В голове само собой сложилось письмо:
Уважаемый Мартин Эмис,
Обращаюсь к Вам с просьбой. Не могли бы Вы на скорую руку просмотреть корреспонденцию, дневники, записи и прочие письменные материалы Вашего покойного отца и проверить, не упоминается ли там, хотя бы мимоходом, дружба Филипа Ларкина с неким Майклом Крокусом из Бибина-Уолде. В частности, не существует ли письма Ларкина с отзывом на рукопись под названием «Привет всем вам». Мне известно, что Ваш отец и Филип Ларкин были лучшими друзьями…
Вторник, 24 декабря
Сочельник
Утром позвонил отец. Событие столь невероятное, что, услышав его голос, я первым делом подумал, что с мамой либо удар, либо она вовсе умерла.
– Ты разбил матери сердце, – сказал он. – Почему ты не пригласил нас вчера на вечеринку по случаю твоего обручения? Ты что, стыдишься нас? Да, мы курим и даже немного попиваем, а твоя мать бывает упрямой ослицей, но…
Я перебил его:
– Папа, не было никакого обручения.
– Полин, не было никакого обручения, – сказал отец.
До меня донесся приглушенный голос матери, она что-то гневно говорила сквозь всхлипы.
Отец перевел:
– Твоя мать говорит, что, по словам нашего молочника, весь вчерашний вечер в «Императорском драконе» пели здравицы в твою честь.
– Передай маме, чтобы ваш молочник проверял факты, прежде чем распускать сплетни.
Отец, отняв трубку от уха, передал мои слова. Мама выкрикнула что-то невнятное, мне удалось разобрать лишь «лжец» и «обручение».
Отец снова забубнил в трубку, но я перебил:
– Могу я обратиться к информбюро напрямую?
– Не можешь. Информбюро лежит на тахте и ревет белугой, – ответил отец.
Тогда я объяснил, что сам не знаю, как обручился, что все это ужасающая ошибка и я не люблю Маргаритку, да что там, она мне даже не нравится. После чего пообещал перезвонить вечером.
Когда я пришел на работу, в магазине уже толпились покупатели – из тех, что в последние минуты, оставшиеся до Рождества, рыщут по городу в поисках подарков. Мистер Карлтон-Хейес едва справлялся с наплывом.
В 11 утра позвонила Нетта Крокус. Маргаритка благополучно вернулась домой из больницы.
– Малышке не терпится повидать тебя, Адриан, – сказала она. – Ты не заглянешь к нам завтра на рождественское чаепитие?
– Извините, миссис Крокус, но завтра в нашей семье вместо чая поминки по нашему любимому псу.
– Маргаритка страшно подавлена, – продолжала Нетта. – Я сделала ей индийский массаж головы и обрызгала всю комнату лавандой, но все без толку.
Стыдно признаваться, дорогой дневник, но я беззвучно шептал в трубку непристойности, надписывая на подарочном ярлыке «Маме от Адриана».
– Даже Георгина не в силах развеселить бедняжку, – добавила Нетта.
– Так Георгина у вас? – откликнулся я.
– Да, в этом году все мои девочки собрались дома на Рождество.
Сказал, что заеду сегодня в Биби и привезу Маргаритке рождественский подарок.
– Мы все тебя любим, Адриан! – С этими словами Нетта повесила трубку.
Примерно в 4.30 вечера снова позвонил отец. О моей помолвке написано в «Лестерском вестнике» на странице частных объявлений, а им уже оборвали телефон – друзьям и знакомым не терпится расспросить о Маргаритке.
– Маме это тяжело дается, Адриан. Она приняла двойную дозу прозака и завалилась спать. Индейку не нафаршировала и вообще ничего не приготовила.
Сбегал на угол за «Лестерским вестником». Извещение было заключено в рамочку, выделяясь среди прочих объявлений:
Майкл и Нетта Крокус
с радостью извещают о помолвке
их дорогой дочери
Маргаритки
и
Адриана Моула.
Мы желаем им гармонии
и духовного совершенства.
О месте и дне свадьбы будет сообщено
дополнительно.
Тираж «Лестерского вестника» 93 156 экземпляров, а приблизительное количество читателей – 239 000. Я похолодел от ужаса.
Возвращаясь в нашу книжную лавку, обнаружил, что большинство магазинов на Хай-стрит закрыто. А ведь я собирался в обед купить рождественские подарки – и что же, теперь поздно? Ворвался в «Хабитат» и потребовал кувалду. Потом ломился в музыкальный магазин, умоляя допустить меня в секцию с Джонни Кэшем.
Правда, в состоянии безумия пребывал не только я. К 5.30 мы остались единственным открытым магазином на Хай-стрит.
К нам ввалилась толпа подвыпивших строителей. Весь день они пропьянствовали, вместо того чтобы закупать подарки для жен и подружек. Строители потребовали подобрать что-нибудь подходящее.
К тому моменту мы уже сбыли все кулинарные книги, в том числе талмуд Делии Смит с автографом и полное собрание Рика Стайна[38] с отпечатком лапы его собачки Чоки.
Подходящая книга нашлась только для одного строителя, штукатура, – руководство по соколиной охоте. Штукатур заявил, что заглянет после Рождества – поискать еще книжек на эту тему. Уходя, он заметил, что штукатурка вокруг камина «какая-то левая», и пообещал после Нового года «навести тут у нас красоту».
Я запер дверь, повесил табличку «Закрыто». В этот момент к двери подскочила темноволосая женщина совершенно невменяемого вида и закричала:
– Вы продаете лампочки для гирлянд?
Я покачал головой и произнес одними губами:
– Извините.
Как же я сочувствовал бедняге.
Перед уходом выбрал несколько книг для своих родных, Пандоры и Найджела.
Потом показал мистеру Карлтон-Хейесу объявление в «Лестерском вестнике». Он пожал плечами:
– Я отродясь не верил тому, что пишут в газетах, дорогой мой.
Только что позвонил на Глициниевую аллею узнать, ждут ли меня завтра по-прежнему. Трубку снял отец.
– У нас все плохо, сынок, – зашептал он. – Звонила Рози, она не приедет на Рождество. Твоя мать наверху плачет под Леонарда Коэна, врубив его на всю катушку.
Я слышал, как где-то вдалеке Леонард Коэн распевает хриплым голосом о сексе и смерти.
– Пожалуйста, приезжай завтра, сынок, – попросил отец. – Без тебя мне этот день не пережить.
По пути в Биби-на-Уолде мне то и дело попадались семьи, готовящиеся к Рождеству. Я подумал об Уильяме в Нигерии и Гленне в казармах Олдершота и понадеялся, что они проверили электронную почту и получили мои поздравления с Рождеством. В глубине души я знал, что мальчики куда больше обрадовались бы нормальным открыткам.
Маргаритка лежала в кровати-карете. Трагедия ее жизни, да и моей тоже, в том, что она походит не на Золушку, но на одну из ее уродливых сестриц. Маргаритка вручила мне подарок и настояла, чтобы я открыл его при ней. Внутри оказался кукольный лофт. С тех пор как я в последний раз видел это сооружение, Маргаритка его изрядно усовершенствовала. На балконе теперь сидел лебедь, а в домике – два малыша. Мальчик походил на меня, а девочка – на Маргаритку. Степень детализации поражала – на кухоньке имелись даже миниатюрный тостер и кофеварка.
– Тебе нравится? – спросила Маргаритка.
– Даже не знаю, что сказать, – пробормотал я.
– Я трудилась над ним днем и ночью, – сказала она. – Глаз не смыкала. Наверное, из-за этого и заболела.
– Тебе нужен отдых, – посоветовал я. – Не вставай с кровати все Рождество, и до встречи в новом году.
– Но мы почти не видели друг друга после помолвки, – возразила она.
Я взял ее руку:
– Но это ведь не настоящая помолвка, верно, Маргаритка?
– Без кольца не настоящая, – согласилась она.
Я вручил Маргаритке свой подарок и попросил не открывать его до утра. Мне не хотелось видеть ее разочарования – это был раритетный неподписанный экземпляр моей кулинарной книги «Потрохенно хорошо!», изданной в дополнение к телепередаче.