Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков

Обреченный на ожидание, я в конце концов припомнил один застольный разговор, случившийся в этом году, весной. Мы тогда посидели за бутылочкой в честь последнего на той неделе воскресенья, в чисто мужской компании – мы пятеро из комендатуры и командированный из округа старлей, покончивший со служебными поручениями и ждавший назавтра попутную машину, а потому охотно к нам примкнувший.

Как водится, первым делом разговор зашел о женщинах – с подачи, как чаще всего случалось, ухаря Феди. В полную жеребятину, как обычно, не скатывались, но беседа протекала довольно вольно – а чего еще ждать от молодых неженатых офицеров? (Старлей из округа оказался тоже неженатым и не пуританином.)

Когда и эта увлекательная тема чуть прискучила, заговорили о вещах более высоких – о литературе. Правда, со специфическим, что ли, уклоном: речь зашла о «Трех мушкетерах», и был поставлен вопрос: а как, тыщу раз пардоньте, управлялись с естественными потребностями господа мушкетеры? Ну, в странствиях по безлюдным местам понятно: перелески-кустики и во Франции наличествуют. Но все же: чем, еще раз пардоньте, подтирались? Неизвестно, растут ли во Франции лопухи. И главное, совершенно непонятно, как обстояло с этим делом в городах, у Дюма об этом ни словечка.

Вопрос поднял Коля Шуранов, человек приземленный, не романтик, любивший во всем докапываться до сути, и мы заинтересовались: а как, в самом деле, обстояло с нужниками во времена кардинала Ришелье? Без них, ежу понятно, просто не обойтись.

Старлей из округа сказал, что читал где-то: обходились ночными горшками, а их содержимое потом непринужденно выплескивали из окон на улицу, нимало не заботясь о прохожих. Кое-кто засомневался, что именно так и обстояло: Франция как-никак страна культурная, наверняка были какие-то нужники. Попутно обнаружили после долгого обсуждения: тема отхожих мест вообще в литературе не затронута.

Самый молодой у нас, Сережа Грохотов, мальчик из очень интеллигентной ленинградской семьи, очень горячился и доказывал, что у литературы свои законы и настоящая большая литература не касается бытовых вульгарных подробностей вроде сортиров и всего с ними связанного. На что Федя возразил не без ехидства: а как же «Похождения бравого солдата Швейка»? Там этим бытовым вульгарным подробностям уделено изрядно места – а ведь «Швейк» тем не менее считается именно что большой литературой?

Сережа был чуточку сконфужен. Но диспута меж ними не случилось – мы решили, что выбрали не самую подходящую тему для разговора за столом, и переключились на более насущное: заспорили об автоматах. Прав ли маршал Кулик, считающий их чисто полицейским оружием, или они годятся для войск, что подтвердилось в финскую войну, когда у белофиннов в немалом количестве обнаружились автоматы «Суоми»? Вот это было гораздо интереснее, чем толковать о сортирах во времена мушкетеров, – к тому же старлей, как выяснилось, в сороковом служил на финской границе, держал в руках «Суоми» и даже чуть пострелял на полигоне под Тосно…

Из сортира я, как оказалось, вышел последним, отчего испытал некоторое смущение – получалось, что все ждут одного меня. Никто, впрочем, меня не попрекнул ни словом, ни взглядом, даже Алатиэль никаких отрицательных эмоций не демонстрировала – ну хоть не смотрела как на пустое место, и на том спасибо. Пусть обстановка вокруг была самая диковинная, все равно неприятно, когда красивая девушка, пусть из другого мира, тебя старательно игнорирует…

Уселись в седла. Грайт с очень серьезным лицом проделал странную манипуляцию: коснулся ладонью правого виска, потом левого, потом приложил ладонь к сердцу и пошевелил губами, словно произнес про себя короткую фразу. То же сделал Лаг, а за ним и Алатиэль – правда, сразу видно, в отличие от мужчин отнесшаяся к этому без особой серьезности, словно, не желая перечить отцу-командиру, исполняла докучливую несложную обязанность. Надо полагать, это они так крестились, или как там это у них называется, мне без разницы. Сам я креститься перед дальней дорогой и не подумал: я ж неверующий, в церкви был единственный раз в жизни – любопытства ради в католическом костеле…

– Ты не собираешься прочесть напутственную молитву? – с искренним любопытством спросил Грайт. – Я знаю, у вас многие ни в каких богов не верят, но храмы у вас есть, и я видел, что некоторые делают так, – он неуклюже перекрестился. – Сана говорила, так положено…

Припомнив, что икон у Оксаны я не видел, ответил:

– Я из тех, кто не верит.

– Интересно, тебе от этого легче или труднее жить? – снова с неподдельным интересом спросил Грайт.

– Как-то никогда не задумывался, – сухо ответил я чистую правду.

Не хватало еще вести здесь и сейчас антирелигиозную пропаганду. Впрочем, и Грайт не собирался вести среди меня религиозную пропаганду: пожал плечами с непроницаемым видом и тронул коня.

Очень быстро обнаружилось, что от дома в лес ведет широкая тропа, по которой свободно могли бы проехать четыре всадника в ряд и им не было бы тесно. Судя по тому, как убита копытами земля без единой травинки, верховые ездили здесь часто, охотничий домище явно был местом популярным.

У нас как-то сам собой установился другой порядок следования: Грайт и Алатиэль ехали впереди, я за ними, отставая на пару корпусов, следом Лаг с верховыми лошадьми в поводу. Кони шли мерной рысью – сразу понятно, привыкли к долгим переходам. Шупташ мне не доставлял ни малейших хлопот – прекрасно слушался поводьев, нисколько не фордыбачил и не показывал норов.

Пока что поездка выглядела вполне мирно: разбойники не кидались наперерез из густых кустов, не попадалось ничего похожего на большого хищного зверя. Пару раз от тропы улепетывали, заполошно кидались в чащобу какие-то мелкие зверушки, желтые с черными полосами на спине, но оба раза мне не удавалось их рассмотреть, о чем я нисколечко не сожалел – видно, что для человека неопасны, а вот сами человека пугаются, и этого достаточно. Мои спутники не обратили на них ни малейшего внимания, значит, и мне не следовало предаваться пустому любопытству.

Лес был полон птичьего щебетанья и гомона, не особенно и отличавшегося от того, к которому я привык дома. Представления не имею, насколько отличались здешние птахи от наших, – ни одной не увидел настолько близко, чтобы хорошо рассмотреть. Один раз с ветки при нашем приближении сорвалась, треща крыльями, крупная птица размером с ворону, а после дорогу пересекла стайка гораздо более мелких, размером с воробья, но я и их не рассмотрел толком – я не орнитолог и не с научной экспедицией сюда попал. Мне бы побыстрее отсюда вырваться, ничего