Паника - Александр Мазин

— Ветер хорошо дует сейчас! — сказал чернокожий. — Где остров?

— Нарисуй ему, сынок! — попросил Джибс.

Рохан по памяти изобразил часть побережья и примерное расположение Козьего Танца.

— Очень хорошо, брат! — кивнул Тарарафе. — Слушай меня и убьешь всех своих врагов! — При этом лицо негра осветила по-детски радостная улыбка.

— Значит, лодка! — резюмировал Джибс.

— Я умею управляться с парусом! — сообщил Рохан. — И прокладывать курс!

— Тара! — сказал Джибс. — Покупаем лодку!

Африканец поднялся.

— Пойду говорить с Матаком! Нужна хорошая лодка. Он поможет!

— Твой друг меня восхищает и пугает одновременно — сказал Рохан, когда Тарарафе ушел.

— Теперь он — и твой друг! — напомнил Джибс. — Тара — сильный человек! Его отец был не просто шаманом, а чем-то вроде верховного жреца нескольких племен. Власти обидели его — посадили в тюрьму. Правда, вскоре выпустили: кто посмеет здесь, в Африке, всерьез оскорбить сильного шамана? Это хуже, чем публично ударить полицейского! Но Тара —он в то время был куда моложе, чем сейчас, — обиделся на родичей и ушел из племени! И в конце концов стал моим помощником в Кенийском заповеднике. И занял мое место, когда я уехал в Штаты. Но его жизнь — особая история! Я знаю его уже много лет. Два года мы не виделись, а сейчас я позвал — он приехал. Люблю иметь его рядом, когда жарко! — Джибс засмеялся. — И не только потому, что он отлично стреляет. Он ведь еще успевает подумать, прежде чем выстрелить! Я, например, не успеваю! Кстати, хочу тебе кое-что показать!

Он встал, подошел к вещам и вернулся, неся свой автомат и пистолет, который давал Рохану.

— Займись-ка делом! — сказал он, выщелкивая пистолетный магазин на ладонь и проверяя, не осталось ли патрона в стволе. — Вот тебе масленка, ветошь, шомпол! На! Пока не заблестит!

— Один выстрел — а сколько грязи! — пошутил Рохан.

— Вчера надо было этим заняться, но я тебя пожалел. Как себя чувствуешь?

— Прекрасно! — ответил Рохан и не покривил душой.

Лучи света, прямые, желтые, почти вещественные, длинными клинками пронзали воздух, вырываясь из щелей. Рохан использовал один из них, чтобы оценить качество своей работы.

У смазочного масла был запах, напомнивший Рохану его второго деда, Хамстера. Вернее, трактор у него на ферме и себя, трехлетнего, которому дед давал подвигать рычаги.

Рохан поднял голову и перехватил взгляд Джибса. Тот смотрел, как молодой человек управляется с коротеньким шомполом. Собственные руки Джибса двигались совершенно автоматически.

— Дин, — спросил Рохан, глядя на эти заученные движения, — ты воевал? Где?

— Воевал? — Джибс рассмеялся. — Ну нет! Я — пацифист!

— Я серьезно!

—И я— серьезно! Когда шла война с Гитлером, я жил в монастыре, в Корее. Когда начали стрелять в самой Корее, судьба подобрала для меня местечко здесь, в Африке. А ко времени вьетнамской войны я был уже слишком стар для дяди Сэма!

— А вот Сэллери…

— Твой Сэллери — идиот! — сердито перебил Джибс. — Я угробил на него три года не для того. Чтобы он сделался убийцей! Три года, чтобы сделать из него воина! А он плюнул и поперся охотиться на маленьких желтых дьяволов, чтобы другим маленьким желтым дьяволам было поменьше работы!

— Но его долг… — попытался возразить Рохан. — Мы, американцы, должны…

— Мы, американцы, не должны нырять в дерьмо, чтобы показать, какие мы крутые! Пусть маленькие желтые дьяволы сами разбираются друг с другом! И большие черные — тоже. Понадобилось тридцать лет, чтобы толстощекие поняли: главное достоинство освободителя — вовремя освободить от своего присутствия! Вот так!

Он выбросил левую руку и поймал большую зеленую муху, кружившую с жужжанием над частями автомата, разложенными на циновке.

— Вот так! Поймал! Встряхнул! Отпустил!

Джибс разжал кулак и муха с возмущенным гудением вылетела в дверь.

— Урок политики! — продолжал Джибс. — Оса. Полезла в банку с яблочным повидлом. Увязла. Ты. Хочешь ее спасти. Берешь ее за крылышки и быстро. Быстро! Выдергиваешь и бросаешь подальше. Пока она не попробовала на тебе жало! Поди растолкуй осе, что ты ее спас! Поди растолкуй нищему тощему зулу, что толстый богатый белый, ты, толстый богатый белый, хочешь ему помочь! О, зулу знает, как ты можешь ему помочь! Из твоей одежды он сделает юбку! Часы повесит на шею! «Паркер» воткнет в мочку уха! И скажи спасибо, если твое мясо покажется ему неподходящим для праздничного супа! Вот этим, — Джибс за каких-нибудь несколько секунд собрал автомат и прицелился в Рохана, — вот этим ты можешь отстоять свой галстук, свои часы и свой «паркер» с золотым пером! Но не переубедишь зулу!

Он лязгнул затвором, присоединил магазин и вытер руки ветошью.

— Вот почему я — пацифист! — завершил он. — Дай я покажу, как это ставится!

— Для пацифиста ты слишком хорошо стреляешь! — заметил Рохан, передавая пистолет.

— Я? Хорошо? — Джибс рассмеялся. — Вот Тара действительно хорошо стреляет! Будь у него это большое ружье, когда мы встретились в первый раз, прощай старина Райноу! Но у Тарарафе тогда был древний кремневый динозавр! И шел дождь! А у старины Райноу еще не было этой игрушки, — он показал на автомат, — а был старенький карабин да пара рук. А все-таки это куда больше, чем кремневое ружье. Но Тара был совсем молодой и думал иначе. Кроме того, рядом лежала пара превосходных бивней…

— Браконьер, — сказал Рохан.

— Он — сын шамана, но — из племени охотников. Когда лев видит в саванне фигуру человека с длинным копьем и большим щитом, лев спешит убраться подальше. Потому что человек этот — масаи. И такими они были задолго до того, как в Африке появился первый американец. А если лев бежит от человека с копьем, то что он может сделать против четырех парней на «хаммере» с автоматами? Что-то Тара задерживается! — перебил он сам себя.

— Сходи взгляни! — предложил Рохан.

— Чуть позже. Ну вот, так что мы в Кении, или в ЮАР, или в Танзании, словом, везде, где есть парки, вынуждены вести нашу маленькую, войну. Не то не останется ни слонов, ни носорогов, ничего! Ты же знаешь историю с бизонами? Здесь было то же. Один охотник укладывал за день дюжину слонов. Спорт своего рода! Напоминает мне о парне из Чикаго, что залез на крышу и из винтовки с оптическим прицелом подстрелил восемнадцать человек. Правда, он не украсил их высушенными головами свою гостиную! Но только потому, что в цивилизованных странах это не принято. А почему бы африканскому парню не заработать сотню-другую, продав пару бивней? Или десяток пар? И если раньше лихой парень пользовался стальной проволокой и отравленными стрелами, то теперь к его услугам русский АК вроде этого. И заметь, он у меня появился намного раньше, чем правительству пришло в голову вооружить автоматами — нас. Так что спасибо лихому африканскому парню, которого подвел слух!

— Суровая у вас жизнь! — сказал Рохан. — Я-то думал, что егеря занимаются животными. — И что, в Парке Крюгера тоже…

— Везде! — сказал Джибс. — Но не думай, что все так печально! Теперь у нас есть самолеты, газ, техника. Патрульные с воздуха вызывают нас, как только замечают неладное. А уж мы прочесываем местность, пока не найдем голубчиков! Тогда остается лишь вытрясти у оставшихся в живых информацию и выпотрошить тайники! Кстати, почти половина егерей — из бывших браконьеров. Меньше риска и — единственный способ уйти от мести старых друзей!

— И Тарарафе — тоже?

— Нет! Я купил его иначе. Отвез в питомник, где выкармливали пару носорожков, потерявших матерей. А носорог — что-то вроде тотема его отца. Кстати, прозвищем я тоже обязан Тарарафе! Мои учителя в Корее внедряли мне в мозги: огнестрельное оружие — оружие труса! Но когда смотришь сюда, — он постучал по стволу автомата, — мировоззрение немного меняется! А! Вот и Тара!

Чернокожий вошел в хижину и присел на корточки.

— Я договорился! — сказал он. — Через час пойдем смотреть лодку!

— Вот эта! — сказал Матак, указывая на суденышко. — Хозяин хочет двести баков!

— Многовато! — сказал Тарарафе, и оба чернокожих принялись солидно обсуждать достоинства и недостатки парусника. Причем Матак напирал на достоинства, а Тарарафе — на недостатки.

Рохан подошел поближе и стал разглядывать лодку.

Она явно ничем особенным не отличалась от десятка других суденышек, стоявших тут же, у деревянных пирсов. Едва ли больше пятнадцати футов в длину, лодка напоминала уменьшенный самбук. Наклоненная вперед мачта была принайтована к столбу, укрепленному перед мачтовой банкой. Парус — один. Однако обводы вполне приличные. И дерево крепкое. Палуба была только над ютом, но, без сомнения, суденышко выдерживало и выдержит не слишком свирепый шторм.

— Сумеешь одолеть сотню миль на этой замарашке? — спросил Джибс.

— Да! — уверенно ответил Рохан.