Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю - Василий Песков

Впрочем, чем жарче климат, тем больше змей. Больше двадцати видов живет в Туркмении. Четыре из них очень ядовиты: кобра, эфа, гюрза, щитомордник… Укус — смерть. Именно эти змеи нас интересуют.

Вот, наконец, и «змеиное место». Заросший камышом ручей, развалины очень древних глиняных построек.

Один из охотников выразительно поднимает палец: «Есть!». У норы — вмятины змеиного следа. «Тощая ползла, — определяет Борис, — значит, вечером выйдет на охоту».

Отмечаем нору веточкой с клочком газеты и разбиваем палатку. Скорее, скорее под спасительный брезент. Кажется, еще немного — и мы свалимся от солнечного удара.

Приходим в себя после крепкого зеленого чая. Наши алюминиевые кружки наполняет Борис. Почему-то только теперь замечаю бесчисленные царапины и шрамы на его руках.

— Вся биография здесь, — замечает мое любопытство Борис. — Это вот, пониже локтя, раненый барс рванул, это шакал отметил, а подобный след оставляет заяц. Такова участь зверолова — все живьем приходится брать, вот и носишь звериные отметки.

— Ну, а змеи?

— Было. Видите, от первой кобры память.

Я ведь рос в пустыне. Восемь лет мне было, когда кобра ужалила сестру. Сквозь хромовое голенище достала. Растерялись дома — скорее за знахаркой… усердно шептала бабка. Только через день сестра уже под образами лежала… А через год кобра меня хватила. Как раз в палец — птичьи яйца в развалинах искал. Прибежал домой белый. Мать сразу догадалась. «Топор, — кричит, топор дайте!» Раз! Сама в обморок. А я хоть и лишился пальца, зато жив. И вот ведь как бывает — змееловом стал.

Много любопытных историй услышал я под парусиновым навесом. Третий наш спутник, Всеволод Дмитриевич Потопольский, молчавший всю дорогу, оказался великолепным рассказчиком и знатоком змей… Жаркий день пролетел незаметно. Когда солнце нацелилось на барханы, Борис скомандовал: «Пора!».

Сели шагах в двадцати от бумажной отметки. Охотники достали суковатые рогульки, я еще раз осмотрел фотоаппарат…

Кобра показалась как-то неожиданно. Резко высунулась темная голова, и сразу же гибкое тело зазмеилось по откосу. Скорее отрезать путь к отступлению!..

— Теперь не уйдешь, голубушка, — бормочет Борис, описывая круги возле змеи. Вот его ноги уже в одном метре… Кобра делает последнюю попытку уйти, но суковатая палка преграждает дорогу. — Ага, бой! Что же, принимаю.

Кобра резко выгибается, теперь ее голова высоко над землей. Напружиненное тело слегка подрагивает, чуть ниже головы раздувается шея, как бы вырастает широкий «воротник». Это сигнал: «Теперь берегись, пощады не будет». Неуловимое движение, и Борис смахивает со штанины капельку яда. Кобра, видимо, удовлетворенная нападением, на секунду застывает, а потом пытается уползти. Этого только и ждали. Рогулька касается змеиной «шеи». И вот она уже плотно прижата к песку. Мгновение… И кобра схвачена за хвост! «Нет, так легко я не сдамся», — змея выгибается дугой…

Неистово кручу катушку аппарата — кончилась пленка. А какие интересные кадры! Какие кадры уходят! Вот-вот кобра достанет бедро Бориса… Но в том-то и заключается мастерство охотника — он вовремя увернулся, а голова змеи нырнула в ловко подставленный Всеволодом Дмитриевичем мешок. Все! Поединок окончен.

Змееловы.

Что теперь будет с коброй? Зачем эти смелые люди подвергают себя такой опасности?

— А вот зачем, — Всеволод Дмитриевич достает из сумки коробочку со стеклянными ампулами. На них надпись: «Антикобрин»…

Издавна в этих местах страдали люди от змей. Ужалит — руби палец, руку. Иначе смерть.

Некоторые разрезают ранку и высасывают яд. Иногда помогает. А сколько скота гибло в Средней Азии… Целый научный центр был организован в Ташкенте для борьбы со змеиными укусами. И лучшим лекарством оказался… сам змеиный яд. Вернее, сыворотка, приготовленная с помощью яда.

Очень маленькими дозами заражают лошадь. Потом количество яда увеличивают, увеличивают. Кровь лошади вырабатывает противоядие. Из нее и делают лечебные сыворотки: «Антикобрин», «Антигюрзин»…

Три дня длилась наша охота. В развалинах поймали еще одну кобру, в песках — двух степных удавчиков. Удавчики совсем не ядовиты.

Всеволод Дмитриевич прихватил их для Дворца пионеров. Зато в том же мешке, отделенные от удавчиков перегородкой, тяжелыми кольцами лежали две самые страшные змеи — гюрзы.

— Коварная, — сказал Борис про гюрзу, — никогда не знаешь, с какой стороны бросится. Кобра — та «благороднее», предупреждает.

Именно гюрзу выбрал Борис, чтобы показать, как берут у змеи яд. Было это уже в Ашхабаде. Немигающими злобными глазами глядела змея.

— Готовьте свой аппарат, — кивнул мне Борис и приоткрыл крышку террариума.

Так берут у змеи яд.

Какие-то колдовские движения деревянным пинцетом — и вот уже толстая серая змея извивается в руке. Правой рукой Борис держит чистый пластмассовый стаканчик. В широко раскрытой змеиной пасти выпрямляются ядовитые зубы.

Одно неверное движение — и они вопьются в руку. В бессильной ярости змея готова вонзить зубы во что угодно. И тут к пасти осторожно подносят стаканчик. Удар челюстей! По прозрачным стенкам стекает янтарная капелька.

Это и есть страшный змеиный яд… В малых количествах яд целебен. И теперь ядом лечат ревматизм, эпилепсию, болезни уха, горла, носа, пробуют лечить рак…

Яд дорог. Он имеет сложное химическое строение, получить его в лабораториях не удается. Приходится ловить змей. Их держат в питомниках. Но змея плохо переносит неволю и скоро погибает. Поэтому еще и еще идут смелые охотники в пустыню. Рискуя жизнью, они добывают для людей дорогое лекарство.

Фото автора. 14 сентября 1958 г.

Сладкий сок земли

По степи идет деревенская осень. Первые заморозки поджигают клены на сельских околицах, сгоняют сорок ближе к жилью, заставляют людей думать о недалекой зиме.

Обильна нынешняя осень. В садах еще держится аромат антоновки, с бахчей тянутся скрипучие телеги с последними арбузами, успело почернеть под ветрами ржаное жнивье, убрана картошка. Но не опустели еще поля, не все свезено еще в закрома и амбары.

В пояс прохожему склонились подсолнухи. Они уже не в силах поворачивать за солнцем отяжелевшие головы. Но их время еще не подошло.

Изредка забежит какая-нибудь девчонка, скрутит шляпку, где семечки покрупнее, и бегом догонять подруг. Но некогда девчонке грызть семечки. Целый день пролежит подсолнух у девичьих ног.

Слишком много работы. Подъезжают машины: давай, давай!.. Только в сумерки затихают голоса на поле. Идет уборка сахарной свеклы.

Эти трое друзей, похожие на веселых поварят, работают не на кухне, а на большом заводе. Впрочем, они не обижаются, если их в шутку называют поварами. Друзья варят сахар. Когда вы сядете за стол и положите в стакан белоснежные кусочки рафинада, вспомните Толю Свищева, Сашу Дедова, Васю Корчагина, девушек, растящих свеклу, шоферов, от зари до зари не выпускающих из рук баранку. Они хорошо трудятся, чтобы на каждом столе у нас был чай сладкий.

Много лет на воронежских полях выращивают свеклу, но такого урожая не помнят. Сейчас у колхозников одна забота: успеть бы убрать.

Очень много уродилось свеклы. Посеяли ее в этом году больше обычного, ухаживали лучше, погода подсобила. Вот и дает земля в круг почти по двести пятьдесят центнеров сладких корней с гектара. А где земля пожирнее да руки поприлежнее, и по четыреста дает.

Больше двадцати звеньев растили этим летом свеклу в колхозе имени Жданова Березовского района. Свекла труд любит. Много раз склонялись девушки к земле, пропалывая, прореживая, подкармливая капризные зеленые рядки. Но золотые сентябрьские дни бабьего лета — самые напряженные. Звено Раисы Бочаровой — молодежное, но не удивляйтесь, если рядом с девушками на поле вы увидите старух и ребятишек. Уборка — дело святое. На помощь дочерям и сестрам осенью приходит все семейство. Такая уж традиция у свекловодов. И старые, и малые радуются, когда шоферы привозят со свеклопунктов сводку: «350 центнеров с гектара!».

Целый день пылят степные дороги, целый день вереницы машин везут с полей сладкое богатство. Но на этом забота об урожае не кончается. Сядем на одну из попутных машин и поедем на сахарный завод, в Березовском районе он недалеко от полей. Еще не въезжая в ворота, видим вокруг цехов какие-то гигантские «укрепления». Подъезжаем ближе — это бесчисленные горы свеклы. С каждым днем горы растут и растут.

Завод — как домна. В августе его запустили, и теперь днем и ночью дымят его трубы. Беспрерывным потоком идет в котлы свекла, а на другом конце завода с транспортера беспрерывно сходят мешки с сахарным песком. Каждый день к заводу подходит пять-шесть вагонов. Каждый день страна получает отсюда 1700 центнеров сахара. Обычно завод перерабатывал весь запас свеклы к середине марта. В этом году свеклы хватит до середины лета. Значит, к концу сезона будет сварено четыреста тысяч центнеров сахара.