Журнал «Вокруг Света» №07 за 1987 год - Вокруг Света

Последним из дома вышел Неарс. Он запер дверь и последовал за остальными по тропинке, ведущей к скалам, но вдруг с удивлением заметил, что навстречу ему бежит Поттер.

— Там действительно что-то есть, сэр,— сказал он, и то были его первые слова за весь вечер.— Нечто напоминающее Уайза...

— Вы просто бредите! — только и смог вымолвить сыщик.— Прямо сборище сумасшедших!

— По-вашему, я мог не узнать хозяина? — на удивление резко возразил секретарь.

— Неужели и вас следует отнести к числу тех, кто, говоря словами Холкета, должен просто ненавидеть старика? — раздраженно осведомился Неарс.

— Возможно,— ответил Поттер.— Но так или иначе, я знал его достаточно хорошо и, можете поверить, видел именно Гидеона Уайза, будто окаменевшего в лунном свете.

Юноша указал рукой в сторону расщелины в скалах, где и в самом деле белело нечто вроде лунного света или всплеска пены, который по мере приближения к нему принимал все более реальные очертания. За время разговора они подошли уже на добрую сотню шагов, но светлое пятно не двигалось, только стало напоминать статую, отлитую из серебра.

Поттер не скрывал, что напуган не меньше Генри Хорна. Даже Неарс заметно побледнел и остановился. Да и видавший виды журналист не торопился подходить ближе без особой необходимости. Только патер Браун спокойно продвигался вперед обычной ковыляющей походкой, словно направлялся к привычному рекламному щиту, чтобы прочесть объявления.

— Вы единственный из нас, верящий в призраки,— обратился к священнику Бирн,— и почему-то совершенно не обеспокоены...

— Одно дело верить в привидения вообще, и совсем другое — поверить в конкретное привидение,— загадочно произнес патер Браун.

Репортер смутился и украдкой бросил взгляд в сторону обрывистого мыса, залитого холодным светом луны.

— Я не верил, пока не увидел своими глазами,— сказал журналист.

— А я, наоборот, верил до тех пор, пока не увидел,— задумчиво произнес патер Браун.

Священник двинулся дальше. Бирн стоял и наблюдал, как он тяжелым неторопливым шагом пересекал обширную пустошь, которая, постепенно поднимаясь, переходила в скалистый мыс. Местность напоминала пологий холм с отрезанной морем половиной. В мертвенном блеске луны трава походила на длинные седые волосы, зачесанные ветром в одну сторону. Там, где скала, выветрившись, обнажила мел, словно сияющая тень, высилась непонятная бледная фигура.

Внезапно Генри Хорн, оставив позади охранников, обогнал патера Брауна и с пронзительным криком упал на колени перед видением.

— Я во всем сознался! Зачем же было являться нам? Сообщить, что я убил вас? — воскликнул поэт.

— Я пришел сказать, что вы меня не убили,— ответил призрак и протянул руку к юноше.

Вскочив на ноги, Хорн снова вскрикнул, но уже совсем по-иному, так что все поняли: рука, коснувшаяся его, была вовсе не бестелесна.

Такого не испытывали даже много повидавшие сыщик и журналист. Что же произошло? От скалы постепенно отслаивались мелкие камешки и падали в расщелину. Часть из них задерживалась в широкой трещине. Так со временем вместо пропасти здесь образовалось нечто вроде уступа в форме карниза. Старик Уайз был еще достаточно крепок. Он упал как раз на эту небольшую площадку и провел там страшные двадцать четыре часа, пытаясь выбраться наверх по скале, которая постоянно крошилась и осыпалась под ним, пока, наконец, не образовала некое подобие лестницы. Это кое-как объясняло и описанный Хорном зрительный обман с белой волной, то появлявшейся, то исчезавшей и, в конце концов, застывшей на месте.

Таким образом, перед ними стоял собственной персоной Гидеон Уайз из плоти и крови, с седыми волосами и грубым лицом, в белой пропылившейся одежде. Правда, на сей раз старик был не столь груб, как обычно. Вероятно, миллионерам иногда полезно провести сутки на скалистом обрыве, всего в каких-то тридцати сантиметрах от вечности. Во всяком случае, Уайз не только отказался обвинять Генри Хорна в преступлении, но и совершенно по-иному описал случившееся. Оказывается, он вовсе не был сброшен вниз подозреваемым. Просто край скалы сам обвалился под его тяжестью, а юноша, даже наоборот, попытался прийти ему на помощь.

— Там, на уступе, ниспосланном мне провидением, я поклялся прощать своих врагов,— торжественно произнес Уайз.— И таить злобу на Хорна за подобный проступок было бы совсем непорядочно.

Молодому поэту, правда, все же пришлось удалиться в сопровождении полицейских. Но Неарс был уверен, что тот скоро выйдет на свободу, отделавшись в худшем случае легким наказанием. Ведь не так часто обвиняемый в убийстве имеет возможность пригласить в суд саму жертву в качестве свидетеля защиты.

Когда сыщик и его спутники двинулись в город по тропе вдоль обрывистого берега, Бирн неожиданно сказал:

— Очень необычный случай!

— Да,— согласился патер Браун.— Возможно, это вовсе не наше дело, но хотелось бы кое-что обсудить с вами. Давайте немного постоим здесь.

После недолгого раздумья журналист согласился.

— Значит, вы уже подозревали Хорна, когда высказали мысль, что еще не каждый рассказал все известное ему? — поинтересовался он.

— Нет. Говоря так, я имел в виду неправдоподобно молчаливого мистера Поттера, секретаря преждевременно оплаканного Гидеона Уайза.

— Мне пришлось разговаривать с Поттером один-единственный раз,— задумчиво произнес Бирн.— Он производил впечатление сумасшедшего, но кто бы мог подумать, что этот юноша — соучастник преступления. Поттер болтал какую-то чепуху о морозильнике.

— Да? Естественно, я предполагал, что он догадывался о многом, однако никогда и не помышлял обвинить его в причастности к убийству,— возразил патер Браун.— Меня больше интересует, достаточно ли силен Гидеон Уайз, чтобы выбраться из пропасти.

— Как прикажете вас понимать? — спросил удивленный репортер.— Разумеется, старик Уайз выбрался наверх: он же только сейчас стоял перед нами.

Вместо ответа священник поинтересовался:

— А каково ваше мнение о Хорне?

— Понимаете ли, его, в сущности, даже нельзя назвать преступником,— ответил Бирн.— Да Генри вовсе и не похож ни на одного из убийц, которых я видел. А у меня, поверьте, имеется некоторый опыт.

— А я, напротив, могу представить его лишь в подобном качестве,— спокойно произнес патер Браун.— В преступниках вы разбираетесь лучше. Но есть одна категория людей, о которой я знаю столько, сколько не известно ни вам, ни даже Неарсу. Я часто сталкиваюсь с ними и до мелочей изучил их привычки.

— Другая категория людей? — повторил озадаченный журналист.— Но какая же именно?

— Кающиеся,— просто ответил патер Браун.

— Я не совсем понял. Вы хотите сказать, что не поверили в преступление Генри Хорна?

— Не в преступление, а в раскаяние,— поправил журналиста патер Браун.— Мне приходилось слышать множество признаний, но сегодняшнее абсолютно не похоже на неподдельно искреннее. Оно чересчур романтично. Вспомните, как он говорил о клейме Каина! Прямо по книге. Поверьте мне, нынешние преступления слишком частны и прозаичны, чтобы так быстренько подыскивать им исторические параллели, пусть самые подходящие. Да и зачем Хорн так усердствовал, заявляя, что не предаст своих товарищей? Ведь этим он уже выдал их!

Патер Браун отвернулся от репортера и уставился в морскую даль.

— И все же непонятно, куда вы клоните,— воскликнул Бирн.— Стоит ли виться вокруг Хорна с какими-то подозрениями, если он прощен жертвой? Во всяком случае, он выпутался из дела об убийстве и теперь в полной безопасности.

Патер Браун резко всем телом повернулся к собеседнику и в необъяснимом волнении схватил его за плащ.

— Вот именно! — прочувствованно сказал священник.— Попробуйте уцепиться за это! Хорн в полной безопасности. Он вышел из воды сухим, но как раз поэтому-то и является ключом ко всей загадке.

— Не понимаю,— тихим голосом произнес совершенно сбитый с толку Бирн.

— Хорн наверняка замешан в данном деле как раз потому, что выкрутился из него. Вот и все объяснение,

— И притом очень вразумительное,— съязвил журналист.

Некоторое время оба стояли и молча глядели на море. Потом патер Браун сказал с усмешкой:

— Тогда давайте вернемся к морозильнику. Первую ошибку в оценке событий вы допустили там, где ее и полагалось сделать большинству газетчиков и политиков. А все потому, что давно внушили себе: в современном мире богачам нечего бояться, кроме социализма. Однако это злодеяние не имеет никакого отношения к социалистам. Они должны были послужить преступникам ширмой.

— Да, но ведь убили сразу трех миллионеров,— запротестовал Бирн.