Во тьме Эдема - Крис Бекетт

Но я ушел к групповой выгребной яме, которую мы выкопали в зарослях звездоцветов, достал кольцо из кармашка на повязке и поднес его к цветку.

На ощупь оно было гладким-прегладким, но не везде. Снаружи вдоль всего кольца тянулась волнистая линия, и металл по обе ее стороны был разного цвета, а внутри, клянусь сердцем Джелы, я разглядел мелкую-мелкую надпись. Мало кто из новошерстков умел читать, но Белла объяснила мне, какая буква обозначает какой звук, и научила складывать их в слова. Я мог прочесть множество старых имен и слов, нацарапанных на деревьях по всей Семье. И, разумеется, я прочел имя внутри кольца, написанное маленькими-премаленькими буквами с такой аккуратностью, какая и не снилась обитателям Эдема, которые писали на клочках коры, камнях и стволах деревьев. Да и никто старше тридцати-сорока бремен сроду бы не прочел его своими слепнущими глазами. Это было самое известное имя в Семье: «Анджеле, — гласила надпись, — с любовью от мамы и папы».

Анджел в Семье хватало — и Джел, и Энджи, как их обычно звали, — но это могла быть только та самая Анджела, которая прилетела в Эдем давным-давно, в начале времен. Это было ее кольцо. То самое, из истории, — кольцо, которое Анджеле еще на Земле подарили родители и которое она потеряла, собирая пеньковицу, да так и не смогла найти.

Меня снова пробрала дрожь, пронизавшая все тело и мозг, как бывает, когда спишь с женщиной и кончаешь. В такие минуты сомневаешься: вдруг ты что-то напутал и все это лишь сон или выдумка, которую ты принял за реальность. До того странно-престранно было держать в руках то самое кольцо и знать наверняка, что эта часть Истинной Истории — чистая правда. Так необычно осознавать свою связь с нею, чувствовать себя в некотором роде ее завершением, потомком Анджелы, который наконец-то нашел ее кольцо. И еще диковинней — от того, что незадолго до этого, когда я сидел на берегу Глубокого озера, мне почудилось, будто наша мать Анджела тоже туда приходила.

Клянусь именами Майкла! Люси Лу была бы счастлива, найди она это кольцо. Она бы нам все уши прожужжала своими байками! Казалось, будто тень Анджелы и впрямь бродит где-то поблизости, следует за мной по пятам. И ни за что не отпустит.

Сидя на корточках в звездоцветах и притворившись, будто испражняюсь, я вспоминал всю историю. Как Джела потеряла кольцо. Как позвала на помощь Томми и детей. Тогда во всем мире не было других людей, кроме Томми, Джелы и их деток. Джела закричала, чтобы они пришли и помогли ей, все кричала и кричала, как будто ненавидела их, и требовала, чтобы они часами ползали в лесу по земле, день за бднем, и искали кольцо, которое ей подарили мама с папой.

— Это всего лишь кольцо, — заметил Томми. — Самая обычная вещь. Как камень или палка. У тебя есть мы, дорогая. У тебя есть я и дети.

— Не нужны мне твои чертовы дети, — отрезала Анджела, — и ты, жалкий никчемный эгоист, мне даром не нужен! Я хочу к маме. Я хочу к папе. Я хочу вернуться в свой дом, который ты у меня отнял!

И она плакала, плакала, плакала целых девять дней и спячек подряд, а дети зажимали уши и гудели, мычали, издавали всякие дурацкие звуки, лишь бы не слышать жестоких слов, которые говорила Анджела, и отогнать грустные-прегрустные мысли. История утверждает, что до того дня их мать была сердечной, доброй и сильной. А после не улыбалась целое бремя и никогда больше не взглянула на Томми с любовью, никогда-преникогда.

Я услышал чьи-то шаги: к яме ковылял Старый Роджер. Этот будет кряхтеть, брызгать и пердеть в отхожем месте добрых полчаса. Я убрал кольцо в карман и двинулся прочь.

12

Тина Иглодрев

Наступил третий день Гадафщины, и мы все снова собрались на Поляне Круга. Все на свете втиснулись между Кругом и деревьями (на этот раз действительно все, потому что охотники уже вернулись). Над головами у нас порхали летучие мыши, а вокруг гудел лес. Я стояла рядом со своей сестрой Джейн: чертова Лиз, вожак нашей группы, заставила меня на этот раз остаться с Иглодревами. Джон держался вместе с Красными Огнями, так что я могла только помахать ему издали. Вид у него был усталый-преусталый. Конечно, мы все утомились, но Джон выглядел совершенно измученным.

Совет собрался в центре Круга, шесть-семь помощников помогли Старейшинам усесться, прислонясь спиной к покрытым шкурами бревнам, и Гадафщина снова началась. Сперва нам показали Памятки, чтобы еще раз напомнить, что мы — одна Семья и прилетели сюда с Земли. Достали Ботинки, Пояс, Рюкзак, Клавиатуру, и помощники обошли с ними группы, чтобы все могли на них посмотреть, пощупать странный материал, из которого сделаны вещи: неизвестно, где его искать и как добывать (за исключением, пожалуй, Ботинок — они вроде бы сшиты из какой-то кожи). Дети были в восторге. Малышам непременно хотелось потрогать Клавиатуру, нажать на маленькие квадратики с буковками. Старейшинам разрешалось доставать Памятки из пустого бревна, когда заблагорассудится, Семье же их демонстрировали раз в год, на Гадафщину, поэтому детишкам все эти вещи, которые они так давно не видели, казались сказочным сном. Они не верили своим глазам.

Впрочем, радовались не только дети. Некоторые взрослые при виде Памяток плакали, тянулись их потрогать, у кого-то даже от волнения и надежды дрожали руки: многие верили, что вещи с Земли прогоняют страдания и боль и приносят сны о мире, полном яркого-преяркого света, как внутри у светоцвета. А эта чокнутая провидица из Красных Огней, Люси Лу, и вовсе впала в транс.

— Я чувствую их! — завопила она. Врала, конечно. — Они вокруг нас!

Но помощники быстренько собрали Памятки, упрятали обратно в бревно и закрыли крышкой. Глава Семьи, Каролина, вышла вперед и, меряя шагами поляну перед Советом и Старейшинами, стала рассказывать про Грамму и решения Совета, а маленькая Джейн Лондон, Секретарь-Ша, семенила за ней с заметками, которые во время собрания нацарапала на куске коры.

За ними выстроились в ряд все вожаки групп: наша Лиз (жирная, уродливая властная старуха), старый слепой Том Бруклин, сентиментальная дурочка Цветка Мышекрыл, которая считает себя молодой и красивой, а сама старая, морщинистая и высохшая. И Мэри Звездоцвет, которая, когда кто-то говорит, принимается вздыхать с таким видом, словно человек сморозил несусветную глупость, и она диву дается, удастся ли такое вообще загладить. И Джули Лондон с суровым, хитрым и нахальным выражением лица. И Кэнди Рыбозер, которая всегда говорит шепотом, и чтобы услышать ее, всем вокруг приходится молчать. И Сьюзен Синегорка, не слишком смекалистая для вожака, но упрямая и твердая, как скала. Вид у Сьюзен был не особо довольный, и я догадалась, что она, видимо, проиграла битву за переселение Лондонцев. Но сильнее всех выделялась Белла Красносвет. Она стояла в самом конце, за Лиз, но между нею и Лиз был промежуток раза в два больше, чем между прочими вожаками.