Графиня де Монсоро - Александр Дюма

Было около девяти часов вечера. Уже пробили сигнал гасить огни. Парижские улицы пустели. Днем изредка выглядывало солнце и дул теплый ветер, поэтому все оттаяло, лужи ледяной воды и ямы, полные грязи, превратили площадь Бастилии в непролазное болото, которое огибала та прижавшаяся к стене крепости дорога, о которой мы уже говорили.

Бюсси, определив, где он находится, начал искать место, где ранили его коня, и, как ему показалось, нашел его. Затем он восстановил в памяти свои отступления и атаки и воспроизвел их. Он отступил к домам и обследовал каждый фасад, надеясь найти ту дверь с нишей, к которой он прислонился, и с окошечком, через которое смотрел на Келюса. Но у всех дверей были ниши, и почти в каждой из них было прорезано окошечко, а за ним виднелась узкая темная прихожая. По воле судьбы, три четверти всех входных дверей открывались в такие прихожие, и эта предосторожность не покажется нам такой уж нелепой, если мы вспомним, что в те времена парижские буржуа не знали, что такое консьерж.

— Черт побери! — с досадой сказал Бюсси. — Пусть мне придется постучать в каждую из этих дверей и расспросить всех хозяев, пусть я истрачу тысячу экю, чтобы развязать языки всем лакеям и всем старухам, но я узнаю все, что хочу узнать. Здесь пятьдесят домов, по десять домов в вечер составит пять вечеров, и я пожертвую ими. Только придется подождать, пока земля не подсохнет.

Бюсси уже заканчивал этот монолог, когда заметил вдали колеблющийся бледный огонек, который, отражаясь в лужах, как свет маяка в море, двигался в его сторону.

Огонек приближался медленно и неравномерно; временами останавливался, порой отклонялся — то влево, то вправо, иногда вдруг, остановившись, внезапно принимался что-то вытанцовывать, уподобляясь блуждающему огню, затем спокойно двигался вперед, но вскоре снова принимался за свои выкрутасы.

— Решительно, площадь Бастилии — необычное место. Но будь что будет, подождем.

С этими словами он устроился поудобнее: завернулся в плащ и спрятался в нишу какой-то двери. Стояла темная-претемная ночь, и в четырех шагах уже ничего нельзя было различить.

Огонек приближался, описывая самые причудливые круги. Но, поскольку Бюсси не был суеверен, он оставался в убеждении, что этот свет не принадлежит к таинственным блуждающим огням, которые внушали такой страх путникам в средние века, а исходит всего-навсего от фонаря, находящегося в чьей-то руке, а рука, в свою очередь, должна быть соединена с каким-то туловищем.

Действительно, после нескольких секунд ожидания это предположение подтвердилось. Шагах в тридцати Бюсси заметил черный силуэт, длинный и тонкий, как столб, постепенно принимающий очертания человеческой фигуры; человек держал в левой руке фонарь и то вытягивал руку с фонарем перед собой, то отводил ее в сторону, то опускал к ноге. Сначала Бюсси подумал, что незнакомец принадлежит к почтенному братству пьяниц, так как только опьянением можно было объяснить его странные телодвижения и то философское спокойствие, с каким он проваливался в грязные ямы и шлепал по лужам.

Один раз он даже поскользнулся на подтаявшем льду: Бюсси услышал глухой звук, увидел, как фонарь стремительно полетел вниз, и подумал, что ночной гуляка, которого плохо держат ноги, тщетно пытается сохранить равновесие.

Бюсси уже ощущал к этому “служителю Бахуса”, как назвал бы незнакомца мэтр Ронсар, тот род сочувствия, который благородные сердца испытывают к пьяницам, оказавшимся поздно ночью на улице, и чуть было не бросился ему на выручку, но тут фонарь взмыл вверх с быстротой, свидетельствующей, что его владелец обладает гораздо большей устойчивостью, чем это можно было предположить на первый взгляд.

— Ну вот, — пробормотал Бюсси, — кажется, впереди еще одно приключение.

И так как фонарь возобновил поступательное движение и, по-видимому, направлялся к тому месту, где стоял Бюсси, молодой человек плотно прижался к стене.

Фонарь приблизился еще на десять шагов, и в отбрасываемом им свете наш герой заметил удивительную вещь: у человека, который нес фонарь, на глазах была повязка.

— Ей-Богу! — подумал Бюсси. — Что за дикая затея играть в “холодно-горячо” с фонарем в руке, особенно в такой час и в такую распутицу? Неужели я опять сплю и вижу сон?

Бюсси ожидал. Человек с завязанными глазами сделал еще пять или шесть шагов.

— Господи помилуй, — прошептал Бюсси, — по-моему, он разговаривает сам с собой. Нет, он не пьяница и не сумасшедший. Он математик и пытается решить какую-то задачу.

Эту последнюю мысль нашему наблюдателю подсказали слова, которые бормотал человек с фонарем:

— Четыреста восемьдесят восемь, четыреста восемьдесят девять, четыреста девяносто. Должно быть, где-то здесь.

И таинственный незнакомец, приподняв повязку, подошел к двери дома, возле которого он оказался, и тщательно ее обследовал.

— Нет, — сказал он, — дверь явно не та.

Затем опустил повязку на глаза и снова зашагал, отсчитывая на ходу:

— Четыреста девяносто один, четыреста девяносто два, четыреста девяносто три, четыреста девяносто четыре… Здесь должно быть “горячо”.

Он опять приподнял повязку и, подойдя к двери, соседней с той, возле которой спрятался Бюсси, осмотрел ее с не меньшим вниманием, чем первую.

— Гм! Гм! — произнес он. — Вот эта вполне подходит. Нет… да, да… нет… чертовы двери, они похожи друг на друга как две капли воды.

“К такому выводу пришел и я, — подумал Бюсси, — этот математик начинает внушать мне уважение”.

Математик надвинул повязку на глаза и продолжал свой путь.

— Четыреста девяносто пять, четыреста девяносто шесть, четыреста девяносто семь, четыреста девяносто восемь, четыреста девяносто девять… Если напротив меня есть дверь, — сказал он, — то это и должна быть та самая…

Дверь тут действительно имелась, и это была как раз та самая, в нише которой прятался Бюсси, в результате чего, приподняв повязку, предполагаемый математик оказался лицом к лицу с нашим героем.

— Ну как? — поинтересовался Бюсси.

— Ой! — вскрикнул любитель ночных прогулок, отступая на шаг.

— Вот те раз! — сказал Бюсси.

— Но это невозможно! — воскликнул неизвестный.

— Как видите, возможно, но случай и в самом деле необычный. Так, значит, вы тот самый лекарь?

— А вы тот самый дворянин?

— Тот самый.

— Господи Иисусе! Какая удача!

— Тот самый лекарь, — продолжал Бюсси, — который вчера вечером перевязал дворянина, получившего удар шпагой в бок?

— Верно.

— Все так, я вас сразу узнал. Должен сказать, что рука у вас нежная, легкая и в то же время очень умелая.