Московский полет - Эдуард Тополь

Тут все тридцать человек нашей делегации аж грохнули хохотом.

ЛОЗИНСКИ: Это официальное заявление Министерства обороны?

ПОЛКОВНИК АЗАРЕНКО (ожесточенно): Да, официальное! О подводном флоте говорить не будем! Но если говорить о подводном флоте, то я вам скажу так: нужно считать не только количество, но и смотреть на качество. Если мы возьмем подводную лодку «Огайо» и советскую дизельную подводную лодку, то никакого сравнения быть не может. Так что давайте говорить о надводном флоте. Сколько авианосцев имеют США и сколько Советский Союз? Советский Союз авианосцев в полном смысле этого слова еще не имеет… сократить как минимум тридцать дивизий, чтобы вернуться к уровню 1969 года. В районе Тихого океана вы имеете 54 дивизии, а американские вооруженные силы – только две.

И вот так продолжалось минут двадцать, и следить за дуэлью двух полковников вдруг стало даже интересней, чем за ходом женевских переговоров о разоружении. Потому что там, я полагаю, сухие цифры играют против сухих цифр, а здесь столкнулись два характера: сдержанно-холодный и тонколицый, как офицерский клинок, Лозински и – распухший, как перестоявшее тесто, советский хам в полковничьих погонах. Даже когда Лозински ловил его на прямом вранье и говорил, что «Советский Союз имеет несколько баз на иностранных территориях – в Эфиопии, в Кам-Рань-бэй во Вьетнаме…» – Азаренко продолжал врать: – «Кам-Рань – это не военная база, это пункт технического снабжения наших кораблей». При этом он тяжело вздыхал, крякал и смотрел на нас так, словно мы должны были защитить его от этого настырного американца. И, честно говоря, именно этот комический трюк ему помог – Макгроу вдруг перебил очередную атаку Лозинского.

МАКГРОУ (издатель из Колорадо): Юджин, у нас в США многие думают, что русские обладают какой-то органической паранойей недоверия к свободному рынку и боятся, что климат свободы может обратить их страну в анархию. Так ли это?

ЮДЖИН ГОЛЯКОВ: Ну, я думаю, что советские люди такие же консервативные, как все остальные. Нам нужно время, чтобы изменить психику людей. Вот буквально на днях у нас кончилась забастовка шахтеров. Знаете, шесть месяцев назад любая забастовка казалась у нас невозможной. Перестройка была революцией сверху. Мы не видели внизу сил, поддерживающих перестройку.

ГЕНЕРАЛ БЫКОВ: Но изменения уже происходят! Взять хотя бы нас, здесь сидящих. Разве мы не изменились? Я, конечно, не скажу, что мы изменились на сто процентов…

ДЭНИС ЛОРМ: А на сколько?

ГЕНЕРАЛ БЫКОВ: (под общий смех) Ну, я про себя могу сказать: процентов на восемьдесят я уже изменился. А вы, Юджин?

ЮДЖИН ГОЛЯКОВ: Я думаю, что дело не в личностях. Хотя вопрос этот имеет для нас особую важность. Потому что решается проблема – какие кадры должны осуществлять перестройку? Нужно ли всех прежних руководителей немедленно убрать? И если да, то где же взять новых? Вот скажите, если на заводе Форда прекращают выпуск старой модели машины и начинают выпуск новой – разве они увольняют всех рабочих, которые делали старую модель? Или они их переучивают?…

И тут я не выдержал. Ах ты сука, подумал я. Ведь именно тебя, и генерала Быкова, и этого полковника Азаренко требовали убрать бастовавшие шахтеры! И это им рабочим (а заодно и нам), вы хотите внушить, чтo нельзя лишать вас – восемнадцать миллионов советских паразитов-начальников – ваших погон, кожаных кресел, персональных машин и зарубежных корпунктов. Нет! Оставьте нас на наших местах, кричите вы, и, чуть переучившись, мы будем руководить перестройкой точно так же, как вчера руководили производством колючей проволоки.

ПЛОТКИН (стараясь быть сдержанным): Два месяца назад в советском журнале «Век XX и мир» была опубликована статья о КГБ. Она начиналась с того, что Сталин называл КГБ вооруженным отрядом коммунистической партии. И журнал спрашивал: нужен ли сейчас партии вооруженный отрад и от кого партия собирается защищаться? А завершалась статья выводом о том, что сегодня КГБ является вооруженным резервом партии на случай, если гласность приведет эту партию к лишению монополии на власть. Мол, в таком случае КГБ выступит на первый план и вернет власть партийному аппарату…

Быков через стол в упор смотрел мне в глаза, и словно ток проскочил между нами, и я вдруг подумал – а ведь это он, Быков, должен был арестовывать мой фильм одиннадцать лет назад! Ну, конечно! Если он возглавил теперь этот пресс-центр КГБ и занимается изготовлением фильмов, то он и раньше должен был заниматься в КГБ культурой и кинематографом! А как же иначе? Но я уже не мог остановить себя.

…Я хотел бы узнать – а идет ли вообще какая-нибудь кадровая перестройка внутри КГБ? Или все ограничивается «моральным усовершенствованием» бывших сотрудников?

ГЕНЕРАЛ БЫКОВ: С удовольствием отвечу! Правда, статью в журнале «Век двадцатый…» я не читал. Сейчас так много пишут о КГБ, что даже сотрудники пресс-центра не успевают все прочесть. Но по сути вашего вопроса могу ответить. Когда мы говорим о КГБ, то, значит, теперь речь идет не о вооруженном отряде партии, а о политическом отряде партии. Как раз недавно у нас утверждалась именно эта формулировка. Таким образом, я хочу вас поправить: КГБ – это политическая организация. Правда, в определенный период нашей истории – драматический или трагический – бывало иначе. Но сейчас КГБ корректирует свои функции в системе государственного аппарата. Я могу подробно об этом рассказать, но боюсь, что мы ограничены во времени.

ЮДЖИН ГОЛЯКОВ (поспешно и услужливо): Да, времени у нас мало!

ГЕНЕРАЛ БЫКОВ: Но я все же доскажу до конца! Сейчас во главу угла стал вопрос о взаимодействии различных стран в борьбе с международным терроризмом. И мы предлагаем вашим спецслужбам: давайте сотрудничать, давайте вместе бороться с этой опасностью…

Тут я уловил, что генерал ловко перепрыгнул на тему, ради которой, кажется, и пришел сюда: продать нам новый имидж КГБ, показать, что они теперь совсем не те, что раньше, а наоборот – нужны человечеству и вообще без них не спасти мир от ядерного терроризма! Тридцать журналистских перьев сидели перед генералом с включенными магнитофонами и представляли как минимум тридцать газет и журналов США, Канады, Европы и Японии. Подбросить через нас миру хотя бы несколько слов о «новом лице КГБ» – это и было задачей гэбэшного генерала. И он старался:

– Как идет перестройка в КГБ? Сейчас к нам приходят специалисты в возрасте 25-30 лет, и, конечно, они нас заменят. Это хорошие кадры и хорошие специалисты. И в свете перспектив международного сотрудничества это большое дело.

АРИЭЛ ВИЙСКИ (Dennis Cronicle, Южная Дакота): Забудем о бюрократии. Я хочу спросить вас, Юджин, о ваших соседях слева и справа. Они рады перестройке и гласности или нет? Например, я не видел ни одной улыбки на лице вашего полковника за весь день. (Смех, хохот).

Ай да Вийски, подумал я! С виду такая размазня, а нате вам – достал сразу и полковника и генерала!

ПОЛКОВНИК АЗАРЕНКО (впервые улыбаясь): Да, я рад! (Всеобщий облегченный смех)

ГЕНЕРАЛ БЫКОВ: Интересно видеть человека, который любит короткие ответы – «да» и «нет». Я доставлю вам удовольствие и скажу – «да, да» – два раза!

После встречи, уже в коридоре я, еще раскаленный, подошел к генералу Быкову и стал цитировать опубликованное недавно в «Известиях» интервью председателя марийского КГБ, в котором тот открыто признал существование и ныне сети стукачей на заводах и в колхозах. Но генерал прервал меня:

– Слушайте, это вы автор «Гэбэшных собак»?

– "Псов" – уточнил я.

– Я, правда, не читал книгу, но слышал отрывки по радио. По Би-Би-Си, кажется, или по «Свободе»…

– Ее и там и там читали на Советский Союз.

– Занятно вы брежневскую мафию описали, занятно. А вот про Андропова у вас не все справедливо. Скажите, эта книга выйдет по-русски?

Я усмехнулся и повторил ему его же вопрос:

– Скажите, эта книга выйдет по-русски?

Он коротко развел руками:

– Ну, мы прессу не контролируем. Вы же видите, что про нас самих пишут.

И вдруг у меня просто сорвалось с языка:

– Простите, а вы из Ленинграда?

– Да, я питерец, – он улыбнулся с присущей всем питерцам гордостью или просто польщенный тем, что я опознал в нем ленинградца. – А что?

– А в Москве вы недавно, правда?

Кажется, ему перестал нравиться мой допрос, он сказал сухо:

– Ну, это как считать. А почему вы спрашиваете?

– А это вы одиннадцать лет назад арестовали на «Ленфильме» мой фильм «Зима бесконечна»?

Он глянул мне в глаза и опять улыбнулся:

– Да что вы! Одиннадцать лет назад я работал в Монголии. А что – прямо арестовали фильм?

Однако была в его улыбке какая-то чрезмерность, а в интонации такое сверхизумление и сочувствие, что мне уже расхотелось продолжать этот разговор. Но я все же сказал:

– В семьдесят восьмом году по приказу Романова ленинградский КГБ арестовал мой фильм. А потом, уже по приказу Павлаша, его смыли. Но, может быть, и не смыли? Может, он лежит в ваших архивах? А?