Фавориты у российского престола - Ирина Воскресенская

В такой обстановке жить и работать не представлялось возможным Для Шувалова был один выход: не попадаться больше на глаза императрице и удалиться за границу.

И. И. Шувалов перестал появляться при дворе и вскоре отправился за границу, где провёл около 15 лет.

Екатерина не хотела дать Шувалову полной отставки, он остался на службе, куратором университета. Ему был дан просто долговременный отпуск. Чтобы понять, что это означало в те времена, достаточно сказать, что князь Никита Юрьевич Трубецкой был уволен в полную отставку с полным жалованьем вместо пенсии и с выдачею единовременно 50 000 рублей. Шувалов, будучи в отпуске, естественно, не получил ничего.

Но и за границей Шувалов продолжал служить России: по его заказу были скопированы и отосланы в Академию художеств известнейшие античные статуи из Рима, Флоренции и Неаполя. Стараниями Шувалова российское общество познакомилось с «Историей Российской империи при Петре I», составленной Вольтером Русские художники и учёные, находившиеся за границей, получали от Шувалова помощь, в том числе и материальную. Так как Шувалов своей деятельностью в России был известен за границей, то в аристократических салонах Франции его принимали с большими почестями.

Видя, что Шувалов за границей ведёт себя как подданный Её Величества императрицы Всероссийской, и зная о больших связях Шувалова, Екатерина II обратилась к нему с просьбой ходатайствовать перед папой римским о замене в Варшаве папского нунция Дурини неким, лично известным Шувалову, папским нунцием Грампи. Шувалов весьма успешно выполнил это поручение императрицы, что вполне открыло ему дорогу к возвращению на родину в 1777 году.

В Петербурге Шувалов был встречен весьма радушно: императрица наградила его званием обер-камергера Высочайшего двора, стала приглашать его к себе для бесед; в газетах были напечатаны приветственные стихотворения в его честь, среди которых особенно достойно внимания было «послание» Державина Вокруг Шувалова образовался кружок известных в Петербурге деятелей, в который входили: княгиня Дашкова, с которой он сотрудничал по изданию «Собеседника любителей российского слова»; Державин, стихами которого он восхищался и которому помогал стать известным сначала широкому кругу читателей, а затем и почитателей его таланта; Завадовский, один из бывших фаворитов Екатерины И; Храповицкий, статс-секретарь Кабинета Её Величества; литератор Шишков, придворный вельможа Козодавлев; Оленин, Дмитриев, Янкевич и другие.

Шувалов постоянно искал таланты и, найдя, помогал им Так, на одном из актов, проводимых в университете, Иван Иванович познакомился с неким Е. И. Костровым, пригласил его к себе и поручил ему перевод «Илиады», что тот и исполнял, живя в доме Шувалова. В 1784 году Шувалов познакомился с крестьянином-самоучкой Свешниковым и всячески содействовал его известности. Помогал Шувалов многим писателям и драматургам, его покровительству и помощи обязаны Фонвизин, Богданович, Херасков. Сам Иван Иванович был писателем скромным: в основном занимался переводами, а писал мало, его перу доподлинно принадлежит лишь несколько стихотворений, да и то он под ними или не ставил подписи, или подписывал их чужим именем.

Скончался Иван Иванович Шувалов 14 ноября 1797 года, через 5 дней после своего дня рождения, когда ему исполнилось 70 лет. Он умер ровно через год после кончины императрицы Екатерины II и был похоронен в Петербурге с большими почестями.

Но в нашем рассказе о фаворитах Елизаветы Петровны вернёмся к тем дням, когда Екатерина II, совершив переворот, воцарилась на русском престоле.

Казалось бы, в отношении трона Екатерина II должна была быть спокойна: с императором Петром III Феодоровичем было покончено. Но Григорий Орлов указал императрице ещё на одного возможного претендента на престол — Алексея Григорьевича Разумовского, заявив, что иностранцы не зря пишут, что брак Елизаветы Петровны с ним состоялся, что у Разумовского есть документы, являющиеся доказательством этого. На следующий день императрица Екатерина приказала графу Воронцову написать указ о даровании Разумовскому, как супругу покойной императрицы, титула Императорского Высочества, показать Разумовскому проект этого указа и попросить его предъявить бумаги, удостоверяющие брак. Воронцов хоть и очень удивился повелению императрицы, но поехал домой, написал проект указа и отправился к Разумовскому, которого застал сидящим в кресле у горящего камина и читающим Священное Писание. Далее приведём выдержку из исторического очерка П. И. Мельникова-Печерского, передающую рассказ графа Уварова на обеде в Варшаве у наместника князя Паскевича:

«После взаимных приветствий, между разговором, Воронцов объявил Разумовскому истинную причину своего приезда; последний потребовал проект указа, пробежал его глазами, встал тихо с своих кресел, медленно подошел к комоду, на котором стоял ларец черного дерева, окованный серебром и выложенный перламутром, отыскал в комоде ключ, отпер им ларец и из потаенного ящика вынул бумаги, обвитые в розовый атлас, развернул их, атлас спрятал обратно в ящик, а бумаги начал читать с благоговейным вниманием.

Все это он делал, не прерывая молчания. Наконец, прочитав бумаги, поцеловал их, возвел глаза, орошенные слезами, к образам, перекрестился и, возвратясь с приметным волнением к камину, бросил сверток в огонь, опустился в кресла и, помолчав еще несколько, сказал:

„Я не был ничем более, как верным рабом ее величества, покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями выше заслуг моих. Никогда не забывал я, из какой доли и на какую степень возведен был десницею ея. Обожал ее, как сердолюбивую мать миллионов народа и примерную христианку, и никогда не дерзнул самою мыслью сближаться с ее царственным величием Стократ смиряюсь, воспоминая прошедшее, живу в будущем, его же не прейдем, в молитвах к Вседержителю. Мысленно лобызаю державные руки ныне царствующей монархини, со скипетром коей безмятежно в остальных днях жизни вкушаю дары благодеяний, излиянных на меня от престола. Если бы было некогда то, о чем вы говорите со мною, поверьте, граф, что я не имел бы суетности признать случай, помрачающий незабвенную память монархини, моей благодетельницы. Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов, доложите обо всем этом всемилостивейшей государыне, да продлит милости свои на меня, старца, не желающего никаких земных почестей. Прощайте, ваше сиятельство! Да останется все прошедшее между нами в тайне! Пусть люди говорят, что им угодно; пусть дерзновенные простирают надежды к мнимым величиям, но мы не должны быть причиной их толков“… От Разумовского Воронцов поехал прямо к государыне и донес ей с подробностью об исполнении порученного ему. Императрица, выслушав, взглянула на Воронцова проницательно, подала руку, которую он поцеловал с чувством преданности, и вымолвила с важностью: „Мы друг друга понимаем: тайного брака не существовало, хотя бы то для усыпления боязливой совести. Шопот о сем всегда был для меня противен. Почтенный старик предупредил меня, но я ожидала этого от свойственного малороссам самоотвержения“».