Аль! Пу-пух… - Руслан Алексеевич Михайлов

— Но как же мне тогда тебя отблагодарить?

— Как… Хм… за спасение — ничего не попрошу, ибо негоже. Не ради чести и злата вступилась я за немощного старика. За бульон и обогрев у костра — тоже ничего не попрошу взамен. А вот за это… — девушка словно из воздуха достала большую кожаную флягу. — За несколько глотков старого доброго вина, я попрошу у тебя, друг мой менестрель, всего лишь сказку.

— Сказку?

— Сказку.

— Сказки бурчать я не мастак, — вздохнул горько седовласый менестрель, плотнее запахивая драный плащ и усаживаясь на поваленное дерево.

Протянув старику флягу, Борро подарила ему еще более чарующую улыбку:

— Мне сгодится любая. Особенно люблю я сказки о старых временах, про звезды и обещания.

— Ха… о такой сказке мне и слыхать-то не приход… постой! Нет-нет! Сказки сказывать я не мастак! Тут не соврал ни словом! Но однажды, в детстве, помню, как бабушка моя, что давно уж там на небесах пирует, старая ворчунья, с которой скоро свижусь я… так вот! Помню, как болел я сильно — горло застудил — и третий день лежал в постели. И вот тогда ворчливая бабуля поведала мне сказку небольшую, хотя сама не слишком любит враки. И я запомнил все ее слова, ведь та история хоть и враки, но больно уж странна! Не знаю, посчитаешь ли ты ее за сказку, но нет другой подобной у меня… чтоб и про звезды, и про желанье…

— Почту за радость, коль расскажешь, — обрадованно поощрила старика Борро, опуская в котелок деревянную ложку и помешивая бульон.

Левая рука девушки вздрогнула в молниеносном смазанном движении, и с высокой ветки над головой менестреля свалилась толстая пятнистая змея, умершая еще в полете от удара крохотным серебряным ножом. Старик не обратил внимания за легкий шум за спиной — отхлебнув вина, прикрыв глаза, он медленно поглаживал жидкую бороденку, собираясь с мыслями.

А Борро тем временем метнула еще один нож, угодив точно в горло вымахнувшему на полянку серому волку. Зверь перекувыркнулся через голову и пропал в серой посмертной вспышке, оставив после себя лишь шкуру и клыки.

Если бы усталый и медленно приходящий в себя менестрель прислушался, он, возможно, смог бы уловить приглушенные звуки, состоящие из свиста стрел, мягких ударов мечами, буханья топоров и молотов, а еще треска магических разрядов и рвущихся ловчих сетей. Вокруг костерка с бульоном среди древесных стволов метались воины, убивая и убивая вставший на тропу войны лес — вернее его многочисленных обитателей, что вдруг пожелали смерти старому хриплому ворчуну с лютней. Казалось, вся Вальдира разом признала в безобидном старике смертельного врага…

И лишь сам виновник переполоха смаковал вино — возможно, лучшее в его жизни — и, собираясь с мыслями, не замечал ничего вокруг. Загадочная Борро в черных одеждах терпеливо ждала, делая необходимые приготовления для сытного обеда. Среди прочих вкуснейших свежих ингредиентов девушка опустила в котелок пару кусков мяса от спикировавших сверху тетеревов, нацеливших клювы на лысину певца. Птичья подлая затея не удалась, а бульон станет жирнее…

Старый менестрель «вернулся», лишь наполовину опустошив флягу, открыв глаза к мигу, когда на чистый рушник, украшенный вышивкой в виде листьев и цветов барвинка, легли ломти деревенского хлеба и луковицы сладкого и одновременно жгучего, как слеза молодой вдовы, лука.

— Удивительна сила у сего растения, — заметил старик, глядя на вышивку. — Стоек и жизнелюбив барвинок…

— Потому в великом почтении он у алхимиков, — согласилась Борро. — Прошу, отведай нехитрых яств.

Не став спорить, дед с удовольствием отхлебнул горячего бульона, откусил от куска хлеба с положенным поверх него шматом мяса, посыпанного рубленым луком и круто посоленным. Зажмурился от удовольствия… посидел так молча, смакуя столь редкое для него угощение.

Любимая его еда… Вареное мясо, пшеничный хрустящий хлеб и крупно рубленый лук… Любимая еда, впервые попробованная очень много лет назад на далеком-далеком отсюда пастбище у берегов великого Найкала… Добрая спасительница Борро, конечно же, не могла знать об этом — это не больше чем простое, но крайне приятное совпадение, благодаря коему в сочетании с родными же листьями барвинка, воспоминания нахлынули полноводной рекой…

Бережно держа хлеб, старик с наслаждением съел угощение, запил крепким соленым бульоном, вытер руки полою заплатанного плаща, провел ладонью по искусно вышитому рушнику и, взяв лютню, пробежался чуткими пальцами по струнам. Легкий мелодичный звук наполнил лес, приглушив звуки ожесточенной драки за дубовыми и кленовыми стволами.

— Было это давным-давно, — хрипло произнес бродячий менестрель первые слова сказки. — Так давно, что и седые старики не вспомнят тех ушедших и позабытых времен. Остались лишь слова самой настоящей были, превратившейся в старую и немножко страшную сказку… в ней переплелось и смешалось все беспорядочно, уже не разобрать, что было в середке, но отлично известно с чего началась вся история… Все началось с падающей звезды и одного детского желания…

Старик заговорил быстро, но слова не глотал, они лились широким привольным потоком, подобно содержимому расколовшегося глиняного кувшина — быстро, бурно, но недолго.

Сказка оказалась не сказкой… так… ничего особого… коротенькой якобы былью, случившейся много-много лет назад, когда на месте сего дубово-кленового леса было лишь болото топкое, населенное ужасными аллиглотами и их любимой вкусной пищей — дикими лохрами.

Давным-давно, где-то рядом с безымянной двуглавой горой, высился замок старинный. Замок красивый. Замок большой. Но речь не о замке, а о его обитателях — пусть не королевской, но все же благородной семьи одного лорда, чье имя давно уж кануло в лету. Правил лорд мудро, подданных почем зря не шпынял, последние гроши не забирал, праздники устраивать не запрещал, а очень даже поощрял, будучи страстным любителем хорошего вина и радостного настроения.

Но речь и не о лорде…

Речь о его сыне, мальчике с прекрасными златыми кудрями, красивейшей улыбкой и лучшим игрушечным барабаном во всей округе! Едва начинал он колотить в барабан, как всем становилось ясно — вот идет юный прекрасный лорд, великодушно сообщая о своем приходе…

Любил сына уже немолодой лорд. Прощал ему все проказы. Исполнял все прихоти. Каждый день являлись в замок лучшие в окрестных землях игрушечных дел мастера, доставляющие все новые и новые игрушки. Чего там только не