Черный ангел - Валерий Еремеев

Последний аргумент становится решающим и мы выдвигаемся в сторону центра города.

Двери нам открывает женщина, но не Светлана Воронова-Серпокрылова, а нечто другое — томная особь женского пола с выражением богемной скуки на желтом рано начавшем стареть лице. Из того богатейшего выбора женской одежды, который предлагают рынку современные модельеры-дизайнеры, этой почему-то по душе только красные трусики-веревочки и некая прозрачная накидка, сквозь которую все видно. Во всяком случае, ничего другого на ней просто нет.

Открываю рот, чтобы представить себя и своего коллегу-декоратора, но она, так и не проронив ни слова, ни поинтересовавшись кто мы, откуда, поворачивается к нам веснушчатой спиной и исчезает в одной из комнат. Мы с Вано недоуменно переглядываемся. Прихожая поражает своими размерами. Полагаю, что и сама квартира не маленькая. Атмосфера помещения, кажется, навсегда пропитана дымом табака и марихуаны. Из комнат доносится музыка и разноголосица. В помещении слева, видимо из кухни, кто-то кому-то гнусавым голосом декламирует белые стихи, голимые и скучные, как оттепель под Новый год. В ванной комнате слышны охи и вздохи. Словом, пока ничего подозрительного. Обычная тусовка околотворческой «интеллигенции». Бывал я как-то раз на такой: пустопорожние беседы, типа, о смысле жизни, а вообще ни о чем, под бульканье водочки и попыхивание травки. Та же пьянка, только облаченная в розовые штанишки.

Из комнат поочередно показываются и тут же исчезают в других дверях какие-то люди. Когда я уже собрался схватить за шиворот первого попавшего под руку, чтобы заставить позвать хозяина, в прихожей появляется человек, круглолицый, очень маленького роста в серой костюмной паре и съехавшим на бок галстуком. Он мало напоминает Серпокрылова, если сравнить его с изображением на афише, но от других участников вечеринки, тех которых мы уже заприметили, он, пожалуй, самый свежий, если не считать некоторой лунатичности в его глазах.

— Нам бы с Андреем Серпокрыловым увидеться, папаша, — первым нарушает молчание Альварес. — Мы пришли к нему по очень важному делу.

Пока человек всасывает сказанное, к нам подгребает еще один представитель здешней фауны, на этот раз опять женского пола. Готов спорит на что угодно, что она совсем недавно побывала под асфальноукладочным катком — у нее плоская грудь, плоские бедра, плоское лицо и плоский затылок. В зубах дымит длинная сигарета «More».

— О-о-о, мальчики появились, новые, — радуется она, оценивающе и бесцеремонно разглядывая нас. — Симпатичные. Особенно вот этот лохматенький. Познакомь нас, Сашок.

Сашок рад бы, но не может этого сделать, поскольку сам с нами не знаком. Прихожу к нему на выручку и показываю рукой на «лохматенького».

— Альберт Сливкин, художник-декоратор. А я…

— О-о-о, — перебивает женщина, выдавая свое любимое междометие. — О-о-о! Не тот ли это Сливкин, который совсем недавно устроил скандал в региональном союзе художников, когда залез с ногами на стол и плюнул оттуда председателю союза прямо на лысину?

Так как Альварес тормозит, я опять отвечаю за него.

— Нет, это был другой Сливкин. Альберт еще не настолько знаменит в этих краях.

— Очень жаль, очень жаль, — разочаровывается дама.

— Но у него еще все впереди, — пытаюсь спасти репутацию Альвареса. — Совсем недавно американский журнал «New-York Artist Journal» высоко отозвался о его работах. Там писали, что у Альберта очень удачно сочетаются возвышенные, духовные импульсы с грубым мужским эротизмом. Этакая, сублимация на уровне тонкого и физического уровней.

— Как это мило, мэтр! — женщина едва ли не кидается Альваресу на шею. — Надеюсь познакомиться с вами поближе. А меня зовут Альбина. Вы не находите, мэтр, что нашим именам свойственна некая космическая гармония? Вслушайтесь Альбина и Альберт. Альберт и Альбина. Как это звучит! Как это ласкает слух! Думаю, мы обязательно станем с вами друзьями.

«Только не в этом тысячелетии», — прочитываю я во взгляде Вано и на всякий случай дергаю его за полу куртки, чтобы он не ляпнул это вслух. Мой жест снимает Альвареса с ручника. У него наконец-то прорезается голос.

— Мы обязательно с вами познакомимся, близко, может даже ближе чем вам хочется, — обещает он, — но сейчас мы хотели бы поговорить с Андреем Серпокрыловым. Где он?

— Андрэ опять нажрался, — отвечает женщина. — Вы можете найти его в спальне. Он отдыхает. Не уверена, что у вас получится до него достучаться.

Следуя за Альбиной, мы проходим через всю квартиру в самую дальнюю комнату. Народу здесь много, но никто, похоже, не обращает на нас внимания.

— Вот, — говорит Альбина, указывая на большую двуспальную кровать, на которой лежит оранжевое нечто.

Навожу резкость. Нечто — это человек в оранжевых штанах, яркой рубахе цвета пламени, с оранжевыми волосами и оранжевой козлиной бородкой. Где-нибудь на Украине, в центре Киева, тип в таком прикиде произвел бы бешеный фурор, но здесь все это выглядит, мягко говоря, не совсем ординарно.

На всякий случай щупаю его пульс. В ситуации, где замешаны хорошие деньги и где люди очень вовремя попадают под автомобили, надо быть готовым ко всему. Нет, Серпокрылов вполне живой и здоровый. Только сильно пьяный. Наши с Вано попытки, привести его в чувство, успехом не увенчаются.

— Мы ему про Кузю, а он пьяный в зюзю, — комментирует Вано.

Мы стоим возле «уставшего» тела, не зная, что делать дальше. Пока все, что нам удалось выяснить, так это то, что у бывшего шурина Воронова, с которым у того были не самые лучшие отношения, появились деньги. Большие деньги. Что дальше? Заявиться сюда в другой раз? Или все-таки затесаться в толпу под видом гостей, подождать пока все остальные не упьются до оранжевого состояния и поискать то, что еще осталось от денег Феодосия Луцкого?

Пока мы взвешиваем варианты, в комнату входит тот самый маленький человек в костюме, которого мы видели в прихожей. На его круглом как блюдце лице поблескивают капельки воды. Видимо, чтобы вернуть себе ясность в мыслях, он сунул физию под струю воды, а может даже занюхал нашатыря.

— Кто вы такие и что вы делаете в спальне Андрея Юрьевича? — набрасывается он на нас.

Вано, который очевидно подумал, что это очередная пассия Серпокрылова и который очень не любит иметь дела с ревнивцами, спешит объяснить:

— Я художник, пришел поговорить с господином Серпокрыловым насчет работы. Какая-то женщина отвела нас сюда.

— Так вы тот самый художник! — облегченно восклицает круглолицый человек и тут же снова становится подозрительным. — А разве вы не должны были встретиться с Андреем Юрьевичем завтра в одиннадцать в театре?

— Конечно же, должен был встретиться. Но Андрей Юрьевич позвонил и переиграл место и время. Он попросил меня придти к нему домой, сейчас.

— Но я вижу, что вы пришли не один? — круглолицый переводит взгляд на меня.

Я молчу, предоставляя право Вано выкручиваться самому, раз уж он начал.

— Это мой помощник, — говорить Вано.

— Вы полагаете, что не справитесь один?

— Видите ли, принимая во внимания некоторую необычность работы и сроки, — опять бросает пробный камень Альварес и, кажется, опять попадает; услышав о необычности работы, человек совсем успокаивается.

— Ну, это ваше дело, — соглашается он, — вдвоем работать или нет. Главное, чтобы все было сделано вовремя и качественно. Меня зовут Александр Марусин.

— Очень приятно, — говорит Вано, — но теперь, раз Андрей Юрьевич отдыхает, может нам лучше уйти и вернуться завтра?

Марусин задумывается.

— Ну, раз уж вы пришли… Последнее слово останется за Вольдемаром, а не за Серпокрыловым.

— За кем? — брякает Вано.

— За коммерческим директором проекта, — удивленно поднимает надбровные дуги Марусин. — За Владимиром Ивановичем Клюевым. Вы ж его прекрасно знаете. Ну, он же вас и предложил, как проверенного человека.

— Ну да, ну да, — быстро соглашается Вано, потом растерянно добавляет, — а он что, здесь?

— Кончено, я сейчас его позову. Одну минутку.

Он высовывается в дверной проем.

— Вот лажа, — шепчет мне Альварес, — кажется, мы попали. Может нам лучше выпрыгнуть в окно? Здесь какой этаж?

— Достаточный, чтобы сломать себе шею. Не бойся. Может этот Вольдемар тоже в таком состоянии, что мать родную и ту не узнает. Стой спокойно. В случае чего, сошлемся на недоразумение, извинимся и уйдем как люди, по нормальному, через дверь.

Вольдемар приходит абсолютно трезвый. Это мужчина крепкого телосложения и моего примерно возраста. С ним, к сожалению, все в порядке, не считая двух расстегнутых на ширинке пуговиц. Полагаю, что это он занимался в ванной комнате физическими упражнениями.

— Пришел художник, — говорит Марусин и добавляет заговорщицки: — Тот самый.