Фаворит - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переезд занял шестнадцать минут. В поезде я спрашивал себя по крайней мере в сотый раз, какое именно неосторожное замечание привело меня в это осиное гнездо, в этот лошадиный фургон. Кого я встревожил, заявив, что не только знаю о проволоке, но и собираюсь найти того, кто ее там натянул? Я видел только два ответа, и один из них мне очень не нравился.
Я вспомнил, как сказал Клиффорду Тюдору, что в случае с Биллом мне еще не все ясно. Это было равносильно прямому заявлению, что падение Билла не было случайностью и что я собираюсь что-то предпринять по этому поводу.
Но, кроме Тюдора, я прямо сказал об этом только Кэт. Только Кэт. Только Кэт. Колеса поезда подхватили этот рефрен и без конца повторяли его, поддразнивая меня.
Ну что ж, я не брал с нее слово хранить секрет, я не видел в этом никакой необходимости. Она могла рассказать половине жителей Англии о том, что я ей сообщил. Но времени для этого у нее было слишком мало. Мы распрощались с ней в Лондоне уже за полночь, а семнадцать часов спустя меня поджидал лошадиный фургон.
Поезд замедлил ход, подъезжая к Брайтону. Я вышел на платформу в общем потоке пассажиров, но около зала ожидания поотстал. На вокзальной площади было около дюжины такси, возле каждого стояли шоферы в надежде заполучить клиентов. Я внимательно рассматривал их лица.
Ни одного знакомого. Никого из них не было тогда в Пламптоне.
Не теряя надежды, я нашел удобный уголок, откуда мне были хорошо видны все прибывающие машины, и принялся ждать, игнорируя сквозняк, обдувавший мне затылок. Такси приходили и уходили, привозя и увозя пассажиров, хлопотливые, как пчелы. Лондонские поезда привлекали их, как мед.
Постепенно стала вырисовываться некая система. Там было четыре группы машин. У одной группы на крыльях была широкая полоса зеленой краски, а на дверцах стояло название: «Зеленая лента». У второй группы на дверцах были желтые щитки с мелкими черными буквами на них. Машины третьей группы были светло-синими. К четвертой группе я относил машины неопределенного вида, не подходящие ни к одной из первых трех.
Я ждал около двух часов, мое тело уже онемело от неподвижности, а станционные служащие бросали на меня все более удивленные взгляды. Я посмотрел на часы. Последний поезд, на котором я мог вернуться, чтобы попасть к Кэт в назначенное время, отходил через шесть минут. Я выпрямился, массируя замерзший затылок, и собирался садиться в этот поезд, когда наконец мое терпение было вознаграждено.
Начали подходить такси и выстраиваться в длинную очередь. Это означало, что прибывает поезд из Лондона. Шоферы выходили из машин и собирались кучками. Три запыленные черные машины подошли маленьким караваном и пристроились в конец колонны. У них на дверцах были желтые щитки. Шоферы вышли из машин.
Одним из них был вежливый водитель лошадиного фургона. Он выглядел рассудительным, солидным человеком средних лет, незаметным и спокойным. Остальных я не знал.
У меня оставалось три минуты. Черные буквы на желтых щитках были мучительно маленькими. Я не мог подойти достаточно близко, чтобы прочесть их, без того чтобы вежливый водитель не заметил меня, а ждать, когда он уедет, мне было некогда. Я прошел в билетную кассу и, еле дождавшись, покуда какая-то женщина закончит доказывать, что на своего малыша она должна брать билет за половинную цену, задал кассиру простой вопрос:
– Как называются черные такси с желтым щитком на дверцах?
Молодой кассир посмотрел на меня скучающим взглядом:
– Фирма «Маркони», сэр. Это те, что с радиовызовом.
– Спасибо! – Я бегом выскочил на платформу.
Кэт жила в великолепном доме времен королевы Анны, который каким-то чудом не сумели испортить целые поколения влюбленных в готическую чушь викторианцев. Его изящная симметрия, его кремовые, мощенные щебнем подъездные дорожки, опрятные лужайки, уже скошенные ранней весной, весь его солидный, спокойный вид – все это говорило об общественной и финансовой надежности, устоявшейся уже так давно, что она казалась само собой разумеющейся.
Внутри дом был полон очарования, которое чудесно подчеркивалось старой мебелью, словно, будучи богатыми, обитатели дома не нуждались ни в показной роскоши, ни в экстравагантности.
Кэт встретила меня в дверях, взяла под руку и повела через холл.
– Тетя Дэб ждет вас, чтобы угостить чаем, – сказала она. – Чай у тети Дэб – это нечто вроде ритуала. Вы заслужите ее доброе расположение, если будете пунктуальны. Вы увидите, она верна традициям времен короля Эдуарда. – В голосе Кэт было что-то извиняющееся, и это означало, что она любит свою тетку, защищает ее и хочет, чтобы я был к ней снисходительным. Я сжал руку девушки и сказал:
– Не беспокойтесь.
Кэт отворила белую дверь, и мы вошли в гостиную. Это была приятная комната, обитая деревянными панелями и выкрашенная белой краской, с большим ковром темно-оливкового цвета, с маленькими персидскими ковриками и занавесками с узорами в виде цветов. На софе, стоявшей под прямым углом к камину с пылающими дровами, у круглого столика, занятого серебряным подносом с чашками и блюдцами «Кроун Дерби», серебряным чайником и сливочником в стиле королей Георгов, сидела женщина лет семидесяти. У ее ног спала темно-коричневая такса.
Кэт пересекла комнату и слегка официальным тоном произнесла:
– Тетя Дэб, позволь представить тебе Алана Йорка.
Тетя Дэб протянула мне руку ладонью вниз. Я пожал ее, понимая, что в ее молодые годы эту руку принято было целовать.
– Весьма рада с вами встретиться, мистер Йорк, – сказала тетя Дэб, и я отчетливо понял, что подразумевал Дэн, говоря о ее замороженных аристократических манерах. В ее голосе не было ни теплоты, ни подлинного гостеприимства. Несмотря на свои годы, она была все еще удивительно хороша. Прямые брови, правильный нос, отчетливо обрисованные губы, седые волосы, подстриженные и уложенные первоклассным парикмахером. Худощавая, стройная фигура, прямая спина. Тонкая шелковая блузка под небрежно накинутым твидовым жакетом, домашние туфли ручной работы из мягкой кожи. У нее было все. Все – за исключением того внутреннего огня, благодаря которому Кэт в этом же возрасте будет стоить шестерых таких, как тетя Дэб.
Она налила чая, и Кэт передала мне чашку. За чаем были
