Ричард Длинные Руки – король - Гай Орловский

– Благослови вас Господь, – сказал он, – мы все будем молиться за вас, ваше высочество.

– Аминь, – ответил я благочестиво. – И спасибо на добром слове.

– Избегайте соблазнов, – добавил он, – как вам это все еще удается, что говорит о несвойственной вашему возрасту мудрости и осторожности.

Я ответил так же учтиво:

– Тот свет, что заложил в душу Господь, дает мне разум и предвидение, а гнусное наследие Змея, что в каждом из нас, снабжает чувствами и предчувствиями…

Он взглянул остро и тут же отвел взгляд.

– Опасное соседство.

– Знаю, – ответил я. – Однако все мы в руке Господа.

Он покачал головой.

– Опасайтесь принять от Змея больше, чем от Адама!

– Увы, отец Дециллианий, – ответил я смиренно, – это я сам по дороге скитаний по суетной жизни подхватил нечаянно, как простуду, некую черноту… и теперь она во мне, что поделаешь.

Он перекрестился.

– Молись, борись, избавляйся.

– Но и она, – возразил я, – служит мне, потому что заинтересована, сволочь, чтобы я уцелел в жерновах нашего неласкового мира.

– Иногда достойнее погибнуть, – сказал он сурово, – чем жить… недостойно!

– Согласен, – сказал я, – иногда. Но если я недостойными поступками спасу жизнь многих достойных людей… то зачтется мне или нет? Или все равно в ад?.. Это важный вопрос, святой отец.

Он перекрестил меня и ответил тяжелым голосом:

– Слишком важный, чтобы на него был простой ответ. И однозначный. Тысячи философов всех времен пытаются найти ответ… Иди с миром, мятущаяся душа, и пусть Господь присматривает за тобой в нелегком пути поисков истины.

– Мир держится не на черепахе и не на слонах, – ответил я. Он нахмурился, я торопливо добавил: – Отец Дециллианий, он на плечах и спинах подвижников, что жертвовали всем и даже отдавали жизни… что жизни?.. чтобы мы вот, будущее поколение, жили и… что, дабы лежали на диванах?

Его настороженность немного улетучилась, он сказал негромко:

– Продолжай, сын мой.

– Мы обязаны продолжать их дело, – сказал я с нажимом. – Они спасали мир в прошлом, мы должны спасти его сейчас. Иначе недостойны своих отцов.

Он задумался, мне представилось, что он видит тысячи героев, отдавших жизни за прогресс: монахи, аскеты, философы, ученые, политики, военачальники – все они стоят плотно, пригнув головы и держа на плечах ровную, как срезанную бритвой, поверхность Земли, что слегка выгнута кверху и похожа на выпуклую линзу, такой представляли ее уже продвинутые мыслители, отказавшись от старой теории плоской Земли.

Даже я на мгновение представил эту символическую картину. Все мы склонны к поэтическому или образному мышлению, и папа римский, думаю, еще в большей степени, чем остальные политики, хотя он и политик в каждом слове и жесте.

– Да, – ответил он наконец, – мы обязаны.

Еще раз перекрестил меня, я поцеловал ему руку и, быстро повернувшись, широкими шагами вышел на улицу.

Глава 4

Во дворе уже сухо, жаркое солнце выжгло остатки застрявшего между плитами снега, только в самых дальних углах, куда не достигают знойные лучи, остались темнеющие сугробы.

Все стены расцвечены знаменами, баннерами и пурпурными полотнищами, что свешиваются с балконов, лорды в ярких цветных одеждах, мир дрогнул от их радостного крика.

Я вскинул руки в ответном приветствии, а из конюшни уже бегом ведут в сопровождении возбужденного Бобика красавца арбогастра в полной сбруе, под моим седлом и с увесистым седельным мешком сзади.

Ко мне подходили один за другим Альбрехт, Клемент, Сулливан, Мидль, Сандорин и прочие-прочие уже овеянные славой полководцы, среди которых даже юный Макс выглядит грозным и умелым военачальником, одержавшим множество побед.

– Увидимся, – повторял я, обнимая их по очереди. – Увидимся… увидимся… скоро все увидимся!.. И закончим свой победоносный поход такими победами, каких еще не знал мир!

Сулливан прогудел мощно:

– И так вроде бы…

– Будут еще грандиознее, – заверил я. – Герцог, мы не закончили поход по долинам и по взгорьям!.. Мы его только начинаем.

Он покрутил головой, а я уже обнимал Клемента, а в самом конце обнял Зигмунда, остальным Лихтенштейнам, милостиво поулыбавшись, сказал торжественно:

– Барон, вам выпала самая опасная и ответственная часть задания. Я уведу армию ближе к югу, так надо, а вы останетесь представлять наши интересы в Сакранте. Кто знает, куда ушел Мунтвиг?.. Вы примете первый удар, если Мунтвиг появится снова.

Он сказал воспламененно:

– Ваше высочество!.. Это великая честь…

– Помните, – сказал я, – Сакрант теперь дружественное королевство. Но жизненный опыт подсказывает, что с сильными дружат почему-то охотнее. Надеюсь, вы поняли.

– Ваше высочество!.. Только прикажите!

– Приказываю, – ответил я. – Сакрант должен остаться в сфере нашего влияния.

Он поклонился и отступил, давая место братьям Хорнблауэрам, что всегда держатся в задних рядах, однако их репутация растет как воинская, так и предельно учтивых и воспитанных рыцарей, умеющих себя держать хоть в гуще кровавого сражения, хоть на пиру или в танцах королевского двора.

– Передать привет Хорнегильде? – спросил я старшего из братьев, Арнольдуса, графа Гогенбергского.

Высокий, плотно сбитый, с сухим, явно подвижным телом, он взглянул с недоверием:

– Ваше высочество?

– Поход закончим там, – сказал я шепотом, – где и начали. Сен-Мари снова будет нашим.

Его широкая нижняя челюсть с выступающими в стороны углами чуть дрогнула, но осталась на месте. В дерзких глазах, что стремятся сломить встречный взгляд, быстро разрастается изумление.

– Ваше высочество, – ответил он тоже тихо, – я благодарю Господа, что он позволил мне служить вам!

Два его брата смотрят на меня их фамильно странными и настолько светлыми глазами, почти белыми, что в первый раз, когда увидел, по спине пробежали мурашки. На этот раз в них восторг и такое обожание, что в сердце кольнула острая тоска: здесь меня любят и мною восхищаются, а куда сейчас несет?

– Увидимся, – сказал я с тяжелым сердцем.

Душа, данная нам Господом, и эти инстинкты, что достались от Змея, ведут человека сквозь огни сражений, катастрофы и катаклизмы. Я бы сказал, что совместная работа Создателя и Сатаны привела к великолепным результатам, но это будет кощунством, потому скажу осторожно, что человек научился пользоваться где умом, где инстинктами, где-то полагается на расчет, где-то на интуицию, именно это лавирование и помогает ему выживать лучше, чем если бы полагался на что-то одно.

Зима отступает, это заметно, хотя всюду еще снег. Однако солнце яркое, поджаривает сугробы с одной стороны, и те становятся похожими на оскалившие зубы навесы, но ровная поверхность пока что успешно отшвыривает солнечные лучи взад и делает вид, что никогда не позволит им прогрызть в себе дыры.

Бобик несется впереди, но то и дело оглядывается: верно ли, а то как-то странно и непонятно. В самом деле, из Сакранта прет наискось к Гиксии, а это значит, промчимся через краешек Пекланда, почти через весь Ирам, Бриттию и, срезав выступ Варт Генца, попаду в саму Гиксию, где я принц-регент, то есть у меня в руках вся полнота власти вплоть до совершеннолетия наследника погибшего короля.

Через краешек Варт Генца нужно проскочить как можно быстрее, не хочу, чтобы о моем прибытии узнали раньше времени.

Навстречу мчится заснеженный мир, где вершины холмов уже обнажились, но долины еще укрыты былым покровом, только отдельные скалы не только без снега, но накалились под лучами так, что и вокруг них растаяло до самой земли.

Сакрант остался позади, копыта стучат по земле королевства Пекланд, но мы срежем только самый краешек и углубимся в Ирам, что вообще-то меньше отличается от Сакранта или Пекланда, чем отличались друг от друга некогда крупнейшие королевства: Уэссекс, Суссекс, Эссекс, Кент, Нортумбрия, Мерсия… потом объединившиеся в одну весьма заметную державу.

Конечно, когда-то все эти королевства будут объединены в одно, однако я не стану прилагать к этому усилия, поважнее дел хватает…

Бобик взлетел, как самый быстрый стриж на свете, на вершину пологого холма, остановился в красивой позе, требовательно гавкнул.

– Посмотрим, – крикнул я навстречу ветру, – что он увидел интересное…

Арбогастр смолчал, что у коней означает согласие, мужчины не открывают рот по пустякам, стремительно вознесся к Бобику, а там я остановил его, озирая окрестности.

На той стороне неширокой долины высится замок из светлого камня, тоже на вершине пологой горы. Весеннее солнце уже сожгло те остатки снега, которые ветер не сумел сдуть в долину, а каменистая земля высохла очень быстро, и теперь вокруг крепостных стен снуют крестьяне, а внизу четверо всадников остановились на грани просохшей земли и неимоверной грязи, за которой вообще лежат снега.