Ричард Длинные Руки – король - Гай Орловский

Потому должна и здесь остаться твердая власть. Моя. Любые проявления сепаратизма карать мгновенно, не давая разрастись пожару. Пусть лучше недобрая память, но под властью деспотов любая страна обычно процветает, потому что жестокие репрессии всегда направлены против знатных семей, у которых завышенные претензии, амбиции и свои претенденты на трон, а развитие городов и сел тираны всячески поощряют, каждому приятнее править богатым и счастливым королевством.

Нужно только решить, где все-таки воткнуть свой флаг: в Сакранте, Пекланде, Ираме, Скарляндах или Варт Генце? Отпадает только Зорр, граничащий с Ирамом и Бриттией, там на троне все еще благороднейший король Шарлегайл, его брат Беольдр, принцесса Азаминда и верная жена престарелого короля Шартреза, и я ни в коей мере не желаю ущемить их славу и власть.

Как ни крути, а все дороги ведут, как и сказала Аскланделла сразу, в Варт Генц… Нет, в Скарляндии бы проще на ее просторах… Хотя есть мысль и получше. Аскланделла и предложила воссоединить эти две постоянно враждующие половинки некогда великого целого, там и провозгласить свою резиденцию. А если еще и присоединить, как она и посоветовала, земли Эбберта… Эх, почему женщина оказалась более решительной, чем я?.. Может, потому, что она сидит в Сакранте и двигает фигурки на карте, а все выполнять мне, потому и страшусь?

Но, во-первых, ни в Скарляндах, ни в Варт Генце нет короля. В обоих верховным правителем считаюсь я. Пусть сейчас там мятеж… нет, даже не мятеж, я же вроде бы погиб, так что это не мятеж в чистом виде, а борьба за трон, ну да, это я и говорил Аскланделле.

Остается только войти туда с армией и объявить себя королем. Это придаст значимости не только мне, но и новому королевству.

Я поморщился, среди плохих решений это все-таки самое пристойное, но все равно чего-то не хватает, и не хватает сильно. Или это моя интуиция начинает себя странно вести, иногда изменять даже… хорошо бы еще с кем-то достойным, а то свяжется с каким-нибудь убожеством вроде интеллекта, и тогда великие идеи будут просто причудливыми, а это не совсем то.

Зигфрид заглянул, сказал почтительно:

– Граф Альбрехт, ваше высочество. Пустить или вы передумали?

– Я никогда не передумываю, – буркнул я. – За исключением случаев, когда приходится.

Альбрехт вошел, поклонился едва заметным наклонением головы, так обычно сюзерен приветствует вассалов, но здесь посторонних нет, я мотнул головой в сторону стола.

– Садитесь, граф. Там горка пирожных, принцесса сумела слопать всего четыре, одно осталось.

Он сказал послушно:

– Как скажете, ваше высочество! А и три такие сумею!

– Обойдетесь, – сказал я. – У сытых голова хуже работает.

– Напротив, лучше!

– Зато вина могу, – добавил я, – не жадный.

Он присел к столу, а я снова развернул карту и впился взглядом в очертания Скарляндии и Варт Генца. Что-то крутится в голове, дразнится, мысль то мелькнет, то спрячется, но, похоже, это та самая идея, которой недостает…

Если память мне изменяет не слишком сильно, то древнейшее королевство, овеянное прекрасными легендами, называлось Улагорния и располагалось на тех землях, где сейчас Скарлянды и Варт Генц. Об этом я слышал, когда еще был жив король Фальстронг. И хотя в реальности ничего не известно, но зато какие легенды, баллады, образы, примеры мужества и отваги, слишком поэтичные и возвышенные, чтобы быть правдивыми, однако же молодежь воспитывают на этих образах беззаветной преданности и красивых гибелях героев.

Предполагается, что Улагорния разрасталась, подчинила себе соседние земли, доминировала около трехсот лет, постепенно разрасталась, вбирая в себя земли и племена соседей, пока не рухнула под своей же тяжестью, развалившись на четыре части.

Две постепенно исчезли, поглощенные соседями, а две воевали зло и непримиримо, пытаясь восстановить единство королевства, но, разумеется, каждая со своим вождем на троне. Так длилось еще несколько сот лет, за это время это удавалось трижды, последняя попытка была самой удачной, великий вождь Улагорн Скачущий, принявший это имя в честь прародины, воссоединил оба королевства и правил им шестьдесят два года, а после его кончины они снова медленно обособлялись, пока через сотню лет после его смерти обе части не провозгласили себя самостоятельными королевствами, то есть Скарляндией и Варт Генцем в нынешних границах.

Правда, Варт Генцу немного перепало от раздела победителями земель Турнедо, но в целом Варт Генц сейчас в тех границах, которые признают все его соседи.

Я с силой хлопнул ладонью по карте.

– Есть!

Альбрехт дернулся, едва не выронил фужер с вином, спросил подозрительно:

– Муху прибили?

– Идею поймал, – ответил я гордо.

– Она еще жива? – спросил он. – Вы ее так шарахнули, у меня чуть сердце не выпрыгнуло.

– Я поймал крепенькую, – объяснил я, – и очень живучую. Надеюсь, живучую.

– Ну-ну, ваше высо… ваше величество?

– Вот-вот, – сказал я, – привыкайте. Неделю будете меня величествовать, а потом разрешу вернуться к сэру Ричарду, а то самого от этого титула что-то дергает. А то и просто к Ричарду. В общем, Скарляндию и Варт Генц помирим на том, что не станет ни той, ни другой. Будет Великая Улагорния!

Он застыл с распахнутым ртом, потом спросил опасливо:

– А это… не слишком?

– Мы должны возродить великую славу предков, – ответил я пламенно и возвышенно. – Да, я вартгенец и сакрантец, но во мне стучит пепел… Улагорна Скачущего, и требует решительно и зело! Дабы, не смотря на. И мы должны, потому что. Даже обязаны, ибо это наш племенной долг! Поступить иначе – оскорбить великих предков, которые все ждут и ждут… а мы все не, хотя могли бы обло весьма, да.

Альбрехт наконец пришел в себя, зябко передернул плечами, взгляд немного тревожный, но сказал задумчиво:

– А что… это может сработать… Вы еще это, скажите что-нить вот таким голосом и с пылающими очами. И меня доубедите, и сами поупражняетесь.

– Полагаете, – спросил я, – лордов придется убеждать долго?

Он помотал головой.

– Их нет, но народ консервативен. Да и лорды постарше будут осторожничать.

– Это еще не все, – сказал я с подъемом. – Дабы еще больше повысить статус, вольем в это новое могучее и так долго ожидаемое простым народом государство Мечты весьма богатые земли ликвидированного образования…

– Ваше величество?

– Вот-вот, – одобрил я, – именно с такой интонацией!.. Вы что, не помните, какое образование мы ликвидировали?

Альбрехт развел руками.

– Кто знает, что вы могли еще сейчас вот ликвидировать. Вы уже столько всего и всяких наликвидировали… А если еще и образование ликвидируете, гм… А в самом деле, кому эта грамотность нужна?

Я огрызнулся:

– Если я вырывал всякие там сорняки, то посадил семян и взрастил их еще больше! Хоть и не помню, чего. Я говорю про Эбберт, разве непонятно?.. Помните, был когда-то в древности такой? Еще в прошлом году его уже не стало, теперь нет и больше не будет.

– А вдруг? – спросил он невинно.

Я посмотрел зверем.

– Как это? Государства не грибы, сами по себе не растут. Их взращивают долго и старательно, а сломать может любой дурак, оказавшийся на троне. Так что Эбберт – отныне это географическое понятие. Не больше.

– А теперь придаток Скарляндии?

– Улагорнии, – уточнил я, тут же поправил себя: – И не придаток, а просто ее земли. Территории. Самих эббертцев отныне не будет, а только улагорнцы. И вообще «эббертец» моим повелением будет зачислен в ругательные слова.

– Лучше без повелений, – сказал он.

Я посмотрел привычно зло, подозревая подковырку, подумал, махнул рукой.

– Да, такое лучше вводить снизу. Как инициативу масс. Тогда любая дурь закрепится.

Он осушил кубок до дна и сказал хриплым голосом:

– Хорошо, займусь. Но скажу, ваше величество…. У вас и размах!

– Надо, – ответил я. – Осторожничать будем в старости.

– Если доживем, – согласился он.

Во дворец все прибывает народ, все вельможные лорды уже здесь. Даже те, что продолжают относиться враждебно, словно мы те же мунтвиговцы, однако наш скорый уход, который неизбежен, примиряет со всеми.

Многие спешат воспользоваться последней возможностью и показаться великому завоевателю, вдруг да пригодится в будущем.

Мои военачальники все здесь, даже Макс и Норберт, хотя и дергаются, оставив войска на заместителей и помощников, в великом возбуждении главы торговых гильдий, все готовятся сразу с весны отправлять караваны на юг, где теперь моим словом будут открыты все границы.

Епископ Дециллианий пришел благословить на дорогу, сдержанный, учтивый, с чисто выбритым лицом, я заметил, что почти никогда не смотрит в глаза, а если взглянет, тут же отводит, обычно поглядывает искоса или чуть исподлобья.

– Благослови вас Господь, – сказал он, – мы все будем молиться за вас, ваше высочество.