Специалист по джунглям - Норман Ричард Спинрад

Там, пульсируя, лежал на брюхе Мозг. Тело так раздулось, что восемь маленьких атрофированных ножек не доставали до пола. Гротескное мешкообразное тело придавало голове карликовый вид, а лицо почти неразличимо — отвратительное кукольное личико с крошечными черными глазками и маленьким, обрамленным щетинками ртом, почти утонувшим в извивах и складках зеленой плоти.

— Тр-р? Тр-р? Приказы, тр-р? — жестко зачирикал Мозг.

«Мерзостное вонючее дерьмо!» — подумал Вандерлинг. Он поднял винтовку и, наставив на тварь, всадил ей в башку пять пуль, одну за другой. Тыквы тоже принялись бешено палить, почти не целясь. Там, где пули пробили хитин, из аккуратных отверстий хлынула густая зеленая жидкость. Хибару наполнила удушливая пороховая гарь.

Вандерлинг не переставал стрелять. «Тр-р… Тр-р… Приказы, тр-р…» — глухо каркал умирающий Мозг. Потом он затрясся и упал на бок, слабо взмахнув ножками.

«Что?»

Хлоп! Горловой булькающий вопль, быстрый ряд коротких ужасных стонов, и опять глухие звуки ударов.

Вандерлинг резко крутнулся и увидел, что старик, поднявшийся со своего тюфяка, получил удар «звездой» по морде, смявший черты в отвратительную маску кровоточащего мяса. Старик повалился на спину там же, где стоял. Гомец, Джонсон и все остальные сгрудились вокруг лежащего навзничь тела, бессмысленно кромсая его «звездами», свирепо пиная сапогами. При этом Тыквы хрипели, как рассерженные хищники.

Вандерлинг выругался и несколько раз припечатал разошедшихся торчков прикладом винтовки.

— Прекратить! Довольно! Убирайтесь отсюда к черту! Прочь! Прочь!

Угрозами и пинками он наконец умудрился выгнать их, как стадо, за дверь. Когда они бежали через деревню под прикрытие леса, темные, кричащие, жестикулирующие фигуры выскакивали из хижин, толкали их, слепо пытались достать в кромешной тьме.

Обезумевшие Тыквы завопили, размахивая «звездами» и пытаясь расчистить путь через толпу примерно так же, как человек в джунглях прокладывает себе дорогу мачете. В темноту выплеснулись завывания боли, проклятия, отвратительные звуки входящего в плоть металла.

Вандерлинг чувствовал, как кто-то цепляется за него, царапает, рвет одежду. Отчаянно матерясь, генерал сам выхватил «звезду», наугад занес ею по широкой дуге. Он ощутил, как дрожь побежала вверх по руке, когда оружие впилось в чье-то тело. Потом еще и еще…

Наверное, у него произошел какой-то сдвиг, что-то перещелкнулось в голове, когда он в темноте пробивал себе путь к лесу. В глухой, вязкой темноте, где ничьи глаза не смотрят, ни один человек не видит, Животные вслепую накидывались на него, и он чувствовал, как их плоть рвется и превращается в мягкое месиво под ударами «звезды». Казалось, в уме разошлись какие-то шторки. Обнажился горячий красный туман, кипящий животный жар, и они переполняли Вандерлинга, зажигали кровь, заставляли его всецело отдаться убийству.

Он всхрапнул по-звериному, поднял оружие с буйной, безрассудной яростью и хрипло засмеялся, почувствовав, как сталь точным ударом нашла цель. Снова и снова. Он безжалостно кромсал и калечил мягкие тела, и море стонов и воплей, наполнивших темноту, понуждало его бить с удвоенной силой.

— Суки! Суки! Суки! — пронзительно кричал он, прорубаясь сквозь человеческий подлесок.

В конце концов деревня, крики искалеченных и стоны умирающих остались позади. Задыхаясь, генерал остановился посреди молчаливой темной чащи. Он сосчитал по головам своих партизан, вглядываясь в неясные очертания. Один… три… пять… Да, они сделали это!

Героиновые Тыквы хрипло смеялись, даже несмотря на то, что легкие от быстрого бега сводила судорога. Вандерлинг поймал себя на том, что тоже идиотски смеется вместе с ними, будто он — один из них.

— Молодцы, парни! — прокаркал он. — Хорошо поработали за ночь! А теперь назад в лагерь, к источнику счастья!

В тесной кучке похлопывающих друг друга по спинам, ухмыляющихся, счастливых людей, Вильям Вандерлинг возвращался через джунгли в лагерь. И горячий пот битвы нес, скорее, не отвращение, а удовольствие.

«Раз плюнуть! — билась лихорадочно мысль. — Действительно, раз плюнуть!» И забава, скорее всего, только начиналась…

— Выглядит чертовски хорошо, — заметил Барт Фрейден. Олней кивнул и повернулся, чтобы кинуть беглый взгляд через плечо на партизанский лагерь, в эту минуту успокаивающийся в сумерках. Пока Олней смотрел на лагерь, Фрейден разглядывал самого сангрианина, откинувшись на спинку стула и улыбаясь понимающей улыбкой.

Теперь кампания по уничтожению Мозгов наладилась, и Вильям мог из нее выйти. Десятки Мозгов уже мертвы, темпы вербовки возросли за последнюю неделю примерно втрое, пришло время опробовать фабрику слухов, организованную Олнеем.

— Полковник, вы уже набрали агентов, — проговорил Барт. — Посмотрим, что они смогут сделать.

Олней оторвал взгляд от центра бивака, где около двухсот добровольцев, сидя на корточках вокруг походных костров, доедали последние куски плоского, сухого сангрианского хлеба, и выжидающе посмотрел на Фрейдена.

— Мы проверим, насколько хорошо твои ребята справятся с распространением слухов, — продолжил Фрейден. — Киллеры уничтожают Мозги, потому что истощенных Животных быстрее можно довести до сумасшествия. Я хочу, чтоб каждый житель самой глухой деревушки знал об этом. Я хочу также, чтоб весь рассказ заканчивался словами: «Только Барт Фрейден спасет нас». Сможешь сделать?

— Те-Киллеры убивают Мозги? — недоверчиво спросил Олней.

Фрейден поколебался. Неужели Олней узнал правду? Скверно будет, если как-нибудь он обнаружит, что ему лгали. С другой стороны, первое правило безопасности гласит: «Никому не говори более того, что ему требуется знать. Иначе вся работа полетит к чертям!»

— Дело не в этом, — ответил он. — Пусть люди думают так, независимо от того, правда это или нет. Иногда слова важнее реальных событий. Запомни это!

Олней кивнул:

— Та-пропаганда не правда, не ложь тоже? Или то и другое…

Казалось, он бьется над определением понятия.

— Не бери в голову, — отмахнулся Фрейден. — Слишком долгие размышления вредят усвоению знаний. Скажем проще: люди контролируют правду, а не она их. А теперь живо за дело!

Олнея, видимо, удовлетворила эта прагматическая выкладка — или, по крайней мере, достаточно озадачила, чтобы перестать над ней парить мозги. Так рассудил Фрейден, когда сангрианин удалился по своим делам.

Барт встал и потянулся. Он уже давно перестал беспокоиться из-за наивности и эгоизма, составляющих сущность человеческой расы. Самые худшие качества — жадность, ненависть, тупость — могли стать полезными, если вы просто пытались использовать их, а не стремились исправлять олухов. Позднее, когда война будет выиграна, придет время очистить планету от наиболее отвратительных порядков. «Теперь же, — сказал Барт себе, — расслабься и заторчи!» В первый раз, с высадки на Сангрию, Барт полностью чувствовал себя хозяином ситуации. Он чувствовал, как Революция набирает силу, он мог проникнуть в суть событий, людей, всех моделей действия, ощущать форму и вкус Восстания, как части огромной паутины, в центре которой сидел он сам — контролируя, побуждая, во все вникая и всем занимаясь, словно планета и народ — части его собственного тела.

Барт шагнул в хижину. София лежала на кровати — вялая и утомленная. Фрейден глядел на нее сверху вниз. И внезапная дрожь пробежала по телу. Как грандиозно быть центром Мироздания, подчинять события по заданным тобою образцам, всю огромную планету, оживленную твоей собственной волей, всю вселенную, ориентирующуюся на твое существо! Всем заправлять, быть Номером Один, Человеком Который, и при этом — способным просто смотреть вниз на свою женщину и знать, что вскоре ты сможешь сложить к ее ногам целый мир, словно безделицу, — если настроение овладеет тобой!

София взглянула на него. Ее глаза расширились, и она широко улыбнулась.

— Барт, — пробормотала она. — Я никогда не видела тебя… Ты похож на быка, большого сильного быка, Зевса, собирающегося изнасиловать Европу…

Фрейден тоже засмеялся. «Да, я чувствую себя богом, верно! У Зевса была своя планета, и у меня есть своя. — Он прислушался, как кровь стучит в висках. — Гордыня, да, гордыня! Что ж в этом плохого? Каждый, кто не знал чувства гордости, не знал себя самого. Каждый, кто не знал гордости, заслуживал того, чтобы иметь Хозяина. Долой смирение! Ты тот, кем себя называешь, только до тех пор, пока можешь это подтвердить!»

Барт стоял рядом с кроватью, смотрел вниз, предвкушая, как прикоснется к Софии.

— Я чувствую себя быком, — проговорил он. — Почему нет? Я Барт Фрейден, и это моя планета, моя! Каждый мужчина должен был бы почувствовать это, прежде чем назвать себя мужчиной. Будь я Тарзаном, а ты — Джейн, я отправил бы Читу вон пинком в зад, стукнул себя в грудь и…