Чернокнижник - Александр Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выходит так.
— И что же это за книга? Трупопровод?
— Ну, нет, этого наши не опубликуют никогда.
Татьяна Александровна с явным любопытством посмотрела на мужа.
— Лагерный роман, — сказал он.
— Всё таки не удержался — написал.
— Что написал?
— Лагерный роман это фраза из его сочинения.
— Если хочешь, я могу принести эту книгу.
— Боже упаси. Я даже слышать об этом не хочу.
— А теперь и я.
— Что и ты?
— Теперь и я не хочу слышать ни об этой книге, ни об этом писателе. Это чудовищно обнародовать такие интимные вещи.
То, что неприемлемо для одного, очень приятно и привлекательно для другого. Посудите сами: да разве есть на свете что-либо приятней, нежели порыться в чужом грязном белье? А интимные стороны жизни людей? Они ведь только называются интимными, а попробуйте оторвать от замочной скважины созерцателя, наблюдающего за этими интимными сценами? За уши не оттянешь! Этим сценам человеческой жизни даже название придумали сладкое и приятное — клубничка.
Что может быть приятней почитать, на ночь глядя, такую клубничку! Сердце заходится в груди, и замирает дыхание. Да что там сердце! А ниже? Короче все органы готовы к активному образу жизни. Придёт жена или муж, ляжет рядом, тут ясное дело, не до прозы жизни — сразу приступаешь к поэзии. Стало быть, в качестве укрепления семейных отношений, лучшего средства и не сыскать. А коли ночь прошла великолепно, то и утро задалось. Идёшь на работу, и все-то тебе улыбаются, и ты улыбаешься всем. А тут в прямой связи и производительность труда находится, коли настроение у всех хорошее. Если уж мы коснулись вопросов экономики, то лозунг «догнать и перегнать Америку» никак без неё обойтись не может. А это уже политика — дело не шуточное. Так, что, как ни крути, а клубничка в литературе занимало, занимает и будет занимать самое первое место. Я бы даже в партию принимал исходя из одного только показателя: читаешь клубничку — милости просим вас в КПСС, давайте вместе коммунизм строить, не читаешь — и на пушечный выстрел не подходи — не наш человек, не советский. И хотя партийные руководители всячески осуждали клубничку, сами, распустив слюни, зачитывали подобные книги до дыр.
Уж кто позволил опубликовать «Лагерный роман», по какому такому знакомству, за какие деньги — неизвестно, но книжка вышла и сразу же нашла своего читателя.
В конструкторском бюро, где работал муж Татьяны Александровны, книжка была особенно популярна среди молодых мужчин. Женщины конечно тоже читали её, но они считали плохим тоном говорить о таких вещах вслух. Правда трудно себе представить женщину, которую можно было заставить молчать тогда, когда той хотелось высказаться. Вероятно именно для такого случая в конструкторском бюро была предусмотрена женская курилка. Туда приходили даже те дамы, которые не курили. Здесь можно было посплетничать, узнать последние новости или просто почесать языком без мужских вездесущих ушей.
— Ты читала «Лагерный роман»? — спрашивала молодая особа свою подружку, затягиваясь ароматной сигаретой.
— Я давно хочу, только не могу найти. Ты дашь мне почитать?
— Ты четвёртая в очереди будешь.
— А вы знаете, что у нашего ведущего жену зовут также, как и главную героиню. Тоже Татьяна Александровна. Только в романе она Бахметьева, а у него Соколова.
— Так ведь её девичья фамилия — Бахметьева!
— Да, ну!
— Бывают же такие совпадения!?
— А вдруг это совсем и не совпадение! — предположил кто-то.
— А что же тогда? Она же у него учительница.
— И в романе учительница.
— В романе можно себя так вести, а у нас нельзя. Если бы в нашей советской школе такая нашлась, то её моментально бы выгнали с волчьим билетом, а она работает до сих пор.
— Девочки, всё равно это так интересно! — восторженно прозвучал чей-то тоненький голосок.
— Тебе-то что может быть интересно? Детскому саду такие вещи слушать не полагается, — оборвал прокуренный голос девочку, которая конечно не была из детского сада, но со школьницей её спутать было можно совершенно спокойно.
— Я уже замужем! — обиженно ответила она.
— Слышь ты, замужняя, смотри языком сильно не трепли, а то ведущий укоротит тебе премию и даже не посмотрит, что замужняя.
Вне курилки женщины не говорили на эту тему, но проходя мимо ведущего конструктора, не могли устоять, чтобы не заглянуть ему в лицо и не рассмеяться.
Ведущий конструктор оглядывал себя, но ничего смешного не находил. Зайдя в туалет, он вставал около зеркала и пытался посмотреть, что у него сзади.
— Послушай, Андрей, — обратился он к вошедшему сотруднику, — у меня сзади ничего нет?
— А что у тебя должно быть сзади? — не понял сотрудник.
— Вот я и хочу разобраться. Девицы посмотрят мне в лицо и смеются.
— Так ведь дуры!
— Ты думаешь?
— Тут и думать нечего. Счастливый ты Саня. На тебя девки смотрят и улыбаются, а на меня взглянут и так морду вытянут, будто змею только что проглотили.
Что касается РОНО, то тут и в мыслях не было не только смеяться, но и просто улыбнуться. Произведение, в котором советские педагоги предстают в образе развратниц, рассматривалось как враждебное, ставящее перед собой целью опорочить не только всю систему советского образования, но и весь существующий строй. Руководители РОНО незамедлительно поставили бы вопрос перед соответствующими органами, если бы не одно деликатное обстоятельство. Дело в том, что в РОНО помнили о злополучном сочинение. Более того, все знали, что этим сочинением занималась милиция, в результате чего были уволены двое учителей. Уволены тихо, по собственному желанию, чтобы своими поступками не компрометировать столь солидное учреждение. А коль скоро это так, то действовать необходимо осторожно: а вдруг факты, изложенные в романе, действительно имели место быть. Любой здравомыслящий человек на месте руководителя РОНО прежде чем принять какое-либо решение, сто раз проверит и перепроверит столь деликатную информацию. Но весь казус и заключался в том, что проверять было нечего. Злополучного сочинения не было в РОНО. У руководителя учреждения, который в то время занимал должность заместителя и непосредственно участвовал во всей этой истории, тоже ничего узнать было невозможно, потому, как снят с работы он был в результате такой гнусной интриги, что не только разговаривать с нынешними руководителями, но и пройтись по одной стороне улицы отказался бы даже под страхом смерти. Сам писатель, по данным РОНО находился за границей, то есть был абсолютно недоступен. Милиционер, был уволен после этого дела по состоянию здоровья. Оставалась Татьяна Александровна Бахметьева (главная героиня романа), она действительно до сих пор работала в школе учителем литературы. Но не круглая же она дура, чтобы давать показания, компрометирующие её саму.
Может быть она дура круглая, а может и квадратная, но у руководства РОНО другого выхода не было: проверять компромат против Татьяны Александровны надо было с помощью самой Татьяны Александровны.
Как известно, среди оснований, на базе, которых возбуждаются уголовные дела, есть и информация, содержащаяся в средствах массовой информации. Прокуратура, как орган надзирающий за соблюдением законности в стране, был просто обязан проверить информацию, содержащуюся в книге и в случае подтверждения принять меры уголовного преследования к преступникам растлевающих пионеров и комсомольцев. Инструментов для выполнения этой святой задачи в государстве развитого социализма, слава богу, было предостаточно.
В приведённом выше инструментальном ансамбле явно не хватает дирижера. И хотя читатель не знает, кто будет руководить этим ансамблем, но наверняка догадывается, куда клонит автор.
Хочу сразу разочаровать читателя. Ваш покорный слуга никуда не клонит, так как он вообще не занимается такими грязными делишками. На это есть другие деятели, которые даже псевдоним себе выбрали соответствующий — «Чернокнижник».
Глава 12
Катя уже битый час сидела в редакции газеты и старалась объяснить корреспонденту, что ей надо. Она не была писательницей и вероятно поэтому плохо умела выражать свои мысли, потому что её собеседник, с измождённым лицом, покрытым крупными каплями пота, умоляюще смотрел на девушку и в который уже раз задавал один и тот же вопрос:
— А мы то здесь причём!?
— Ну, а кто же если ни вы? Я же вам книгу принесла!
— Вы понимаете, мы газета, а не книжный магазин.
— В этой книге описаны реальные события.
— Я поздравляю вас, но у нас газета.
— Раве вас не интересуют реальные события?
— Интересуют, но причём тут книга? Идите в магазин и продавайте свою книгу там.
— Кто же её купит?