Позывной «Курсант» - Павел Барчук

— Может, не надо? — Я с надеждой посмотрел на своего опекуна, чтоб ему пусто было. Изверг!

— Надо. Алеша. Надо…

С этими словами Клячин шагнул ко мне и ведру. Ведро он схватил за ручку, а меня — за тыльную сторону шеи, наклоняя вперед, и потом плеснул холодной водв, прямо сверху.

Я чуть не взвыл, если честно. Или даже, по-моему, взвыл. Башка в один момент перестала соображать.

— Вот! Хорошо! — Клячин поливал меня холодной водой с каким-то садистским восторгом. — В здоровом теле — здоровый дух, Алексей. А то ты у нас совсем, как барышня. Все тебе не то и не так. Будто не в детском доме вырос, а в Смольном, среди институток. Скоро начнешь реверансы да кникинсы делать.

— Книксены… — Выбил я зубами слово, с трудом ворочая языком.

При этом еще приходилось плескаться под льющейся сверху водой, иначе, боюсь, чисто из принципа, Клячин притащил бы новую порцию. Мы, на секундочку, стои́м даже не в доме, а рядом с порогом. На улице. И сейчас по-прежнему октябрь месяц. Хоть и ранний, относительно теплый, но все же, ни черта не Мальдивы.

— Чего⁈ — Он замер на секунду, выровняв ведро так, что вода перестала литься.

— Книксены, млять! Да не останавливайтесь Вы уже! Сейчас сдохну ведь!

— Ох, ты погляди же… Исправляет он меня… В коммуне, что ли, научили словам таким? Ну, книксены. Один черт херня это. Пережитки буржуазного прошлого. — Клячин плеснул остатки воды мне на голову, а затем сунул что-то в руки. — Вытирайся, умник.

Собственно говоря, с этими утренними помывочными мероприятиями, выбор у меня был невелик. Либо драться с Клячиным, отнимая у него ведро. Либо сделать, как он хочет. А хотел Николай Николаевич, чтоб я, стоя на улице раздетым по пояс, принял, так сказать, импровизированный душ.

Я, не глядя, схватил протянутый им предмет и залетел в дом, с остервенением растирая свое тело какой-то тряпкой, врученной чекистом вместо полотенца.

— Ну, вот видишь… Хорошо же. А? Хорошо? — Он топал следом, с довольной улыбкой почёсывая живот.

Сам Николай Николаевич, кстати, тоже был по пояс раздет, но, в отличие от меня, чувствовал себя прекрасно. Судя по ещё не до конца высохшим волосам, он, перед тем как издеваться надо мной, тоже устроил себе купание.

— Охренительно, как хорошо! Чувствую, совсем другим человеком стал! Прямо ощущаю, наполняет меня просветление! — Рявкнул я Клячину, искренне, от всей души желая ему поймать пневмонию, в идеале сразу двустороннюю.

Мои зубы громко стучали, а внутри все сжалось от холода. И заодно от желания надеть это долбаное ведро чекисту на голову. Воспитатель хренов. Закалять он меня решил.

— Теперь можно одеться и поесть. Скоро ехать нам уже. — Клячин выхватил из моих рук мокрую тряпку и протянул чистые вещи.

Вещей этих, кстати, в шкафу оказалось до хрена. И почти все — моего размера. Такое чувство, будто меня здесь ждали и к моему приезду готовились. Хотя, если дом — служебный, может, просто так совпало. Наверное, сотрудникам часто приходится пользоваться этим местом в своих целях.

— Нормально… — Клячин окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом, когда я облачился в штаны, рубаху и джемпер. — Прилично выглядишь. Не стыдно людям показать. Ладно. Идем. Перекусим.

Чекист развернулся и двинулся к кухне. Сам он одеваться не торопился. Я хотел было сделать ему замечание насчёт голого торса, с которым за стол нормальные люди не садятся, но решил, книксенов достаточно. А то нарвусь либо на подозрения с его стороны, с хрена ли бывший беспризорник из себя интеллигента корчит, либо тупо отхвачу мандюлей.

Поэтому просто молча уставился ему в спину злым взглядом, от души желая Николаю Николаевичу провалиться сквозь землю.

На столе уже стояли кружки с крепким чаем, белый хлеб и несколько сваренных вкрутую яиц. Клячин успел сообразить завтрак за то недолгое время, пока я вылазил из постели и тупил с этим дебильным ведром. Просто личное участие в утренних процедурах чекист принял, когда понял, что я не сторонник подобных методов закалки. Поначалу он надеялся на мою сознательность. Очень зря.

А вот насчёт жратвы он, конечно, молодец. Просто скатерть-самобранка советского разлива. Раннее утро, а уже откуда-то и хлеба притараканил, и яиц. Куры у нас по двору точно не ходят. Значит, сбегал туда, где ему всю еду отгрузили. В остальном — прибил бы его, честное слово.

Я окинул взглядом скромную снедь. Не густо, прямо скажем…Однако, мой желудок при виде еды мгновенно отреагировал довольным урчанием. Поэтому я тоже выгребываться не стал. Плюхнулся на табуретку, подтянул к себе одну из кружек, ухватил кусок хлеба. Помимо прочего на столе еще обнаружилась открытая банка с вареньем. Я взял ложку, зачерпнул побольше и шмякнул на хлебушек.

— Так…Значится, теперь по делу… — Николай Николаевич сел напротив, подкатил к себе яйцо и принялся методично его очищать. — Школа особого назначения…Скажу сразу, парень, легко тебе не будет.

— Можно подумать, до этого все было очень просто. — Я сунул в рот кусок хлеба и принялся его пережёвывать, едва не жмурясь от удовольствия.

Хлеб, кстати, был по-особому вкусный. Вот прямо вкусный. Совсем непохожий на тот, к которому я привык. Не могу даже понять, почему настолько охренительное есть этот хлеб. Вроде все то же самое, а вроде — другое.

— Ты, смотрю, оттаял уже? Разговорчивым стал…– Руки чекиста замерли, не очистив яйцо до конца. Он смотрел на меня с насмешкой. — Так можем повторить.

— Спасибо. — Я с трудом проглотил кусок, который оказался слишком большим, сделал глоток чая, а затем добавил. — Обойдусь одним разом. Вы меня лет на пять вперед закалили. Я теперь мандец насколько закаленный.

— А-а-а-а-а…Ну, хорошо. Уважаю тех, кто быстро соображает. — С довольным лицом кивнул Николай Николаевич. — Так вот…Школа… Вчера товарищ старший майор государственной безопасности уже сказал тебе, что решение это было принято самим Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Понимаешь, насколько все серьезно? Подробности про учебу, про то, как и что будет происходить, узнаешь на месте. Что тебе необходимо знать сейчас. Вас, таких, десять человек.

— Каких «таких»? — Снова перебил я Клячина.

— Не пойму…Ты чего смелый стал? Сиди, слушай, что говорят. — Николай Николаевич отодвинул скорлупу в сторону, затем продолжил. — Первый поток решено набрать из Высшей Школы НКВД. Пятьдесят лучших слушателей. Но…

Клячин закинул