Шок и трепет. Война в Ираке - Сергей Лойко

На обратном пути обезлюдевшая деревня ощетинивается «Калашниковыми». Народные мстители устроили нам засаду. Под направленными в упор в голову дулами автоматов выходим из машины. Слышу, как передергивают затворы.

Опять я из-за Юры попал под расстрел. Его идея была ехать сюда, «закруглить историю», как он выражается. Вот и закруглили. Только, похоже, мы сейчас вместе с историей закруглим свою жизнь. Главное — не выдать свой страх, но и не качать права. Тут нужен правильный баланс фатализма и находчивости. У Юры полно фатализма, а у меня находчивости. Но похоже, моя привычная находчивость иссякла в самый необходимый момент, как в том анекдоте про смекалистого солдата. И мне сейчас моя хваленая смекалка подсказывает: «П-ц тебе, Сережа».

Пока я веду этот оптимистический диалог со своей смекалкой на фоне Юры, который, как водится, прикинулся бессловесным, тощим, серым фотоштативом, Ахмед осторожно вступает в неспешную, рассудительную дискуссию с народными мстителями. Через пять минут он доходит до слова «русские», и мы спасены. Снова мне повезло с Юрой. Опять не расстреляли, хотя было видно, что очень хотели. И Ахмед конечно молодец, смог вступить в полемику со смертью. Были бы мы американцами, кокнули бы нас без разговоров, даже на аккредитации не посмотрели бы.

Да, дубина народного гнева начинает подниматься.

Тем временем в Багдаде Саддам Хусейн делает заявление, что никто из его родственников не покинул Ирак. Заявление нужно для того, чтобы развеять слух, что его семья якобы перебралась в Йемен. Перебралась или не перебралась, правды мы никогда не узнаем, как говорила моя любимая теща о каких-то моих объяснениях чего-то в далеком прошлом, когда я был молод и красив и смекалка меня не подводила…

Ездил с Юрой и другими журналистами на автобусе в Хиллу. Это рядом с Вавилоном, в 100 киломметрах к югу от Багдада. В Хилле нам показали только одну больницу. В ней по крайней мере две сотни раненых из окрестных деревень. Врачи говорят, что по характеру ранений похоже, что использовались кассетные бомбы. Кассетные бомбы специально изготовлены поражать живую силу противника на поле боя, и применять их в густонаселенных районах просто варварство. Однако кассетные бомбы не запрещены конвенциями.

По дороге туда и обратно видели много уничтоженной иракской военной техники. А в одном месте даже видели, как зенитка взлетела на воздух после прямого попадания американской ракеты.

В Багдаде «день смеха» продолжается. Произошло то, что я предвидел и чего так долго и безнадежно боялся.

Мы с Юрой застряли в лифте, между вторым и третьим этажами. Чтобы нам было веселее, с нами еще застрял один итальянец с двумя канистрами бензина. Юра вновь включает режим транса и безучастно ждет, когда нас обнаружат. Идиот-итальянец с досады пытается закурить. Я еле удержался, чтобы не выбить ему все зубы и навсегда отучить от этой дурной привычки. Но тот все понял с полуслова. Я не знаю, откуда у меня взялись силы, но я раздвинул внутренние двери лифта сантиметров на пять, чтобы только протиснуть туда свое отчаяние, и заорал диким голосом. Именно диким. Буквально.

Минут через пять нас обнаружили. Минут двадцать искали электриков и техников. Не нашли. Мне уже начало казаться, что я задыхаясь от недостатка кислорода. У Юры и итальянца на лбу крупные капли пота. Я опять приоткрыл дверь, просунул туда ногу и так держал дверь приоткрытой, чтобы мы могли хотя бы дышать воздухом из бетонной шахты.

Я вновь ору, но нас никто не слышит. Затем предлагаю попробовать сломать крышу лифта и выбраться хотя бы из лифта. Но и сам вдруг понимаю, что это бредовая идея. Юра предлагает другую идею. Ждать, пока нас спасут. Очень в стиле Юры. Лермонтов, видимо, с него лепил своего фаталиста. А если гостиницу сейчас начнут бомбить?

Я человек очень прямого действия и я просто ненавижу Юру за то, что он опять завлек меня в лифт. Я никогда, никогда, никогда больше не зайду в лифт. Клянусь.

Нас все-таки вытащили. Еще через 40 минут. Вернее, мы вылезли сами в узенькую щелочку, когда лифт сумели поднять так, чтобы хотя бы сантиметров 40 внизу двери открывалось на уровне выхода на этаж. Первыми вышли канистры, затем Юра, награжденный за свой спасительный фатализм. За ним вылез идиот итальянец. Честно говоря, я уже не уверен, что он итальянец. Он за все время заточения не сказал ни слова. Может, и не итальянец. Может, даже не идиот. В эйфории приближающегося спасения я прощаю ему все. Как капитан корабля, я покидаю каюту последним. В этот момент лифт дернулся, словно пытаясь еще раз насладиться моим ужасом. Дернулся и замер. Надеюсь, что навсегда. Мы поблагодарили спасителей — электриков, вошли в соседний лифт и счастливые доехали до нашего 10-го этажа.

И только тогда я понял, что только что опять проехал в лифте. Я сжал кулаки и повернулся к Юре, но тот уже бежал к своему номеру, и у меня не было сил догнать его.

По телевидению, которое, наверное, уже нигде не работает, кроме гостиницы «Палестина», зачитали обращение Саддама к народу. Саддам, если верить обращению, сказал: «Пока что мы использовали не больше, если не меньше трети наших вооруженных сил. А преступники уже использовали все, что у них есть».

Вчера нашлись два пропавших американских журналиста. Корреспонденты «Ньюсдэй» Мак'Алистер и Саман через восемь дней после своего исчезновения объявились в Амане в целости и сохранности. По их версии, их арестовали в номере агенты безопасности. Потом все это время их держали и допрашивали в ужасной тюрьме Абу Грейб неподалеку от Багдада. Значит, я был прав. Они не просто так исчезли.

Слава Богу, что они живы. Значит, и у нас всех есть шанс.

С южных окраин города доносится канонада, которая теперь не умолкает ни на минуту. Это уже не бомбежка, это звуки боя. Приближается страшный момент истины. Где мы будем во время штурма? В гостинице? В городе? Все время пытаемся придумать лучший и самый безопасный план действий. И не можем.

Мы с Джоном специально наняли еще один «Шевроле Джи Эм Си», который должен просто стоять у гостиницы, не двигаясь, а водитель должен находится в номере в гостинице, который мы ему сняли на все время. На случай, если произойдет что-то ужасное и нужно будет немедленно попытаться спастись бегством хоть куда-нибудь. В «Джи Эм Си» влезет человек пять с багажом.

Дом в Караде (центральный район Багдада, недалеко от нашего отеля), который мы уже почти сняли и в который завезли продукты, воду и во дворе которого вырыли колодец, все меньше и меньше привлекает даже нас. Если там с нами что-нибудь случится, то об этом никто не узнает. Американцы знают про журналистов и про «Палестину». Они должны иметь в виду, что здесь около 500 журналистов. Они должны что-то сделать, когда начнется штурм.

Между тем многие журналисты уезжают и приезжают даже сейчас. По никем не контролируемой и поэтому очень опасной дороге на Аман. Плата за проезд колеблется от трех до пяти тысяч долларов в один конец. До войны это стоило максимум двести. Смелые и отчаянные водители делают на войне целые состояния. На всех машинах, со всех сторон наклеены гигантские буквы TV или PRESS.

На нашей написано RUSSIAN PRESS.

Приехали три очень отчаянных парня с одного центрального телеканала. Был у них в номере. Все в татуировках. Пьют водку в форме «голый торс» и рассказывают ужасы о своей поездке сюда. По их виду можно сказать, что им не свойствен страх. Тем более что они об этом все время и говорят.

Доллар уже стоит 3500 динаров. В городе работают два или три ресторана. Чтобы поесть чикен тикка, надо ждать целый час.

Только что нам сообщили, что, по непроверенным данным, идет битва за Багдадский международный аэропорт. Это 15 минут езды отсюда. Все только об этом и говорят.

Единственный, кто имеет возражения, это министр информации аль Сахаф. Сахаф на пресс-конференции, где все вопросы только об этом (теперь все брифинги проходят в залах гостиницы «Палестина»), продолжает утверждать, что американцев нет ближе 150 километров от Багдада. Далее он понес совсем уже несусветный бред. По утверждению Сахафа, американцы отступают по всему фронту.

Сахаф: «Они попали в ловушку возле Умм Кассра. Они попали в западню возле Басры. Они в ловушке у Насирии (город к югу от Багдада)».

Кто-то из журналистов спрашивает его: «А возле аэропорта в Багдаде они не попали в ловушку?»

Смех в зале.

Даже сам Сахаф улыбается.

Вечером сосед Юры по этажу, фотокорреспондент АП Джером разговаривает по спутниковому телефону со своим коллегой, который прикомандирован к американским войскам и находится сейчас в районе аэропорта.

Сомнений больше нет: «наши» в городе. Странное ощущение. «Где свои, а где чужие? Как до этого дожили?» — как пел Володя Высоцкий в «Десяти днях…».

Опять появляется слух, что Саддам убит. Вскоре в холле гостиницы министр иностранных дел дает журналистам короткое интервью, в котором клянется, что Саддам жив.