Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии - Андрей Лебедь

жизнь. Общение, пусть и недолгое, с людьми неизвестной ему культуры, которые знают что-то такое, что не было известно цивилизованным людям или, скорее, было накрепко ими забыто, создало в его душе новый прочный фундамент взамен разрушенного. Переполняющая душу незнакомая радость того, что всё идёт в соответствии с тем, что задумано чем-то или кем-то гораздо более высоким по разуму, была выше обыденных желаний и устремлений.

Когда он рассказал о своих размышлениях охотникам, Виктор сказал ему:

— Это Сосна Жизни. Ты увидел её глазами сердца, увидел так, как видят все шаманы, живущие здесь, в Эвенкии.

И добавил, улыбнувшись и легонько толкнув его кулаком в плечо:

— Так что ты, однако, теперь тоже чуть-чуть эвенк.

***

…Шаманка Укэн вернулась из тайги к вечеру, принеся с собой свежесрезанные тонкие ветки можжевельника и широкие как стол еловые лапы, и сразу приступила к проведению ритуала. Виктор и Михаил сели возле костра на землю, а Кирилла она усадила в центр расстеленной рядом с костром чёрно-белой оленей шкуры.

Встав напротив Кирилла, она сказала:

— Пусть эти два цвета — чёрный и белый, станут основой тебе. Помни: нет тьмы без света, но и света без тьмы не увидеть. Так же, как нет жизни без смерти, а смерти без жизни. Отбрось в сторону всё, что ты знал раньше, не думай ни о чём. Позволь твоим глазам увидеть то, чего не видели никогда, пусть глядят они сквозь тонкую завесу, отделяющую наш мир от мира небесного. Пусть ведёт тебя твоё сердце, ведёт туда, куда направляет тебя Энекан Буга. Пусть само небо даст нам знак…

Уже наступила темнота, и, освещаемые ярким огнём костра, длинные шаманские одежды Укэн, сделанные из оленьих шкур, казались неестественно белыми. Она положила на колени сидевшего со скрещёнными ногами Кирилла связку можжевеловых веточек, а в огонь бросила несколько еловых лап, отчего костёр сразу же задымил густым желтоватым дымом, окутавшим и Укэн, и сдерживающегося, чтобы не закашляться, Кирилла. В глубокую медную чашу, наполненную речной водой, она бросила несколько раскалённых в огне камешков, взяв их большой железной ложкой. Моментально вскипевшая вода вокруг раскалённых камней зашипела, испаряясь.

Достав из огня пылающую головню, шаманка несколько раз провела ею вокруг головы Кирилла, обдав его жаром и почти опалив ему волосы, сопровождая свои действия негромким пением. Через минуту Укэн резким движением бросила горящую головню назад в костёр, он вспыхнул и затрещал, засверкал фонтаном искр, а она взяла в руки лежавший возле неё необычный овальной формы бубен, унгтувун, с нарисованной на нём длинношеей птицей.

Сильные размеренные звуки бубна нарушили тишину ночи. Укэн пела песню о том, что дорога жизни привела к ней человека, нуждающегося в помощи, человека, который боится всего на свете, а больше всего — самого себя, песню о том, что проторенная дорога для него закончилась, и есть только едва видимая тропа, по которой, однако, до него уже прошли многие.

Она просила хозяйку Вселенной указать верную дорогу человеку — такому маленькому, такому беззащитному. Ей подпевали два голоса — Виктора и Михаила, в такт ударявших каждый в свой бубен. Ритмичность звуков нарастала, песня Укэн захватила всё внимание Кирилла, который, увлечённый массой накатывающих на него звуков, в этот момент даже не осознавал, что понимает все слова песни, хотя успел узнать всего несколько эвенкийских слов. Он почувствовал тянущую боль в середине лба — там, где был ожог, уже заживший к этому времени. Кирилл прикрыл глаза и стал наблюдать за яркими разноцветными сполохами, вспыхивающими перед глазами. Внезапно крик шаманки током ударил его:

— О-о-о-о-о! Смотри! Смотри-и!! СМОТРИ-И-И-И!!!

Кирилл открыл глаза. Шаманка Укэн стояла возле пылавшего ярким пламенем костра, освещавшего её с ног до головы. Запрокинув лицо к небу, она непрерывно ударяла в свой овальный бубен, и изумлённый Кирилл увидел снопы искр, разлетавшихся во все стороны от Укэн. Вначале ему показалось, что эти искры летят из костра, но, приглядевшись, он понял, что они словно бы вырываются из-под длинной колотушки, с силой ударявшей по бубну. Белые искры фейерверком рассыпались в воздухе, некоторые гасли почти сразу, исчерпав силу, некоторые, описывая дугообразные траектории, взлетали высоко в небо и угасали там, и Кирилл зачарованно следил за их стремительным полётом.

Ему казалось, что он наблюдает за завораживающим зрелищем бесконечно долго, но внезапно шаманка Укэн издала резкий, какой-то «птичий» крик и изо всей силы ударила колотушкой по натянутой коже бубна так, что масса ярких шипящих искр взлетела высоко в небо, так высоко, что белые точки исчезли в вышине…

…Но через минуту они вернулись метеорным дождём! Метеорный поток расцвечивал бархатное тёмно-синее небо длинными яркими тонкими полосами и вспышками, которые медленно таяли, не оставляя следа. От невероятного совпадения у Кирилла закружилась голова так сильно, что он было решил, что это один из приступов его болезни, однако через минуту осознал, что это не так.

Он не терял сознания, наоборот, оно было как никогда ясным. Шаманка Укэн сделала ладонью плавное кругообразное движение, в конце его сжав кисть руки в кулак и раскрыла её ладонью вверх возле лица Кирилла. Он некоторое время пытался сфокусировать взгляд, и, наконец, ему удалось разглядеть предмет, лежавший на морщинистой ладони. Это была маленькая золотая сова, которую он нашёл раньше на безымянном ручье. В отсветах костра он сверкала, отбрасывая светлые жёлтые блики. От невероятного напряжения момента у Кирилла всё плыло перед глазами, и то ли его зрение каким-то образом изменилось, то ли по какой-то другой причине, но сова стала стремительно увеличиваться, почти мгновенно достигнув размеров человека, полностью заслонив от Кирилла шаманку Укэн.

Кирилл внезапно осознал, что эта птица живая: настоящая длиннохвостая ястребиная сова бело-чёрной окраски хлопала желтоватыми глазами, перебирая когтистыми лапами, оглядываясь по сторонам. И вдруг она расправила крылья и легко взлетела вверх — в освещаемое вспышками метеоров небо. От неожиданности Кирилл упал на спину, но успел заметить, что вместе с совой устремились в небо ещё три птицы — облачно-белая гагара и два стремительных ястреба.

Его тело словно одеревенело, а глаза закрылись сами, и в ту же секунду он словно увидел яркий сон — необычайно ясную картину, в которой он находился в горной местности, разговаривая с людьми, дружелюбно принимавшими его. Через долю секунды он, не предпринимая никаких усилий, оказался внутри этого сна, словно втянутый туда невидимым вихрем. Кирилл с удивлением понимал краем сознания, что только что был там, в сердце Эвенкии, в ночной тайге, а сейчас разговаривает с людьми, которых он