Свадьбы - Владислав Бахревский

Янычары догнали Надежду и, довольные приключением, шли, почти наступая ей на пятки. Она ускорила шаг и поравнялась со стариком меддахом.

И вдруг на улице показался яябаши102. Он был из другого орта, но янычары замедлили шаги. Старик тотчас свернул в улочку. Побежал.

Бегущий старик? Бегущий ради женщины. Чужой? Янычары далеко, но они видят, куда свернули беглецы. И они догадались - старик и женщина заодно.

Старик свернул еще раз. Теперь уж янычары бегут со всех ног. Но старик входит в дом и втаскивает за собой женщину. Это дом седого меддаха. Старый шепчется с ним. В дверь стучат, но Надежду куда-то ведут. Через садик, через дверцу на соседнюю улицу. И, наконец, она в доме старого меддаха.

Пожилая турчанка удивленно смотрит то на мужа, то на женщину. А старый меддах садится на ковер и никак не может отдышаться.

- Прими гостью, - говорит он наконец жене. - Она тебе все расскажет. А я устал. Сосну.

Жена старика меддаха смотрела на женщину с озабоченностью.

- Как тебя зовут?

- Надежда.

- Ты русская?

- Да.

- Меня зовут Мавуша. Луноликая. - Она засмеялась, провела рукой по щекам, тронутым паутинкой тонких морщин. И снова вопрос в глазах.

- У тебя богатое платье. Очень богатое.

Это было приглашение рассказать о себе. Надежда не таилась.

Мавуша выслушала рассказ, вздохнула, улыбнулась счастливой молодой улыбкой и заплакала.

- Я сказала плохое?

- О нет! Но я ждала другого рассказа. Твой рассказ прекрасен. Видишь, это гарем, но в гареме я одна. У моего мужа больше не было жен. Он, как каждый мусульманин, мог бы иметь четыре, но он всю жизнь любит только меня… Аллах! Ты же целый день ничего не ела. Подожди, я приготовлю обед тебе.

- Пить, - попросила Надежда.

Она только теперь почувствовала, как сухо у нее во рту.

Мавуша принесла холодный ароматный напиток. Надежда выпила целую пиалу.

- Еще?

-‘ Еще.

Мавуша принесла кувшин с тонким прямым длинным горлышком.

- Пей сколько хочешь. Я пойду приготовлю еду.

Она вышла.

А когда вернулась с блюдом дымящегося плова, Надежда спала.

Ее разбудила свеча.

- Откуда это? - испугалась она, указывая на свечу.

- Но уже ночь! - засмеялась Мавуша.

- Я спала?

- Так сладко, как спят дети… Освежись и поешь.

- А что же будет потом? - спросила вдруг Надежда. - Что же мне делать потом?

Она спрашивала: “Вы меня тоже подарите?”

- Ты будешь жить у нас, - сказала Мавуша, - а там как даст аллах.

- Спасибо. Мавуша, но ведь у меня совсем нет денег. Только это платье…

- На твое платье можно прожить целый год, но не бойся, пока ничего продавать не надо. Мой муж - меддах. Он рассказывает людям истории, а ему за это платят. Ты расскажешь мне о своей стране, я расскажу твои рассказы ему, а он - людям. Это будут твои деньги.

- Но зачем так? Я могу сама ему рассказать…

- Когда к жене приходит гостья, муж не имеет нрава заходить в гарем.

- Но ведь я не гостья.

- Закон есть закон. Ты лучше скажи, это правда, что ваши люди зимой носят деревянные сандалии?

- Деревянные сандалии? Зимой? Зимой у нас все ходят в валенках.

- Но у вас носят деревянные сандалии. Я знаю.

Надежда пожала плечами. Задумалась.

- Мавуша! Ты, наверное, говоришь о лыжах? Это не сандалии. Это доски с гнутыми носами. Их надевают охотники, когда идут в лес. На лыжах не провалишься.

- Куда провалишься?

- В снег! У нас зимой знаешь сколько снега наметает? Выше твоего дома.

Мавуша недоверчиво покачала головой.

- Это правда, правда, Мавуша!

- Я знаю. На Руси климат худой. Русь на острове. И там у вас растет трава, которая каждую весну распускает голубую фиалку. Очень приятного запаха. А зимой - белую фиалку. И она пахнет дурно.

- Ах, Мавуша! Да знаешь ли ты, сколько у нас цветов в лугах? А зимой - все в снегу. А ты знаешь, как пахнет морозом? Я этого никогда уже не увижу.

И беззвучно заплакала. Даже не заплакала. Просто потекли слезы - два стремительных ручейка - и тотчас же иссякли.

Мавуша озадачилась. Вышла в соседнюю комнату. Принесла флакончик с жидкостью. Налила в чайную ложку.

- Выпей.

Надежда выпила. Безвкусно.

- Что это?

- Святые капли.

- Святые капли?

- Да. В предместье Эсти-Ала-Паша-Магалези живет человек, у которого хранится одна из двух одежд Магомета. Другая - в Серале. Одежду мочат в воде, потом выжимают. Собранную воду разливают по флакончикам и продают в первые четырнадцать дней рамазана. Моя вода куплена в самый первый день. Она лечит самые тяжелые болезни.

- А у нас тоже есть святая вода! - сказала Надежда и прикусила язык. Зачем лишний раз напоминать о том, что ты христианка.

- Тебе нужно перейти в нашу веру! - твердо и жестко сказала Мавуша. - Это нужно не мне - тебе.

Надежда вспомнила своего хозяина.

“Глаза бы небось вытаращил, когда бы узнал, что девка его крепостная, Надька, Васькина дочь, при самом хане была. И хан обходился с ней как с королевой. Пальцем не тронул. Видно, для султана берег”.

Надежда вдруг вспомнила ночь, когда везли ее в повозке из Кафы. Вспомнила русского парня Ивана, которого просила передать Рязани-матушке поклон.

“Вырвался ли из полона добрый молодец?”

И захотелось, чтоб вырвался.

Такому нельзя пропасть.

Всю ночь молила Матерь Божью за Ивана. Он-то небось тоже не забыл ее, Надежду.

Глава вторая

Абдул хитрый татарин. Как солнце на закат, пленников па запор, в сарай. И того ему мало - для каждого своя цепь, а котел с баландой - один на всех. Поставит посередине - тянись. Голодно. Кто посильней, да у кого руки длинные, тот и прав. А все же держались, не особачились. Каждый съедал свое.

Ивану другая участь. Спит в шалаше, на пасеке. Ест вволю. Еда у него та же, что и у хозяина. На ночь ноги в колодки, а так - совсем свободный.

Иван к своим просился, в сарай, чтобы как все. Абдул смеется:

- Твои друзья - волы, а ты золотая голова. Мало ли у меня пленников было, а ты вон всего ничего живешь, а я уже мед сам ем и на продажу есть.

Просил Иван разрешения харчами с товарищами делиться. Абдул руками разводит:

- Я хочу, чтоб ты сильный был. По горам ходишь, пчел ищешь. Делись - только работай так, как работал.

Понес Иван еду в сарай, а мужики нос отвернули. Мол, снюхался с татарвой, ну и жирей себе. Нам твоя собачья еда не надобна.

Обиделся Иван, а что поделаешь: им хуже, они к правде ближе.

Сидел как-то Иван на бугорке возле сакли.

Ночь стояла лунная. На душе хорошо, а больно - о доме думал. Так, видно, от луны набежало. Татары, хоть и басурмане, а тоже в душе у них белая мышка.

Девчонки их, татарские, собрались где-то неподалеку и запели. Ладно у них получается. Иван понимает, о чем поют.

Не бойся, розою тебя не назову, Жизнь

розы слишком коротка. Чего гадать?

Что судьбою назначено, То, поживя,

увидим. Серебряная пряжка пояса,

А платье простенькое у госпожи.

Но, боже мой, глаза! Они такие голубые!

Голубые, голубые, голубые!

Песня кончилась. Засмеялись.

- Хорошо?

Вздрогнул Иван. Абдул сзади подкрался.

- Давай женю тебя. Красивую татарку возьмешь. Она тебе сына родит. Тогда и колода не нужна! Не побежишь.

Засмеялся Иван.

- Пока не налажу пасеку, не убегу, Абдул. Можешь быть спокоен.

- А потом?

- Как бог даст.

Теперь Абдул засмеялся.

- Хороший ты человек, Иван. Я бы твоим соседом согласился быть. Плохо дружков кормлю? Так они и работают худо. Как волка ни корми - в кусты глядит.

- Они в Крым пришли не своей волей. Хорошо ли человеку по-скотски ясть?

- О побеге и не думай. Не хочу тебя на цепь сажать. Сейчас у нас новый царь - новые порядки. Скоро в большой набег пойдем, за Азов мстить. Так-то!.. Лучше татарку себе пригляди.

Ушел.

Луна играет, молодые играют.

Кобыла где-то за буграми тоненько заржала, друга зовет.

*

Солнце не взошло, а Иван поднялся. Июнь - пчелам самая работа. В июне шалфей цветет, донник, синяк, мышиный горошек, а главное - липа да гречиха.

Иван уже десять ульев поставил, а сегодня поутру еще два. Из сильных ульев, где много было молодых пчел и где пчелы-кормилицы заложили роевые маточники, Иван взял рамку с личинками маток и поставил в новые ульи. К этим

рамкам присоединил еще по две рамки печатного расплода. И - с богом! Плодись, пчела, работай!

После утренней молитвы к Ивану на пасеку пришли его помощники, старший сын Абдула Халим и приблудный татарчонок Амет Эрен. Обоим по шестнадцать. Но какие разные!

Халим * и вправду кроткий, хотя отец назвал его так, надеясь, что сын, обманув судьбу, вырастет сильным.

Амет Эрен имя получил в честь святого татарского воина. И тоже имя свое оправдывал. Йлой, угрюмый. Одна рука на пистолете, другая - на сабле, того и гляди голову снесет.