У шоссейной дороги - Михаил Керченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня заколотилось сердце, жаром всего так и обдало. Вот зачем Тюха приехал!
— Ну, что ты, как сыч, смотришь? — продолжал Тюха. — Тебе нужны червонцы? Я могу их сейчас же вручить. Лишними не будут. Марина поди не дождется часа, когда вы соединитесь. Но надо же обзавестись современной обстановкой, одеждой — это в первую очередь.
— Это она тебе говорила? — спрашиваю, а самого трясет.
— Нет. Но надо думать. Обыкновенное дело. Какая девка не мечтает о замужестве? Тем более, что у вас все на мази, как я понимаю.
— Кто посоветовал насчет меда?
— Зачем мне чужой совет? Я парень с головой, сам смекнул. Надо, думаю, помочь человеку. О тебе беспокоюсь. Пчеловоды, которые были здесь до тебя, не брезговали помощью. Не даром же! Или ты здесь корпишь ради цветочков? Не скажи! Ох, и хитер! — он вынул из кармана брюк пачку денег.
— Послушай! Ты не за того меня принимаешь! — кричу и хватаю его за лацкан пиджака.
— Чего цапаешься? Чего притворяешься? Бери деньги, — усмехается. — Бери не раздумывай. Задаток хороший.
— Ну, хватит шутить, а то рассержусь, — предупреждаю его.
— Брось разыгрывать из себя порядочную личность. Кому ты очки втираешь?
Он держался так напористо-нагло, что я даже растерялся.
— А я не порядочный?
— Кому говоришь? Видно сову по полету. Возьми, спрячь червонцы и не ломайся, — совал мне деньги.
Я еле сдерживал в себе злость. Сердце учащенно билось. Кулаки сжимались.
— Ты это всерьез?
— Конечно. С таким делом не шутят.
— Ты предлагаешь мне воровать мед?
— Тебе карты в руки. Знаешь, брось ломаться, не люблю! Не набивай себе цену. Мало даю? Получай полторы тыщи. Черт с тобой! Научился уже.
— Гад! — крикнул я. — Спекулянт!
— Замолчи, тюряга! — выкрикнул Тюха мне в лицо. — Спрятался в уголок и затуманивает людям глаза: природа! Не могу жить без нее! Ты уже сидел за такие дела, зря не посадят. А Марина пока что не знает, какой у нее кавалер. Не думаю, что запоет от радости.
— Подлец! Подонок! Шантажировать вздумал. Я сам все расскажу Марине.
— И распрощаешься с ней. Я-то ее знаю.
— Убирайся! Сейчас же! Или я убью тебя, гада! — набросился я на него и, вытолкав из шалаша, спустил с цепи собаку. Адам сбил Тюху с ног. Тот отчаянно вопил, брыкая ногами.
— Бандит! Ты ответишь за это! Тебя опять посадят!
Пес стоял над ним, раскрыв черную пасть, рычал. Я оттянул его за ошейник. Тюху как ветром сдуло. Он перескочил через прясло и нырнул в машину.
Я бросил ему портфель с деньгами. Тюха пересчитал их, погрозил кулаком:
— Я покажу тебе! Ты еще меня не знаешь. Тебя здесь пристукнут, как собаку!
Так обычно угрожает трус. Я шагнул в шалаш, он, видно, подумал, что за ружьем (видел там ружье), газанул и уехал. Я лег на сено и стал думать о случившемся. «Я разыгрываю из себя порядочную личность!» У Тюхи в самом деле плохое мнение обо мне. Иначе он не предложил бы продать совхозный мед. В глазах этого человека я — преступник, готовый на новое преступление. Ну, не подлец ли? Наверно, он «покупает» мед не у первого пчеловода, и у него где-то получалось. «Которые были до тебя — не брезговали». А может, сейчас укатил на другую пасеку с той же целью?..
19
Время не остановишь, время летит вперед. Днем я проверяю пчелиные семьи или беру корзину и отправляюсь в лес. Погода прекрасная. Тепло. Недавно прошли поздние грозовые дожди. В лесу пахнет прелыми листьями и грибами. Я срезаю подберезовики, подосиновики и палкой ворошу листву: люблю охотиться за сырыми груздями. Шелковые, паутинки между деревьями лезут в глаза. Маленькие подберезовики нанизываю на длинную нитку и подвешиваю сушить у наружной стены домика. Насолил полное эмалированное ведро груздей и поставил в прохладный зимовник. На проволоке, протянутой между двумя березами, вялится рыба.
Ионыч, старик, который когда-то приезжал за воском и обещал подарить мне лошадиные черепа, прикатил на велосипеде. Адам лаял на него до хрипоты.
Я прицыкнул, и пес с обиженным видом залез под свою корягу.
— Ты снова за воском? — спросил я у Ионыча.
— Читай! — протянул он записку. — Я тут попутно. Лекарственные травы собираю.
Я присел на жердочку, развернул листок. Почерк Марины. Да, это писала она. Наконец-то. Видно, смягчилось у нее сердце.
«Я все знаю. Тюха рассказал: ты сидел в тюрьме. Это, сознаюсь, потрясло меня. За что сидел? Не верится, не похож ты на преступника. Но стоило мне раньше серьезно подумать, почему ты бросил научную работу и уединился на пасеке, как все встало бы на свое место. Почему скрывал от меня свою тайну? Больно было рассказывать? Или ты трус? Не могу понять и простить твою скрытность. Надеюсь, тебе все понятно? Марина».
Радостная весть, нечего сказать. Я окликнул Ионыча, а его и след простыл. Я опять один.
…Вечер. Вдали через каждые пять минут грохочут поезда. Куда они спешат? Кто едет в вагонах, залитых электрическим светом? Каждому хочется счастья, мира и любви. И если бы на земле не было войн и болезней, если бы люди не знали вражды, все были бы счастливы. Я всем желаю добра. Всем. Потом вспоминаю тех, кому я вольно или невольно причинил зло и, думая о них, казню себя раскаянием. Люди должны совершенствоваться. Это старая, давно известная истина. Так почему же забываем о ней? Ссоримся по мелочам, не думаем о важном. О том, что в мире так много красоты, что мы часто равнодушны к ней. Природа всегда очищает душу человека, смягчает сердце. В этом ее сила!
Тихо. Успокоительно шумит, погружаясь в дремоту, лес. Я радуюсь добрым мыслям. Каждый человек где бы он ни находился — в лесу, в горах или на берегу моря — должен почаще хорошенько обдумывать свою жизнь, как бы со стороны смотреть на себя. Может, я в чем-то заблуждаюсь, но отлично знаю, что многим людям в ответственную минуту не хватает благоразумия и доброты.
…Душная ночь на пасеке. Тихо в темном лесу. Озеро замерло, притаилось. Лишь крикнет порой в кустах одинокая птица, да время от времени пронесется вдали поезд, заполняя ритмичным грохотом окрестность.
Звезд почти не видно. Небо затянуто облаками. Это перед дождем. К уху подлетел комар и тянет свою назойливую, бесконечную песню. Я сижу за столиком под березой, думаю об одном и том же: о ней. Я не в состоянии больше ни о ком думать. Только о ней. Во мне разрастается слепое чувство ревности. Я представляю ее, идущую ночью по городу с другим. Он обнимает ее и целует. Она не сопротивляется. Она уже забыла обо мне, потому что я обманул ее надежды. Таковы люди. Такова жизнь.
В полночь меня разбудил дождь. Не сразу понимаю, почему я здесь. Силюсь вспомнить, что произошло. А, записка…
Может, то был сон? Но сердце ноет. Я плетусь в домик, падаю на кровать. На окне бьется бражник. Я вспоминаю о Тоне, о ее жгучих глазах и звонкой пощечине. Хватаюсь за щеку. Какой славный характер!..
Утро. Выхожу из домика. Солнце уже завладело землей. Все звенит вокруг, как туго натянутые струны гитары — каждая былинка, каждый цветок. Все сверкает и дрожит от обильной росы. Я заметил в траве полузастывшую стрекозу. Ее здесь прихватил дождь, и она не может взлететь. Беру в руки и подбрасываю вверх. Стрекоза тонко затрепетала крыльями и полетела в синеву. Крылья! Славная штука — крылья. Недаром люди наделили ими богов.
Цветы умылись. Они, как милые доверчивые дети, смотрят на меня, радуются солнцу. Жаворонок поет над свежими утренними полями. Пчелы несут в улья пыльцу и нектар. Все живет, все радуется.
Спустив с цепи Адама, иду к озеру. Пес лезет в густую влажную траву, нюхает ее и чихает, как человек. За ним остается след — темная мокрая полоса.
У берега нас криками встречают чибисы и чайки. Утка с выводком скрывается в камышах. Озеро поблескивает мягкими зеркально-перламутровыми оттенками. Запах трав пьянит. Я набираюсь сил, как человек, недавно перенесший тяжелую болезнь. Купаюсь и все время посматриваю на пасеку: не появится ли там Марина. Да, я жду ее. Мне кажется, что она приедет. Легкая и озорная, капризная и бесконечно милая, приедет и скажет ласково, как ни в чем не бывало:
— Доброе утро, Ваня! Как тут славно! Хорошо, что ты работаешь пчеловодом…
Я жду, но ее нет.
Адам бегает по отлогому берегу, гоняет чибисов. Они кричат неистово, захлебываясь, с остервенением налетают на пса. Я брожу бесцельно. Все-таки чем же заняться, хоть бы на время отвлечься от невеселых дум?
Вдали виднеются острова. Кажется, что темно-синий лес поднялся прямо из воды и удивленно смотрит в озеро на свое отражение. Но я знаю, что там есть земля, растет трава, цветы, гнездятся птицы, живут зайцы и дикие козы. Они попадают туда зимой по льду. Там мы с Тоней и Кузьмой Власовичем косили сено. Решаю заняться перевозкой этого сена с острова на «большую землю». Перевозить буду на лодках.