От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский - Александр Бобров

Всё это кончилось тем, что 4 августа 1915 года царь переместил Великого князя на должность командующего Кавказской армией, назначив Верховным главнокомандующим себя. Это назначение вызвало протесты, в том числе и матери царя, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, записавшей в своём дневнике 12 (25) августа 1915 года: «Он начал сам говорить, что возьмёт на себя командование вместо Николаши, я так ужаснулась, что у меня чуть не случился удар, и сказала ему, что это было бы большой ошибкой, умоляла не делать этого особенно сейчас, когда всё плохо для нас, и добавила, что, если он сделает это, все увидят, что это приказ Распутина. Я думаю, это произвело на него впечатление, так как он сильно покраснел. Он совсем не понимает, какую опасность и несчастье это может принести нам и всей стране».

Генерал Деникин в своей работе «Очерки русской смуты» отмечает, что с принятием Николаем II Верховного главнокомандования фактическим главнокомандующими, конечно, стал не он сам, а его начальник штаба (первый заместитель): «Генералитет и офицерство отдавали себе ясный отчёт в том, что личное участие Государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос: кто будет начальником Штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Что касается солдатской массы, то она не вникала в технику управления; для неё Царь и раньше был верховным вождём армии, и её смущало несколько одно лишь обстоятельство: издавна в народе укоренилось убеждение, что Царь несчастлив».

Судя по всему, военное сообщество всё-таки восприняло назначение негативно; адмирал Колчак отметил, что «Николай Николаевич являлся единственным в императорской фамилии лицом, авторитет которого признавали и в армии и везде»; по оценке генерала Брусилова: «В армии знали, что Великий князь неповинен в тяжком положении армии, и верили в него как в полководца. В искусство же и знание военного дела Николаем II никто (и армия, конечно) не верил… Впечатление в войсках от этой замены было самое тяжёлое, можно сказать, удручающее». Лично я склонен доверять Брусилову и в этом случае!

Удручающие результаты кампании 1915 года на Восточном фронте заставили английские и французские правящие круги задуматься о дальнейшем положении России как союзника. Попахивало поражением и возможным сепаратным выходом России из войны, чего очень не хотела Антанта. Российский обыватель горячо обсуждал дело бывшего военного министра Сухомлинова, полковника Мясоедова. Цены в России стали кусаться. Шутка ли сказать, хлеб ржаной до войны стоил 2 коп., а теперь – 4; гусь 5 руб., а теперь – 11; икра кетовая – 40 коп., теперь – 1 руб., и т. д. Читая эти пугающие обывателей цифры трудно поверить, что ровно через год ниспровергатели империи организуют в стране, прежде всего в обеих столицах, настоящий голод. Пока же во дворцах, парламентах, министерствах и военных штабах элита рассуждала и перспективах года.

Волновались в штабах Берлина, Вены, Стамбула. С чего бы это? Казалось вся обстановка благоприятствует Центральным державам. Действительно, все их фронты держались прочно. Во Франции англичане и французы за весь предыдущий год не продвинулись ни на шаг. Немцы продолжали оккупировать Бельгию с ее угольными богатствами, пограничные промышленные центры Франции, а ведь промышленность этих территорий давала до 94 % всего французского производства железа, чугуна, стали и сахара, до 55 % угля и до 45 % электроэнергии. Была полностью разбита Сербия и остановлена в своих устремлениях Италия. Наконец, Центральные державы усилились Болгарией и создали единый, сплошной фронт от Северного моря до Африки и Ближнего Востока. На Востоке русская армия была далеко отодвинута от своих позиций 1914 года, понесла значительные потери в личном составе и территориях. Так, вражеские войска впервые вторглись на территорию России. Но волноваться в главных штабах Центральных держав было отчего. Там прекрасно понимали, что, несмотря на победы кампании 1915 года, преимущество в вооруженной борьбе склоняется на сторону Антанты.

Во-первых, в 1915 году не была достигнута главная цель – вывод из войны России, а значит, по-прежнему воевать предстояло на два фронта. Во-вторых, союзники Германии, нуждались в постоянной помощи как в вооружении, материальных средствах, так и непосредственно в германских дивизиях. А Германия сама начала испытывать острый недостаток во всем этом. Страна напрягала последние силы, перешла на карточную систему, призывала второочередных запасников. К тому же союзники подвергались серьезным дипломатическим атакам. В Берлине было хорошо известно, что Антанта готова немедленно заключить мир, если не с Турцией, то уж с Австрией и Болгарией наверняка. И в-третьих, Антанта начала превосходить Тройственный союз в личном составе, примерно, на полмиллиона человек, как на Западном, так и Восточном европейских театрах военных действий. При этом англо-французская армия уровнялась с германской и начала превосходить германскую по технике и тяжелой артиллерии. Для немцев стало полной неожиданностью увеличение английских дивизий до 37-ми. Русские тоже успешно преодолели свой кризис.

Германский главком генерал-фельдмаршал Фалькенгайн имел у себя в резерве 25 дивизий. Не мало, но и немного, чтобы разбрасываться ими по театрам военных действий. В конце декабря 1915 года он представляет кайзеру план ведения кампании 1916 г. В преамбуле характеризует каждого противника. Прежде всего, отмечает возросшую мощь Англии. Нанести ей решительное поражение на суше на островах для германских войск недостижимо без ликвидации английского флота. То же самое касается и сражений на других театрах военных действий в Индии или Египте. Удар по ней, даже удачный во Фландрии, тоже не решает проблемы – Англия не выйдет из войны в случае частного поражения. Поэтому Англии надо вредить политическими мерами и беспощадной подводной войной.

Исключает он как объект наступления и Россию, ибо «несмотря на внутренние затруднения этого исполинского государства можно говорить о наступлении только в богатые области Украины, но пути туда во всех отношениях недостаточны. Удар на миллионный город Петроград, который при более счастливом ходе операции мы должны были бы осуществлять из наших слабых ресурсов, не сулит решительного результата. Движение на Москву ведет нас в область безбрежного. Ни для одного из этих предприятий мы не располагаем достаточными силами». Какое замечательное выражение-предостережение: «ведет нас в область безбрежного. Здесь обращает на себя внимание лишь один момент – в германские расчеты все более уверенно входят предположения о возможной революции в России и разложении русской армии. Обвинения в адрес Николая в связи с желанием заключения сепаратного мира можно считать необоснованными. В качестве яркой иллюстрации этого тезиса можно привести собственные слова Николая Второго из Акта об отречении (2 (15) марта 1917 года в 15 часов): «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, всё будущее дорогого Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца…».

А что другие страны Атланты? «Франция же, – писал Фалькенгайн, – в военном и хозяйственном отношении ослаблена до пределов возможного. Если удастся ясно доказать ее народу, что ему в военном отношении не на что более рассчитывать, тогда предел будет перейден, лучший меч будет выбит из рук Англии. Объектом для удара на французском фронте должен быть избран такой, для защиты которого французское командование будет вынуждено пожертвовать последним человеком. Но если оно это сделает, то Франция истечет кровью, так как иного исхода нет, и притом одинаково, достигнем мы цели или нет».

Фалькенгайн выбрал в качестве такого объекта Верденский укрепленный район, обеспечивающий всю систему обороны на правом крыле французского фронта. К тому же успех операции под Верденом опять открывал немцам путь на Париж. Немецкий генеральный штаб вовсе не хотел втягиваться под Верденом в изнурительную борьбу на уничтожение. Наоборот, операция готовилась как быстротечная, решительная с далеко идущими последствиями к возможно быстрому решению войны. В крайнем случае, перемолоть в верденской мельнице последнее напряжение французов. Фалькенгайн считал, что имевшимися у него силами он способен вывести Францию из войны. И в этом крылась его роковая ошибка. Многие считают, что он был самым дальновидным полководцем в германской армии, намного превосходящим так восхваляемого в Германии Гинденбурга. Но и он недооценил силы противника и переоценил свои, что типично для германских полководцев всех времен.