В тебе моя жизнь... - Струк Марина

Павел тогда отвел глаза в сторону, словно ему было неловко сообщать то, что он видел.

— Ее здесь нет. Она уехала, — и, видя взгляд Сергея, невольно добавил. — С Раевым-Волынским, — а Жюли, видя такой поворот событий, поспешила сказать, желая выгородить подругу.

— Они уехали за доктором.

Едва услышав эти слова, глаза Загорского на миг вспыхнули каким-то странным огнем, а после потухли. Он снова замкнулся в себе, стал тем же хладнокровным офицером, что так пугал ее ранее. Она только потом сообразила, что чтобы проехать за доктором, двуколке следовало объехать упавших всадников, и места для подобного маневра на дороге для того не было совсем.

В это время Марина заметила спешащего к ним лакея, что нес в руке записку — она ясно видела, как белеет бумага в его руке, и сама зашагала ему навстречу быстрым шагом, путаясь в юбках.

— Ну? — взволнованно спросила она. — Передали его сиятельству письмо?

— Передали-с, барыня, — лакей взглянул смущенно на подошедшую к ним Жюли, отвел в сторону глаза от пытливого взгляда Марины и стал внимательно смотреть на парковые деревья.

— Давай же ответ скорее.

— Ответа нет, барыня, — произнес лакей и подал Марине письмо. Это было ее письмо. Невскрытое, а значит, и непрочитанное. Осознание этого с такой силой вдруг кольнуло сердце, что стало больно дышать. До этого ей все казалось каким-то сном, какой-то нелепой игрой в жизнь — кто обязательно должен уходить, а кто-то уступать и догонять. Но ранее всегда уходила она…

— Князя точно видели? — вступила в разговор Жюли. — Быть может, он уехал, оттого и нет ответа?

— Нет, ваше сиятельство, князь на станции, лошадей ждет, — ответил ей лакей. — Сказал, что не будет для барыни ответа. Письмо тут же вернул Федоту в руки.

Марина взмахом руки отпустила лакея, с трудом сдерживая слезы, что так и норовили покатиться из глаз. Жюли с тревогой вглядывалась в ее лицо, глядя по плечу в утешение, не решаясь произнести ни слова сейчас.

— Ты знаешь, почему я его отпустила так легко нынче утром? Почему позволила уйти после нашего разговора? — глухо спросила Марина, сжимая пальцами нечто, что держала сейчас в кармане платья, втайне от всех. — Потому что знала, что он вернется. Paradoxe! [605]Я сомневалась в его любви ко мне, вдруг разуверилась в ней, и в то же время зналав глубине души. Знала, что он не оставит меня. Я привыкла думать, что он всегда будет рядом, и что бы я ни сделала, он простит мне, как простил мне многое. Мой брак с Анатолем, нашу разлуку, мой обман. Как он простил мне мою ложь о ребенке, самую страшную, мою самую ужасную ложь! — Жюли при этих словах вдруг побледнела, осознав смысл ее слов, метнула быстрый взгляд на Леночку, что сейчас доставала с помощью няньки пойманную сачком бабочку из сетки. Марина, казалось, не замечала ничего вокруг, погруженная в свои мысли. — Он всегда был подле. Всегда ждал моего решения, позволяя мне решать наши судьбы, предоставляя мнеделать выбор. И тогда, когда предлагал венчаться тайно, и тогда, когда планировал наш побег. А ныне… Il part pour de bon [606]…

Она снова замолчала, сжимая некий предмет в кармане платья, а после вдруг обернулась и посмотрела на Жюли с такой решимостью во взгляде, что у той вдруг захватило дыхание от того подозрения, что мелькнуло в голове.

— Прошу позаботься покамест о гостях, — с этими словами Марина резко отвернулась и пошла почти бегом по дорожке к дому. Только юбки колыхались в такт ее спешным шагам. Жюли не долго думая бросилась за ней следом, догнав ее только в передней дома.

— Куда ты едешь? — спросила она подругу. Та улыбнулась в ответ, ничуть не смущаясь Арсеньева, что, заметив женщин, спешащих из парка в дом и явное беспокойство на лице жены, вышел в переднюю.

— Туда, где мое сердце.

— Ах, упаси Господь! — всплеснула руками Жюли. — Неужто на станцию? Одумайся! Уж скоро вечер! Дай ему время подумать. Пусть он все решит сам!

— Нет, время ныне против меня! — Марина не желала слышать ее. Прошла в конюшню, где стали быстро запрягать по ее приказу двуколку. Жюли не отставала от нее, тяня за собой супруга, в котором пыталась найти поддержку своим словам.

— Куда ты, Мари? Посмотри, какой ветер поднимается. Быть дождю, не иначе, — уговаривала она ее. — Ты же к тому неприбранная, без шляпки. Куда?

— Нет времени посылать, — отрезала Марина, с помощью лакея поднимаясь на сиденье двуколки.

— Ах, Paul, останови ее! — Жюли в отчаянье наблюдала, как Марина хлестнула лошадь вожжами, и двуколка поехала со двора. Она повернулась к дому и увидела, что за отъездом хозяйки имения из окна одной из комнат первого этажа наблюдает, ничуть не скрывая своего интереса, госпожа Спицына. Неужто ее подруга совсем забыла о приличиях? Появиться на станции в таком виде!

— Пусть едет, — прищурился Арсеньев, подгоняя стремянного, что седлал коня, чтобы он быстрее ехал за барыней. — Быть может, это и к лучшему.

Марина же тем временем только подгоняла и подгоняла лошадей, ничуть не заботясь ни о том, как выглядит ныне, ни о том, что оставила гостей. Ее гнало вперед только одно желание. Ей до дрожи в руках хотелось, чтобы он был рядом с ней. Просто подле нее, с нее достаточно пока и того.

Перед ее глазами проносились моменты из прошлого, когда они были так близки друг другу, так неистово любили, позабыв обо всем. «…Я пойду наперекор всему миру, лишь бы быть рядом с тобой. Лишь бы ты любил меня…». Это были ее слова, и только теперь она следовала им, идя на поводу у своего сердца, которое неудержимо вело ее ныне на станцию. Ей все равно, что госпожа Спицына разнесет по всему уезду весть, как Марина бросилась на станцию неприбранная за своим незваным и таким нежданным гостем, что вторгся в ее жизнь внезапно и так же внезапно исчез.

Ветер резкими порывами трепал ее волосы из прически, срывал с щек редкие слезы, что Марина не смогла сдержать. Вдруг Сергей не простит ее? Как объяснить ему, что она не по своей воле уехала с Раевым-Волынским? Ее глупое желание досадить Загорскому, проверить чувства заставило ее сесть нынче утром в двуколку с ним и привело к тому, что ее сердце так мечется ныне, что ее будущее столь шатко.

Марина внезапно остановила двуколку в нерешительности, резко натянув вожжи. Все казалось таким простым на расстоянии, но сейчас, когда до станции оставалось всего пара верст, она вдруг засомневалась в разумности своего поступка. Быть может, Жюли права, и ей следует дать Сергею время, а после написать из Завидово? Но быть может, он так же вернет письмо, не распечатав, как сделал это с ее запиской, так отчаянно умоляющей его простить ее, дать ей шанс объясниться? Своей короткой припиской в оставленной в усадьбе записке Сергей оставил ей лазейку, которой она всегда сможет воспользоваться, n'est-ce pas? Но достойно ли ей лгать, в попытках уберечь свое самолюбие, свою гордыню, помешавшую ей тогда окликнуть его, удержать?

Марина свернула на обочину, спрыгнула в двуколки и прошлась до лошадей, что были явно взволнованы приближающейся непогодой, погладила их по мордам, успокаивая их и стараясь успокоиться самой. После снова принялась думать о своем положении. Как же все запутанно! Она задумчиво тронула мочку правого уха, затеребила сережку, как делала это, когда была так обеспокоена чем-то.

Внезапно раздался раскат грома да такой громкий, будто гром прогрохотал чуть ли у нее над головой. Она вздрогнула, почувствовав, что сережка скользнула у нее меж пальцев и упала в траву. Ее любимые камеи, что она носила во время траура! Она так привязалась к ним за прошедшие полтора года, что потеря этой серьги ныне совсем выбила ее из колеи. Она опустилась на колени в траву после нескольких минут бесплодных поисков, уже не сдерживая слезы, что потекли по лицу. Господи, что ж за день нынче такой! Все из рук вон плохо!

За редкими раскатами грома, что пока только грозил издали, Марина совсем не расслышала, как к двуколке подъехал всадник, который спешился и сейчас обходил экипаж, желая взглянуть, куда подевалась его хозяйка. Он заметил стремянного, что приблизился к двуколке одновременно с ним, и показал знаком тому оставаться на расстоянии. После медленно приблизился к Марине, по-прежнему стоявшей на коленях в траве, опустившей голову вниз. Она увидела перед собой пару начищенных до блеска сапог и подняла резко голову.