Обрученные судьбой (СИ) - Струк Марина

Но подняться на ноги у Владислава не получилось — едва он с трудом, опираясь на нее всем телом, распрямил с трудом колени, как она не удержала его и с размаху уронила в снег, опустилась сама возле него, пытаясь унять дрожь в руках и ногах от напряжения, отдышаться. Потом она снова и снова будет пытаться поднять его, чтобы помочь взобраться на Ласку. Неимоверные усилия для Ксении, учитывая, что в конце концов лишившись сознания, Владислав стал еще тяжелее, а лошадь, чувствуя запах крови, не желала стоять на месте спокойно.

— Где мой валах? — спросил вдруг Владислав, и Ксения открыла глаза, когда они в который раз опустились в снег. — Мой приучен к крови, твоя же, видишь, как ногами перебирает непокойно… Да и мала она для веса моего… как и ты — нежна… слаба…

А потом Ксения заметила, как он резко распахнул глаза, словно прислушиваясь к чему-то, уставился в светлое небо, что виднелось через черные макушки деревьев в вышине, сквозь падающий снег. Затем протянул в ее сторону руку, и она склонилась над ним тут же.

— Езжай сама, моя драга, — прошептал он ей чуть ли не в самое ухо, запуская ладонь в растрепанные волосы. — Мои люди не приедут сюда… в вотчину, видать, поехали или в Лисий Отвор…следы замело же. Езжай и подмогу приведи. Я же подожду… подожду тут…

Он почувствовал, как она напряглась под его рукой, и боясь, что она не послушает его, притянул к себе, стал целовать короткими поцелуями лоб, нос и щеки ее, приговаривая: «Тебе надо ехать, моя кохана! Ехать немедля!». А потом Владислав коснулся холодными губами ее губ, и последние остатки ее решимости остаться с ним, следуя своей воле, ее невольные сомнения растаяли, заставляя ее пойти на поводу его решения.

— Ты — все для меня, — прошептал он ей прямо в губы, крепче сжимая ладони на ее лице, словно удерживая ее над собой. — Хочу, чтобы ведала ты то. И всегда так было и будет…

— Милый мой, — она прижалась губами к его лбу на миг, а потом поднялась на ноги. Его надо было бы посадить, не дать ему лежать в снегу, дабы не подхватить горячку еще да грудину не застудить от холода. И она обхватила его руками, стараясь не давить при этом особо на рану, потащила с дороги к ближайшему дереву, цепляясь в плотную ткань кунтуша, ломая ногти. Стянула с плеч свой плащ и закутала в него Владислава, прежде чем устроить у толстого дуба. Тот вдруг снова открыл глаза, схватил ее ладонь, поправляющую импровизированное покрывало.

— Что тянешь? Ехать немедля… — она видела, с каким трудом ему даются слова, видела испарину у него на лбу, вытерла ту рукавом платья, отводя темные пряди волос, упавшие ему на лицо. Сжалось сердце от тревоги и какого-то неясного предчувствия.

Владислав стащил с указательного пальца правой руки перстень, протянул ей.

— Передашь… передашь, ведь? — Ксения кивнула, полагая, что Владислав отдает ей перстень для знака людям своим, коли встретит тех по дороге в вотчину Ежи. А потом он попросил ее саблю достать его из ножен на поясе, положить у правой руки, а еще лучше вложить рукоять в ладонь слабеющую с каждым мигом все больше и больше.

— К чему тебе то? Михаил не вернется, — вдруг обиделась за брата Ксения. — Не таков он.

— Поглядим на то, — улыбнулся Владислав, а потом выпустил саблю из пальцев, коснулся теми щеки Ксении, глядя на нее с таким блеском в глазах, что у нее дух перехватило. — Моя драга… моя чаровница, что сердце украла мое… моя кохана… — и уже резче. — Езжай! Немедля же!

Как можно быстрее, стараясь не оглядываться назад, на сидящего у дерева Владислава, Ксения подозвала к себе свистом Ласку, нервно подрагивающую, не стоящую спокойно на месте. До вотчины Ежи несколько верст, не более трех, но ныне эти версты казались ей чуть ли не в дневной переход. Она гнала Ласку по сквозь снег, сжимая с силой поводья, склоняясь в самой шее лошади, даже не думая, как рискует ныне такой скачкой в непогоду. Больно врезался вдруг при том перстень в кожу большого пальца, и она бросила мельком взгляд на него, а потом резко натянула поводья, останавливая Ласку.

Перстень ордината. Это был перстень ордината с высеченным в темном камне гербом рода Заславских. Это был не знак для людей Владислава, для того сгодился бы любой перстень с его руки. Это был дар для Анджея, как для сына, как для того, кто встанет во главе рода вместо Владислава, когда того не станет.

Кровь, много крови на снежном полотне лесной дороги. Тревога и волнение лошади, что так ясно ощутила Ксения, уже сидя в седле и направляя Ласку прочь из леса. Сабля у правой руки, как готовность дорого отдать свою жизнь. Его глаза, прощающие и прощающиеся с ней. Ласковый успокаивающий шепот и короткая ласка напоследок. Его решимость увести ее из леса, отослать прочь от той опасности, что нависла темной тучей над ними.

— Святый Боже, нет! — прошептала Ксения и стала разворачивать Ласку назад, легко преодолевая то сопротивление, с которым та пошла обратно к лесу. На ходу зарядила самострел, что отвязала от луки седла, едва не свалившись при том с лошади, приготовившись стрелять в случае нужды. А потом закусила губу, чувствуя, как расползается в груди страх, наполняет душу до краев, когда тишь морозного утра разорвал волчий вой. Ксения крепче сжала самострел и пустила Ласку еще быстрее, понукая ее все же бежать против ее воли к кромке леса, где остался Владислав.

Стая была большой: вожак, его волчица и семь остальных хищников разного размера, распределившихся вокруг своей намеченной добычи, наблюдая за действиями вожака. Но первым прыгнул вовсе не крупный самец, явно лидер в этой стае. Первым прыгнул на Владислава молодой волк, меньше размерами вожака, что и спасло шляхтичу жизнь — он успел отбросить от себя метившего в горло хищника, а после рубануть саблей, разрубая хребет. На это ушли остатки сил, и он застонал от отчаянья, когда обессилено упала правая рука в снег.

Тут выступила вперед волчица, застыла на миг напротив Владислава, глядящего пристально в ее светлые маленькие глазки. Глаза самой смерти, ведь эта скалящая зубы волчица спустя миг вцепится в его горло, сомкнет свои челюсти, перерывая нить его жизни, и увы, он будет совершенно беззащитен перед ее атакой, даже руки не сможет поднять.

Волчица прыгнула, и Владислав закрыл глаза, воскрешая мысленно лицо Ксении — ее небесно-голубые глаза, золото волос и неповторимую улыбку. Только так он хотел уйти — имея перед глазами ее облик. А потом открыл глаза, когда прямо перед ним с громким ржанием на снежное пространство дороги вылетела маленькая лошадка Ксении, сбивая волчицу прямо в прыжке. Фьюить! Резко пущенная стрела вонзилась хищнице прямо в шею, навсегда оставляя ту на снегу.

Ксения спрыгнула с седла, едва не запутавшись в длинных юбках, хлопнула Ласку по боку, пуская ту прочь от хищников. А потом в один миг подскочила к Владиславу, пытаясь на ходу зарядить следующей стрелой свой маленький самострел.

— Я тебя придушу! — прошипел Владислав, а глаза невольно выдали с головой, что только пустая угроза то. И она улыбнулась ему, совершенно отчего-то не чувствуя страха перед хищниками, что по-прежнему готовились к нападению.

Двое их волков, молодые видно, сорвались с места и побежали за лошадью в глубину леса, остальные следуя тому, что подсказывал им инстинкт, остались на месте, чтобы растерзать более слабых противников. Особенно этим желанием горел вожак напавшей стаи, крупный хищник, повидавший, судя по его размерам, немало лет и зим. Этого хищника и предстояло убить в первую очередь, сбивая стаю с толку, пуская сумятицу, а то и страх в их ряды.

Ксения знала это. Как знала то, что он будет сейчас бросаться на них первым. Причем, будет атаковать именно ее, несмотря на то, что у нее в руках оружие. Ведь она убила его пару, она читала это в глазах хищника, что не отрывая взгляда, подходил к ней медленно, скаля зубы и угрожающе рыча. Пальцы вдруг стали совсем деревянными, а стрела не входила на место, то и дело падала в снег. Они одновременно были готовы к атаке — и волк, и Ксения, наконец-то зарядившая стрелу. Но волк прыгнул на долю мига ранее, чем она стала поднимать самострел для защиты.