Гнев пустынной кобры - Алексей Иольевич Витаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да мне-то что, вашевысь?.. Как начальство скажет, так и выполню. Пластуны и без лошадей по трое суток идти могут, коли надо, безостановочно. И в снегу по суткам лежать с кинжалом в зубах. Нам-то что, вашевысь… Когда пластун стреляет, то это плохой пластун. Хороший, он, батюшка, норовить ножиком достать, чтобы по-тихому.
– Давайте собираться! – Штаб-ротмистр отложил бумаги. – Вы кофе допили?
– Вот не пойму я в ентом кофе ни бельмеса. Пьешь, тьфу, деготь, да и только. Кваску бы. Иль чая со смороды.
– С собой надо было брать! А дареному коню в зубы не смотрят!
– Шутник вы, вашевысбродь, «дареному»! Да как с собой возьмешь? А маскировка? Вдруг турок учует чужое потчево?
– Не расходитесь, Федор! Пора ехать.
– Думаешь, вашвсь, ночью пойти?
– Лучше по быстрее отсюда убраться. Мы же не знаем, через какие интервалы у них происходит сообщение. А если сейчас нагрянут?
– Так под телегами и положим!
– Под телегами-то положим, а турки тревогу поднимут. Начнется охота уже на нас. А так прошли и прошли по другому пути. Гарнизон ведь могли и после нас вырезать. Насколько я знаю, этим пластуны в основном и занимаются.
– Не обижай, Ляксей Костиныч, пластуны еще деткам книжки на ночь читають да песенки спивають. Ну, любо, командир. Поднимаю казаков!
Отряд штаб-ротмистра Вихляева двинулся дальше – вглубь неприятельских территорий. Несколько часов шли вдоль побережья. Казаки, кроме Свистунова и командира, спали в седлах, распластавшись спинами на крупах лошадей… Наша седая ворчливая мать… Море было спокойным. Настолько тихим, как бывает тихой тьма перед рассветом. Что-то тяжелое и давящее было в этом спокойствии.
– А пчелочка златая… – вдруг шепотом запел Свистунов, не выдержав дъявольской тишины.
– Отставить! – Штаб-ротмистр укоризненно покачал головой.
– Э-эх, – прикусил губу хорунжий.
Серой полосой от моря побежал рассвет, пятнами обнажая изгибы кое-где приснеженной земли. У волов заплетались от усталости ноги, они длинно выдували из легких воздух, желая привлечь к себе внимание. Лошади слабо вторили волам скорее из чувства солидарности, чем от собственного измождения. Вихляев внимательно всматривался в ландшафт, сверяя его с картой, которую держал перед собой.
– Семижильный вы, вашевысьбродь! – Свистунов легко пришпорил коня и встал рядом с командиром.
– Под березами отдохнем, Федор! Это мне так моя псковская нянька любила говорить, когда я ее жалел.
– Так и моя мати то ж говаривала.
– Кажется, здесь. – Вихляев указал рукой на узкую, измочаленную до каши дорогу, где еле просматривалась колея.
– Эк, дороженька! – Свистунов качнулся в седле. – Волам и впрямь тут делать нечего.
– Ну сколько пройдем, а там уже перевьючим на лошадей. По сорок винтовок возьмет каждая. Сами пойдем пешими.
– И то дело. Уж лучше так, чем воевать.
Волы, до скрипа в костях напрягая остатки сил, прошли около часа и встали.
Густо повалил снег. Животные утопали чуть ли не по колено. Один из волов начал заваливаться на бок. Протяжно в этой связке замычал другой, стараясь удержаться на ногах, влекомый выбившимся из сил товарищем. Нервозность кинулась на лошадей – затрясли, закачали тяжелыми от воды головами. Коротко взржал конь Лыткарина, вспугнув ворон на ели. С развесистых лап с шипением скользнули пласты мокрого снега. Снег на земле тут же фонтанами в разных местах стрельнул вверх – это кинулись прочь куропатки.
Вихляев достал револьвер и выпрыгнул из седла. Направился к павшему волу.
– Погоди, ваше высьблагородь.
– Свистунов, запомните сами и передайте другим: я не ваше высь… А просто ваше благородие. Вот когда получу генеральские погоны, тогда сколь угодно: выше высь… – Штаб-ротмистр взвел курок.
– Слухаюсь, вашбродь.
– Ну вот так-то.
– Но ты все одно погодь. Дай Гришке Лыткарину сделать. Он у нас по скотине главный. Не токмо своровать могет, но и другое чего. Да и лишнего шуму в горах тож ни к чему.
За плечом штаб-ротмистра неслышно вырос казак Лыткарин. Потянул из ножен кинжал.
– Отойди, вашбродь, – сказал казак. – Я тут сам управлюсь. А шуму лишнего и впрямь ни к чему. – Оттянул за нижнюю челюсть воловью голову и резким движением провел лезвием по горлу. Вол всхрапнул, брызнула в стороны кровь. Сильно округлились глаза, а затем, словно понимающе, посмотрели в последний раз, перед тем, как опустить веки.
– Штанцы турецкие подуделал! – Лыткарин вытер кинжал о шкуру животного.
– Може, покуда еще парное, привалимся, командир? – Плетнев сбил с фески снег.
– Хорошо. Всем привал. Жигулин, в караул! Через два часа сменяет Карманов. Отдых – четыре часа.
Казаки соскочили с коней. Лыткарин стал легко и сноровисто разделывать тушу вола.
Жигулин, отойдя на двадцать шагов, залег под елью и так схоронился, что буквально превратился сам в ель и в мокрый снег. Остальные устало спешились.
Турецкий конный разъезд, патрулировавший между постами, заметил следы воловьего обоза. Следы уходили в сторону, на горную дорогу. По взрыхленному снегу турки определили величину обоза и не решились преследовать, а доложили начальнику следующей заставы эр-онбаши Караче. Тот сам решил узнать, кого там шайтан носит, и выехал к месту в составе кавалерийского взвода.
Дойдя до развилки, турки устремились по пробитой в снегу дороге. Им было намного легче, чем обозу Вихляева, – лошади не утопали, а ходко шли по проторенному пути. Преследователю всегда легче – он сильнее психологически и почти всегда имеет численное превосходство. Эр-онбаши выдернул из кобуры револьвер и приказал пяти кавалеристам следовать впереди себя.
Чуткий Жигулин уловил приближение большого конного отряда задолго до его появления. Коротко свистнул. Казаки встали к лошадям, ожидая команды штаб-ротмистра. Лошади уже были перевьючены. И все было готово к тому, чтобы двигаться дальше.
– Вашбродь, – тихо сказал Свистунов на ухо Вихляеву. – Он говорит, шоб мы уходили, а он прикроет. Решай.
Несколько секунд Вихляев колебался. Потом жестом дал команду выдвигаться. Обоз тронулся. Впереди – Зымаев, замыкающий – Колесников, при отступлении последний всегда тот, кто лучше стреляет.
Через двадцать минут на месте стоянки казаков появились турецкие кавалеристы. Перед ними открылось зрелище, не уступающее своим видом хорошей скотобойне.
Посредине небольшой поляны валялась туша выпотрошенного вола, возле которой была разбросана требуха. Кругом большими алыми пятнами окровавленный снег. Еще пять волов грозно поблескивали глазами из-за стволов
