Темна египетская ночь - Дия Гарина

Нет, все-таки хорошая штука – везение! Мне удалось на полмига опередить маленького бойца, но именно на полмига. Будь у меня в запасе целый миг, может быть, ничего и не случилось бы, а так… А так получилась серединка на половинку: я очень неудобно грохнулся погребая под собой китайца, навалившись на него полностью парализованной правой стороной. И успел подумать, что теперь мне кранты. Меч валяется далеко в стороне и доползти до него все равно, что до Луны дотянуться. Сейчас этот Ли выберется из под меня и еще раз ткнет своими жесткими пальцами в мои точки жизни, превратив эту жизнь в самую обычную смерть. Какой я ему соперник с одной рукой, ногой, и головой соображающей наполовину хуже. Нет, все-таки хорошо, что голова моя работала в полмощности, и поэтому не помешала левой руке провести единственно возможный удушающий захват. Прошло не так уж много времени и вот уже на песке рядом со мной лежит еще одна жертва обстоятельств, в которые меня загнал господин Ашраф Салех. Чтоб ему на том свете всего было вдоволь: и углей, и смолы, и солярки.

Полдела сделано. Но именно полдела. Потому, что после смертельного поединка гладиатор должен доказать свою жизнеспособность твердым стоянием на ногах. И если я не поднимусь до того, как прозвучит счет «десять», то следом прозвучат контрольные выстрелы, дабы отправить бойца, неспособного к дальнейшему участию в чемпионате, на пополнение личной гвардии господа бога.

– Три… Четыре… – надрывается ведущий.

Черт! Уже четыре! А я все никак не могу подняться с колен, сражаясь со своей онемевшей правой половиной. Зрители вопят и улюлюкают, искренне болея за «этого египтянина». Другое дело, что точно также искренне они будут вопить и улюлюкать, наблюдая, как я валяюсь в луже крови у ног какого-нибудь счастливчика, в предвкушении последнего удара. Но пока они за меня. И это помогает.

– Пять… Шесть…

Мне удается встать на одно колено и опереться левой рукой о труп китайца. Еще немного и… И я, потеряв равновесие, валюсь обратно на песок. Разочарованный вздох проносится по трибунам. Пот заливает глаза, но я все равно вижу, как бросается к бронированному стеклу Рита, вижу ее перекошенное отчаянием лицо… Мне бы хоть о стеночку опереться, только до нее ползти и ползти.

– Семь…

Карим вежливо усаживает Риту обратно в кресло и любезно улыбается мне одними губами. Ах, ты, сволочь, думаешь, я уже труп?! Да, я сейчас… Нет, не сейчас. У меня опять ничего не получилось.

– Восемь… Девять…

Спина моя явственно чувствует направленные на нее автоматы и в полном соответствии с учебником биологии покрывается мурашками. И тогда я, отбросив промежуточные позы типа коленно-локтевой, ложусь на спину, завожу левую ногу за голову (правая ничего не чувствует, но не отстает) и резким махом усаживаю себя на корточки. Еще одно усилие…

– Десять!

Только я уже стою на одной ноге и, отчаянно размахивая рукой, пытаюсь сохранить с таким трудом обретенное вертикальное положение. Трибуны взрываются аплодисментами, и мне в голову настойчиво стучится образ скомороха, выплясывающего на пиру перед упившимися боярами. Чтобы отвлечься от таких ассоциаций я смотрю на Риту, радостно прыгающую в своей ложе, и даже пытаюсь помахать ей рукой, но быстро прекращаю эти попытки, чуть не выбившие меня из равновесия. Однако на то, чтобы показать средний палец Кариму у меня равновесия хватает!

С арены меня уносили на носилках парни в ливреях. Рядом суетился знакомый медбрат, стискивая и ощупывая мою занемевшую половину, как четыре слепца индийского слона. Даже в глаза поочередно светил фонариком. Не знаю, что он там увидел, но когда меня уложили на осточертевшее прокрустово ложе, привязывать ремнями запретил. Не успел я порадоваться этому обстоятельству, как мою тюрьму почтил своим присутствием сам Карим. Он что-то резко спросил у медбрата и, внимательно выслушав ответ, широко улыбнулся.

– Доктор Саид говорит, что тебе очень повезло. Обычно после тесного контакта с ныне покойным господином Ли гладиаторы не выживают. В твоем случае все еще обратимо. Надо лишь применить правильное лечение, и через пару недель полное выздоровление гарантировано.

– Какая трогательная забота о моем здоровье, – не сдержался я, безуспешно пытаясь пошевелить правой рукой, – Признаться, не рассчитывал на такое повышенное внимание.

– Все объяснимо, – ничуть не смутился Карим, – Сейчас ты курица, несущая золотые яйца для моего дяди. Он неплохо заработал на тебе. Особенно сегодня, – ведь практически все присутствующие ставили на Ли. Так что теперь ты – фаворит.

Что-то угрожающее проскользнуло в его словах, и я безуспешно попытался сообразить, что же именно. Но тут медбрат Саид, временно выпавший из поля моего зрения, опять появился в нем, пуская фонтанчик из десятикубового шприца. Казалось бы все в пределах разумного: врач-шриц-укол. Только почему-то моя левая нога резко бьет по шприцу, а рука, ухватившая Карима за галстук, пытается вцепиться в его горло, но, увы… Одной руки и ноги явно недостаточно для ведения активных боевых действий. И хоть Карим тоже временно однорук, однако вывернуться успевает и коротко без замаха бьет меня в висок.

Первое, что я чувствую, очухавшись после нокаута, – ставшие родными ремни, стянувшие тело с удвоенной силой.

– Напрасный труд, – почти равнодушно сообщил мне Карим, потирая сдавленную галстуком шею, – Тебе со мной не справиться. Тем более в таком состоянии. А теперь объясни, почему ты это сделал?

– Потому, что это не лекарство, – я указываю глазами на шприц, вернувшийся в руку медбрата Саида, – Это – наркотик.

– Так-так, – одобрительно усмехнулся Карим, разглядывая меня со всевозрастающим интересом, – Какая проницательность. И как же ты догадался?

– Нюхом учуял. Только зачем все так усложнять? Ведь чтобы избавиться от меня, в твоем распоряжении немало других более простых способов.

– Видишь ли, я обещал дяде придерживаться выработанных им правил игры. А, кроме того, мне самому гораздо интереснее покончить с тобой, не нарушая этих правил. Присутствует здесь и финансовый аспект.

– Какой же?

– Если фаворит, на которого будут делаться основные ставки, погибнет от руки заведомого аутсайдера, то прибыль, которую получит поставивший «темную лошадку» будет огромной. Ясно?

– Не совсем, – честно ответил я, и добавил по-русски, – Что-то не врубаюсь я, какую пакость ты мне еще приготовил…

А с какой стати мне врубаться, если голова с каждой секундой наливается свинцовой тяжестью и даже самое незначительное мысленное усилие отзывается дикой болью в обоих полушариях.

– Сейчас поймешь, – охотно начал разъяснения Карим, – Это действительно наркотик. Один из сильнейших. Но… В то же время это – лекарство. Я не знаю, каким образом Ли проделывал свои фокусы, но факт остается фактом. Те, кто выжил после его хватки, страдали от ужасных головных болей. Некоторые умирали, некоторые сходили с ума. Пока мы не нашли препарат способный купировать болевой синдром. Вот только побочный эффект у него сам понимаешь какой – очень быстрое привыкание. Теоретически двух недель ежедневных инъекций достаточно для того, чтобы стать законченным наркоманом. Правда, на практике мы проверить этого не могли – пациенты все равно умирали. Но тебе бояться нечего. Саид ручается, за твою жизнь. Естественно, после проведения полного курса нашего ноу-хау. Ах, да… Чуть не забыл. Какое лично мне до этого дело? Очень простое, я…