Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да вот только Александр Сергеевич вольную своим крепостным не дал. И очень сокрушался, когда пятьсот обещанных за Натальей Гончаровой душ он так и не получил. Но в стихах, конечно, все красиво и величаво.
Чем дальше от Петербурга – тем дешевле ценились крепостные. В столице иных специалистов можно было приобрести за тысячу. Правда, то были исключительные случаи. В подмосковной усадьбе Воронцово средняя цена крестьянина составляла полсотни рублей, но князь Николай Васильевич Репнин был готов снизить и ее. Дело в том, что дипломат и военачальник серьезно поиздержался под конец жизни: «Ни за стол он не садился, ни вечера не проводил без гостей». И тогда предложил князь своим крепостным такой вариант: они соберут с каждого в селе по 25 рублей и получат вольную. Вместе с землей. Так Репнин мог частично закрыть свои долги.
Однако, произведя подсчет, крепостные ответили отказом. Но спустя двадцать с лишним лет это решение вышло им боком: выкупать свободу пришлось за сумму, в десять раз превышавшую изначальную. А Савве Пурлевскому, автору «Воспоминаний крепостного», за вольную для сына пришлось заплатить две с половиной тысячи. Барин, в поместье которого родился Савва, как и Репнин, вел роскошный образ жизни:
«В один год сорок человек было взято в музыканты, в лакеи, в гайдуки за каретой стоять, да после потребовалось двадцать девушек».
Впрочем, Савва Пурлевский появился на свет в 1800 году, а помещик Сергей Яковлев к тому времени был уже очень пожилым человеком, не способным на кутежи. Так что упоминание о «сорока музыкантах» записано с чужих слов. Да и в бухгалтерских книгах барина все предельно скромно: «Выдано дочери на конфеты 5 копеек». Находили в «Воспоминаниях крепостного» и другие нестыковки, а потому есть мнение, что этот труд был написан литературоведом, никогда не бывавшим в Ярославской губернии в имении Яковлева.
Цена крепостного «в розницу» была заметно выше, чем «оптом». Чаще продавали деревеньки сразу со всеми душами. Купчие оформляли в губернских палатах гражданского суда или в столичной Юстиц-коллегии. За каждую сделку следовало уплатить пошлину, но зато экономили на доставке. Крепостных забирал сам хозяин (если речь шла о дворовых людях), а деревня в любом случае оставалась на месте.
Любопытно подсчитать, кто мог купить себе крепостных, и в каком количестве.
В XVIII веке средняя цена крепостного составляла от 10 до 20 рублей. Писарь на частном железном заводе – мелкая должность – получал примерно 60 рублей в год. За вычетом питания, денег на приличную одежду (писарь должен был являться перед хозяином и не мог выглядеть неопрятно), свободных денег у него оставалось немного. Значит, приобрести он мог максимум одного слугу. Чаще выбор делали в пользу женщин среднего возраста – они умели стряпать, стирать и ухаживать за домом.
Обер-гофмейстер в дворцовой канцелярии – совсем другая величина. Его доход в царствование Екатерины II составлял 346 рублей в месяц, и это без учета того, что он получал из своих имений. На такие деньги можно было приобрести десяток-другой крепостных, если возникала надобность.
Зарплата оперного певчего находилась на уровне 300 рублей за месяц. Правда, работа в театре требовала и колоссальных расходов – костюмы, парики, выезды, посещение модных домов… У артиста могло хватить денег на покупку пяти-десяти обычных крепостных, но они чаще выбирали хороших швей или парикмахеров. А их услуги стоили недешево. Так что на свой доход оперный певчий мог приобрести максимум двух отличных специалистов.
У коллежского советника в кошельке раз в месяц оказывались примерно 62 рубля. Не разгуляешься. Генерал-полицмейстер получал в 3 раза больше – примерно 187 рублей. И тогда можно было задуматься о покупке крепостного или даже двух. Покупку даже получилось бы отметить – бутылка шампанского стоила примерно рубль восемьдесят.
Лекарь с двадцатью рублями в месяц или священник с его шестнадцатью и вовсе не смогли бы обзавестись слугами. Недорого ценились и услуги штатного переводчика в государственных учреждениях: около 25 рублей в месяц.
А кому-то и не нужно было приобретать крепостных. Их дарили тысячами с «императорского плеча» или получали в наследство.
В журнале «Русская старина», популярном в конце XIX века, однажды были опубликованы воспоминания пожилого крестьянина о «старой жизни», до отмены крепостного права. Как раз о том, как велась торговля:
«Наша барыня отберет парней да девок человек тридцать… посажаем их на тройки… да повезем на ярмарку торговать… Сделаем на ярмарке палатку да продаем их. Больше всего покупали армяне… Каждый год мы возили. Уж сколько вою бывало на селе, когда барыня начинает собираться в Урюпино».
Сколько крестьянских слез было пролито при разлучении семьи – не счесть. Несколько раз издавались императорские указы о запрете продажи людей поодиночке, но делать это не переставали. Вот и в монологе Чацкого в грибоедовском «Горе от ума» есть такие строки:
Или вон тот еще, который для затейНа крепостной балет согнал на многих фурахОт матерей, отцов отторженных детей?!Сам погружен умом в зефирах и в амурах,Заставил всю Москву дивиться их красе!Но должников не согласил к отсрочке:Амуры и Зефиры всеРаспроданы поодиночке!Продавать крепостных «в розницу» действительно чаще начинали не от хорошей жизни. Многие дворяне любили играть, другие тратили невероятные средства на поддержание роскошного образа жизни, третьи пускали свои состояния по ветру ради красивых актрис или собственного хобби. Разорение некогда больших домов не было удивительным ни в XVIII, ни в XIX веке. И тогда, чтобы удовлетворить кредиторов, распродавали имущество. В том числе и крепостных. Поскольку редко кому требовались работники сразу по сотне-другой, продажа по одному была перспективнее.
Ужасающую картину такого торга «поодиночке» можно увидеть в «Путешествии из Петербурга в Москву», в главе «Медное»:
«На дешевое охотников всегда много… Стоят неподвижны на продажу осужденные.
Старик в 75 лет, опершись на вязовой дубинке, жаждет угадать, кому судьба его отдаст в руки, кто закроет его глаза. С отцом господина своего он был в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе… он раненого своего господина унес на плечах из строю. Возвратясь домой, был дядькою своего молодого барина. В младенчестве он спас его от утопления, бросаясь за ним в реку, куда сей упал…
Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; была его нянькою… Никогда не лгала, а если иногда им досадила, то разве своим праводушием.
Женщина лет в 40, вдова, кормилица своего барина… В жилах его льется ее кровь. Она ему вторая мать…
Молодица 18 лет, дочь ее и внучка стариков. Зверь лютый, чудовище, изверг! Посмотри на нее, посмотри на румяные ее ланиты, на слезы, льющиеся из ее прелестных очей. Не ты ли, не возмогши прельщением и обещанием уловить ее невинности… наконец употребил обман, обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и в виде его насладился веселием, которого она делить с тобой гнушалася. Она узнала обман твой. Венчанный
