Поверь в любовь - Мэри Спенсер

Элизабет уже открыла было рот, чтобы попросить его остаться, но, к своему ужасу, поняла, что не может выдавить ни слова.

Дверь за ним захлопнулась, а Элизабет, закрыв лицо ладонями, уткнулась лицом в подушку, чтобы никто не услышал ее рыданий.

Она не заметила, как задремала, и проснулась лишь от того, что он целовал ее.

– Джеймс? – подскочила Элизабет.

Он быстро опрокинул ее на спину, резко сдернул рубашку и лег сверху.

– Ш-ш-ш, – прошептал он и затем быстро овладел ею.

К глазам Элизабет подступили слезы. Но вместо того чтобы заплакать, она крепко обняла его и, притянув к себе, уткнулась ему в плечо. Джеймс слегка отодвинул ее в сторону и, отыскав ее рот, поцеловал ее бережно и нежно.

– Джеймс, – словно молитву, повторила она.

Пальцы его зарылись в густую гриву ее распущенных волос. Он покрывал страстными поцелуями ее лицо, потом вдруг вздрогнул, впился в ее губы и в тот же миг напрягся как натянутая струна. А потом, обняв Элизабет и уже привычным жестом прижав к себе, долго гладил ее густые волосы, гладил нежно, словно пытался загладить свою вину.

Элизабет уже давно спала, а Джеймс все еще лежал с открытыми глазами.

Глава 8

– Будь я проклят, и прелестное же получается гнездышко! Натан Киркленд точным ударом молотка забил последний гвоздь и оглянулся. Позади на коленях стоял его друг и тоже стучал молотком по почти готовому крыльцу.

– Думаешь? – с такой надеждой в голосе спросил он, что Джеймс едва не поперхнулся смехом. – Странно. Дом ведь не такой большой, как Лос-Роблес, да и не такой красивый... Ты считаешь, он ничего?

– Конечно, тупоголовый ты осел! Может, ты, часом, ослеп, парень? Только взгляни – чудесная маленькая кухонька, а в ней – насос, чтобы качать воду. Четыре спальни... неужели мало? И еще камин, чтобы греть твои старые кости. Эх, в такое бы гнездышко да голубку! Да что я – любая девушка, покажи ей только этот дом, сама с визгом кинется тебе на шею и будет умолять жениться на ней! – Заметив, что Натан как-то странно притих, Джеймс с усмешкой добавил: – Желаю счастья, ты, болван... большого, большого счастья!

– И все-таки он твоему и в подметки не годится! – буркнул Натан.

Джеймс снял шляпу и отер рукавом мокрый от пота лоб.

– Тут ты прав, старина. Второго такого дома, как Лос-Роблес, просто нет на свете! Так что не стоит зря рвать волосы на голове, дружище! Не пройдет и недели, как у тебя будет такой дом, что твоя покойница мама прослезилась бы! – По лицу Натана тотчас пробежала тень беспокойства, и Джеймс расхохотался. – От счастья, идиот! Да и я вместе с ней... от радости, что вернусь домой.

Натан потянулся за молотком.

– Держу пари, Элизабет здорово соскучилась без тебя. Короткое фырканье Джеймса заглушил стук молотков.

– Вот уж не знаю! В жизни не видел такой независимой женщины, как моя Бет. Готов поклясться, что она поладила бы с любым, а может, была бы с ним куда счастливее, чем со мной!

Брови Натана поползли вверх.

– Что за вздор, Джим?!

Едва сдерживаемый гнев в голосе друга заставил Джеймса стиснуть зубы.

– Что слышал, – угрюмо проворчал он.

Впрочем, сам он едва бы смог что-либо объяснить. Прошло уже пять дней с тех пор, как, обняв свою темноволосую жену, он поцеловал ее на прощание. Обернувшись на полном скаку, чтобы помахать ей, прежде чем выехать со двора, он чуть не свалился с лошади – Элизабет на крыльце уже не было! Значит, она вернулась в дом, даже не позаботившись проводить его взглядом!

Пять дней, пять ночей, когда он, сгорая от желания, едва не выл в голос! Да, Джеймс умирал от желания, раз за разом раздевая ее во сне, а потом медленно овладевая ею, как привык делать каждую ночь. Ему хотелось сидеть напротив нее за столом, рассказывать, как прошел день, и слышать ее негромкий голос, хотелось читать ей вслух у камина и смотреть, как она прилежно шьет, пока, заслушавшись, не забудет обо всем. А она... она даже не дождалась, пока он уедет!

Дьявольщина, свирепо одернул он себя! Не для этого он женился, черт возьми!

Можно подумать, он ждал, что Элизабет станет обливаться слезами и умолять его остаться! Он женился, чтобы было кому стирать и готовить, убирать и рожать детей, и, если не считать последнего, Элизабет свято соблюдала все условия их сделки. Грех было жаловаться. А если по совести, то Джеймс и сам не раз радовался, что ему так повезло с женой.

– А по-моему, – настаивал Натан, – ей страшно одиноко без тебя. Почему бы тебе не вернуться? А твоих ребят я отошлю сразу же, как мы закончим.

Джеймс коротко хохотнул.

– Одиноко?! Как бы не так! Ты и понятия не имеешь, что она за человек. У этой хрупкой девочки вместо сердца кусок льда! Уж ты мне поверь!

Последняя фраза неприятно резанула его слух, и Джеймс виновато потупился.

Всего три недели назад, сидя перед камином, где едва теплился огонь, он ненавидел самого себя, потому что был непростительно груб с ней.

Снова и снова он видел, как его Элизабет кладет руки на плечи Нату, подставляет ему щеку для поцелуя и улыбается... Она, которая никогда не делала ничего подобного ради него, ради своего мужа!.. Сердце Джеймса едва не разрывалось от боли.

И все равно ему не было оправдания. Ведь он женился не ради любви, не для того, чтобы она махала ему вслед... просто надеялся, что в их отношениях будет хоть немного тепла. А что, если он хотел чересчур многого, особенно если учесть, сколько она делала для него? По крайней мере она хоть не шарахалась от него, как в самую первую ночь, хотя никогда не отвечала на поцелуи и старалась даже не прикасаться к нему.

Хорошо хоть привыкла к тому, что он стягивает с нее сорочку. Хотя и упрямо закутывалась в проклятую тряпку каждую ночь, отлично зная, что Джеймс только и ждет удобного случая, чтобы стащить ее. По крайней мере теперь Элизабет позволяла ему наслаждаться ее восхитительным телом и не протестовала, когда он давал волю рукам. А самое главное – ему удалось подарить ей наслаждение.

Она никогда не отказывала ему, и хотя и не забывалась настолько, чтобы стонать от удовольствия, ему все же порой удавалось уловить свое имя, которое срывалось с ее губ. И в эти благословенные ночи он испытывал такое удивительное блаженство, что не раз дивился, как это у него до сих пор не разорвалось сердце.

Он никогда не уставал ласкать ее упоительное тело, и в этом-то и было все дело – ведь Элизабет ни словом, ни жестом ни разу не выказала, что желает его, тогда как сам он с каждым днем жаждал ее все более страстно. Чудовищная несправедливость! Он, Джеймс Кэган, который раньше укладывал в постель лишь самых восхитительных женщин, теперь сгорал от страсти к собственной жене, безвкусно одетой, простенькой, хлопотливой наседке; не имеющей ни малейшего понятия о том, как заниматься любовью.