Степь зовет - Нотэ Лурье

— Пойдем отсюда, а, Настя? Он обнял ее.

— Постой! — Настя наклонилась, подобрала несколько яблок и сунула ему в карман.

— Ну, пойдем, — просил Коплдунер.

— Куда? В красный уголок?

— Ну… ладно тебе…

Они медленно вышли на дорогу. Настя потянула Коплдунера за рукав.

— Туда… — показала она на степь.

— А в красный уголок? — усмехнулся Коплдунер. Он заметил огоньки в узких зеленых глазах и прижал девушку к себе.

— Настя…

Девушка громко рассмеялась, вырвала руку и пустилась бегом вверх по склону, к овсам. Вдруг она остановилась, прислушалась и встревоженно посмотрела на Коплдунера.

Вдалеке, у плотины, раздавалось низкое, прерывистое гудение.

Симха Березин прошел задворками прямо к Оксману в клуню. Там уже было несколько хуторян. В полутьме он увидел Калмена Зогота и старого Рахмиэла, на земле, возле веялки, лениво растянулся Риклис. Шефтл Кобылец в темном кургузом пиджаке беспокойно прохаживался по клуне, искоса, наметанным глазом оценивая оксмановское добро.

С того вечера, как Элька соскочила с его телеги, он не мог себе места найти. Его тревожило, что ее все нет, и днем, молотя во дворе хлеб, он не раз поглядывал на Гуляйпольский шлях.

Он и не слышал, о чем говорят. Перед глазами стоял тот вечер, воз с сеном, он и Элька в синеватой степи. Что-то его томило, не давало покоя.

Оксман то и дело выбегал из клуни и каждый раз возвращался все в большем страхе. Он ждал Антона Слободяна, а Антон не приходил.

— Плут, негодяй! — волновался он. — Кто его знает, что он задумал, еще приведет сюда кого-нибудь из этих… Послушайте-ка, — обратился он к Симхе, — давайте лучше перейдем к вам… Какая разница? Сами понимаете…

Тот поморщился, но промолчал. Поодиночке прошли задами во двор Симхи Березина.

По пути Шефтл отстал, свернул к себе и, как был, в пиджаке, повалился на кучу свежего сена за конюшней.

У Симхи в клуне, со всех сторон обставленной прошлогодними стогами, хуторяне забрались на мякину и расселись вокруг Оксмана. Яков Оксман немного ожил, снова почувствовал себя первым хозяином на деревне и другим дал это почувствовать.

— Двести пудов, вы подумайте, двести пудов! — повторял он без конца. — И такого бессовестного выбрали председателем! Сами знаете, был ли я ему врагом? Наоборот. От кого еще он видел столько добра, как от меня? Но когда человек весь хутор ограбил… Как тут молчать, а, Калмен?

Калмен Зогот не ответил. Никому и никогда он не делал плохого, не хотел вмешиваться и в Хонцины дела.

— Сейчас самое время, не надо откладывать… Симха, скажите вы или вы, Калмен, мы же с вами уже толковали… Почему бы нам, честным хозяевам, не собраться и не сколотить свой коллектив?

— Так какой же коллектив без машин? — отозвался Зогот.

— Почему без машин? — подскочил Оксман. — Я дам. Вы знаете, что у меня есть. То же самое и Симха. А там посмотрим.

— А трактор?

— Обойдемся пока и без трактора, — подал голос Симха Березин. — У них что? У них коней нет. А у нас слава богу. С трактором тоже не так просто: то он идет, то стал — и ни с места. А конь, был бы кнут, всегда потянет…

Внезапно снаружи, со стороны плотины, донесся глухой шум.

Хуторяне насторожились и стали подниматься.

— Куда вы? Подождите, давайте решим! — взмолился Оксман.

Шум все усиливался.

Оттолкнув Оксмана, Риклис первый выбежал на улицу, за ним остальные.

В темноте что-то рокотало то тише, то громче и бросало на хутор два светлых зыбких луча.

На улице сразу стало людно. Возбужденно перекликаясь, хуторяне собирались у загона. Рокот слышался все ближе, светлые полосы становились все короче, все ярче.

Собаки заливались неистовым лаем, с визгом рвались из дворов, точно чуя поблизости волка.

— Это трактор!

— Сюда идет!

— Элька!..

Хома Траскун бросился навстречу трактору.

— Сюда! Сюда! Правее забирай!

Трактор уже гудел на улице, и пронизанные пылью полосы света, колыхаясь, потянулись к красному уголку.

Элька, запыленная с ног до головы, радостно оглядываясь, то и дело регулировала скорость, хотя никакой надобности в этом не было.

У красного уголка она остановила трактор и ловко соскочила на землю.

Трактор сердито клокотал, садил дымом и мелко подрагивал.

Вокруг собрался весь хутор.

— Да отгоните вы собак, ни одного слова не слышно! — кричал Триандалис, кидая комками сухой земли в бесившихся дворняжек.

Элька обвела глазами хуторян и смахнула со лба седую от пыли прядь.

— Ну, теперь дело пойдет, — проговорила она.

Яков Оксман бессильно прислонился к косяку. Все! Поехал на ярмарку за большими барышами по укатанному льду, но лед треснул, и он тонет, тонет, и нет ему спасения… На руках у него вздрагивали синие жилы.

— Почему мы раньше молчали? Чего мы тянули?. Симха Березин выдавливал на губах улыбку. Пусть

Оксман не думает, что он, Симха, тоже испугался.

— Ай, плохо, ай, погано, реб Симха! Они все против нас злобу затаили, дай бог, чтоб я неправду говорил…

Они вышли за ворота. На другом конце улицы, в красном уголке, ярко вспыхнули окна.

«Все эта проклятая девка!» — думал Оксман.

Что-то темное шевельнулось в нем, и его потянуло к Юдлу. Ему стало жутко от собственных мыслей, он искоса бросил испытующий взгляд на Симху, не заметил ли тот чего-нибудь, и ушел.

— Конец… — бормотал он, пробираясь заросшей пасленом канавой. — Конец всей жизни… Надо забрать, что только можно, и поскорее уносить ноги.

«Первым делом вывезти пшеницу… Нет, пшеницу всю сразу нельзя, по частям… И поскорей рассовать коров… Белолобую свести к Насте — пусть пока доит, — а других… Других продать в Юзовке на базаре… Все равно прежней жизни уже не вернешь…»

Он вбежал в сад, заглянул в сторожку. Насти не было.

«Мало я им давал, мало меня объедали, мало кровь мою пили…»

Он забрался в глубь сада и, ухватившись за ветки, стал трясти изо всех сил. По земле застучали крупные влажные яблоки.

Тяжелые ветки, раскачиваясь, цеплялись одна за другую. Деревья шумели листвой, скрипели в темноте. Яблоки сыпались градом, били Оксмана по голове, по спине, по трясущимся ногам. А он бегал от дерева к дереву и тряс и дергал унизанные плодами ветки.

Суком зацепило сюртук, вырвало клок полы, в кровь исцарапало пальцы, но он даже не заметил. Ловя ртом воздух, он побежал в хату за мешками.

На рассвете, проводив Коплдунера на Санжаровский Шлях, Настя вернулась в сад. Она сразу заметила, что в саду как-то необычно светло, стало много неба между ветками.

— Стрясли яблоки! — охнула Настя. — Черт его вчера принес, — злилась она на Коплдунера, — все яблоки стрясли!

Ну что она скажет хозяину? Как на глаза ему покажется?

— В колхоз уйду, вот что! — гневно стукнула она кулаком по стволу. — Буду я на него задаром работать, на козла бородатого! Пускай трясут, от каждого не убережешь, сам пускай сторожит… Обещались юбку дать — так и не дали… Уйду — и все! Тоже буду на тракторе работать…

Рано утром Коплдунер и молодой тракторист Грицко пригнали из Санжаровки две новые жатки.

У комнезама никого из колхозников не было. Все столпились у двора Димитриоса Триандалиса. Коплдунер пошел туда.

По огороду, среди заботливо ухоженных гряд, Триандалис гонялся за Риклисом и раз за разом огревал его лопатой.

— Чтоб у тебя глаза повылазили, баламут проклятый! Я тебе покажу, как огороды травить! — сопел он.

Подошел Юдл Пискун, повертел ногой в низко обрезанном сапожке.

— Ай-ай! Такой почтенный человек, а носится, как живодер за бродячей собакой…

Среди хуторян прокатился смешок. Триандалис ничего не ответил, только с сердцем всадил лопату в землю.

Риклис, размахивая длинными лоскутьями рукавов, крикнул издалека:

— Ты меня еще попомнишь! Я тебе не Яков Оксман! — И, волоча подбитую ногу, потащился к запруде.

Ночью Риклис выпустил теленка из загона и загнал к Триандалису в огород попастись на свежих соседских кабачках. Думал через час-другой забрать, но, на свое горе, проспал.

— Травить соседский огород! — не мог успокоиться Калмен Зогот. — Ночью подняться с теплой постели, оставить жену и пасти телушку на чужом огороде!.. Хозяин! Живи с такими людьми…

— А я что говорю? — подскочил к нему Юдл Пискун. — Я бы на его месте, — он показал на Триандалиса, — я бы ему голову оторвал. Вы только посмотрите, как он тут нашкодил! Ай ай! Ни тебе кабачков, ни перца…

Между тем Элька завела во дворе комнезама трактор. Мотор заклокотал. Тотчас вокруг собрались люди.

— Ничего себе жеребец! — хихикнула полная, смазливая бабенка.

— Приставьте его к своей кобыле, — отшутился Хома Траскун.

— А ты верхом на него, верхом! — кричали ему.