Иерусалим: три религии - три мира - Татьяна Носенко

Вторжение арабов в Палестину не сопровождалось насильственной арабизацией и обращением в ислам местного населения. В отличие от византийских борцов с ересями, монахов, преследовавших евреев, и европейских рыцарей Креста, мусульмане на первых порах завоевания не имели цели искоренения иноверцев. Жителям Иерусалима удалось заключить с завоевателями особый договор, гарантировавший их неприкосновенность. Его текст сохранился в дошедших до нас арабских источниках, и относится он к периоду пребывания халифа Омара в Палестине после взятия Иерусалима. «Вот те гарантии неприкосновенности, которые раб Аллаха Омар дал жителям Илии. Он дал им гарантию неприкосновенности им самим, их состояниям, их церквам, их больным и здоровым и всей их общине. Поистине, в их церквах не будут селиться, и не будут они разрушены, не будут умалены они, ни их ограды, ни их кресты, ни их достояние, и не будут притеснять их за их веру и не нанесут вреда никому из них».[114]

Как и в других частях обширной исламской империи, христиане и евреи в Палестине — «люди Писания» — получили особый статус «находящихся под покровительством» — зимми. Они должны были отказаться от всех средств самозащиты и не имели права носить оружие. Мусульмане обеспечивали военную опеку зимми, а те в свою очередь обязаны были платить специальную подушную подать — джизью. Она распространялась и на паломников-немусульман, оказавшихся в пределах исламской империи. В более поздний период исламское законодательство ввело в отношении зимми целый ряд дискриминационных правил: им не разрешалось осуществлять без особого разрешения строительные работы, запрещалось строить церкви и синагоги выше мечетей, зимми не имели права ездить верхом и должны были носить особую одежду. Эта система сохраняла за зимми свободу вероисповедания, но не равенство с мусульманами. Они были подданными мусульманских правителей и должны были признать превосходство мусульман.

Иерусалимские христиане в первые десятилетия сосуществования с исламом действительно не ощущали каких-либо сильных притеснений. Похвалой в адрес мусульманских властей звучат слова высокопоставленного греческого епископа: «…Они не враги христианства. Напротив, они чтут нашу веру и с уважением относятся к служителям и святым Господа и проявляют благосклонность к церквам и монастырям».[115] Действительно, за христианской общиной в Иерусалиме сохранились все святые места. В некоторые из них, например в церковь Успения Богородицы и в церковь Вознесения на Масличной горе, мусульманам вход был запрещен, хотя эти места также входили в свод исламских святынь. Церковь Гроба Господня по-прежнему оставалась центральным храмом христианской литургии и вокруг нее стало складываться ядро христианских построек, давших начало христианскому кварталу. Мусульмане не селились в этой части города, хотя она была более высокой и прохладной, чем их собственный квартал у подножья Храмовой горы.

В первые столетия исламского господства христиане в Иерусалиме не подвергались особым притеснениям. В VII–VIII вв., когда внутри Церкви при поддержке византийских императоров развивалось иконоборчество, иерусалимская церковь с ее приверженностью иконопочитанию противостояла официальному Константинополю. Видимо, это также играло свою роль в укреплении благосклонности омейядских властей к иерусалимскому духовенству.

Веротерпимость молодого ислама могла бы служить образцом для многих последующих поколений приверженцев Аллаха. Халиф Омар, хотя и обещал христианам наложить запрет на проживание в Иерусалиме евреев, но, по некоторым сведениям, он сам пригласил из Тверии 70 еврейских семей, которым было разрешено построить свой квартал вокруг Силоамского бассейна в юго-восточной части города. Ряд источников утверждает, что именно в этот период под западной стеной Храмовой горы, которая теперь называется Стеной Плача, появилась первая синагога, именовавшаяся «Пещерой».

Евреи, в отличие от христиан, с большим энтузиазмом восприняли мусульманское строительство на священной горе. Новые святилища представлялись многим из них своеобразным перевоплощением Соломонова храма. Поэтому прибывшие в Иерусалим евреи с большой охотой выполняли работу по уборке и обслуживанию мусульманских храмов на Храмовой горе. К тому же эта служба освобождала их от уплаты обязательного налога — джизьи. Пока страной правили Омейяды, евреи благословляли арабских пришельцев, а иерусалимский раввин возносил хвалу Всевышнему, облагодетельствовавшему свой народ, позволив «царству Ишмаэля» (Измаила) завоевать Палестину.[116] Приход ислама означал для них освобождение от византийского ига и надежду на возвращение из изгнания.

Эпоха мирного сосуществования трех религий в Иерусалиме длилась недолго. В халифате начались смутные времена, антиомейядские восстания охватили многие провинции от Ирана и Ирака до Сирии. Последние омейядские халифы не только утратили в своей стране социальную опору, но и лишились поддержки собственных войск. Этим не преминули воспользоваться давние соперники Омейядов, являвшиеся потомками Аббаса, одного из родственников Мухаммеда. В 749 г., объединившись с шиитскими противниками Омейядов из Ирана и Ирака, они уничтожили под корень всю первую династию арабских халифов, варварски надругавшись даже над уже умершими ее представителями.

Победа Аббасидов имела важные последствия для статуса Иерусалима. Своей столицей новая династия в 762 г. сделала Багдад. Иерусалим таким образом отдалялся от политического центра империи, оказывался в глубокой провинции и становился не более чем второстепенным городом паломничества, гораздое менее значимым, чем Мекка и Медина. Если омейядские правители были частыми гостями в Святом городе и иерусалимские жители даже знали их в лицо, то из 37 аббасидских халифов, правивших на протяжении 500 лет, только двое побывали в Иерусалиме. Все же на первых порах посещение Иерусалима еще входило в программу новых правителей, так как являлось своеобразной демонстрацией преемственности и законности их власти. Но уже не было у них тех великих порывов, той широкой щедрости, благодаря которым их предшественники в прекрасных памятниках возвестили о приходе в Иерусалим исламской эры.

Халиф аль-Мансур заехал в Иерусалим в 757 г., возвращаясь из хаджа в Мекку, и нашел город в полуразрушенном состоянии после сильного землетрясения 747 г. Были повреждены и «Купол скалы», и Аль-Акса, но, увы! халиф не нашел нужным выделять средства на их восстановление. Для оплаты ремонтных и строительных работ он приказал переплавить в монеты золотые пластины купола храма и золотые и серебряные украшения мечети.

Несколькими десятилетиями позже, уже в IX в., когда у Иерусалима появилось его арабское название Аль-Кудс (Священный), город посетил халиф аль-Мамун (813–833 гг.). После этого визита в надписи на «Куполе скалы» имя ее основателя Абд аль-Малика было заменено на имя халифа аль-Мамуна, поскольку Аббасиды всячески старались стереть с лица земли память о своих предшественниках Омейядах. При этом позабыли исправить дату строительства «Купола скалы» — 691 г. Аль-Мамун, правивший спустя сто с лишним лет, вошел в историю как халиф-узурпатор чужой славы. До сих пор арабская вязь под золотым куполом напоминает о глупости человеческого тщеславия, ослепленного ненавистью к политическим противникам.

Аббасидские халифы ужесточили политику в отношении местного населения. Если для Омейядов главной опорой служили иноверцы-зимми, обеспечивавшие основные доходы в их казну и пополнявшие собою ряды военных наемников и государственных чиновников, то Аббасидская династия делала ставку на новообращенных мусульман — mawali. Они теперь занимали высокие государственные должности и составляли костяк аббасидского режима, установившего «новую эру» на исламском Ближнем Востоке.

Одновременно ислам претерпевал трансформацию, намечалась тенденция к большей закрытости, обособленности от религий-предшественниц. В период первоначального накопления исламских ценностей почтительное отношение к «людям Писания» (евреям и христианам) отражало унаследованное от пророка стремление подчеркнуть преемственность исламской монотеистической традиции. По мере притока новообращенных, многие из которых, кстати, являлись бывшими иудеями и христианами, в исламе развивалось и поощрялось духовенством чувство собственного превосходства над религиями более раннего откровения. Представление о своей вере как единственно истинной укреплялось и возводилось в абсолют.

Все эти перемены имели крайне негативные последствия для обстановки в Иерусалиме. Он оставался городом зимми, главным образом христианским городом, что наглядно отражалось в его внешнем облике. В Иерусалиме, да и по всей Палестине все еще стояло много церквей и монастырей, которые хранили накопленные за века сокровища. Мечетей же было значительно меньше. Столичные власти не проявляли особого интереса к Иерусалиму и не стремились соперничать с христианами в области религиозной архитектуры. Зато при Аббасидах появились многочисленные постановления о разрушении храмов зимми, о запретах на восстановительные или ремонтные работы в церквах и монастырях. Мало того, что природные бедствия и набеги грабителей причиняли большой ущерб христианской собственности, теперь ее разрушение и уничтожение стало непосредственно государственной политикой. Малейшие усилия христианских иерархов, направленные на поддержание достойного внешнего вида своих святынь, становились поводом для межрелигиозных конфликтов.