Искупление - Василий Лебедев

- У-у! Ведьма!

Лагута, сломленный - сила силу ломит! - побоями и грабежом, отвернулся, чтобы не видеть хоть этого. Отошел к разобранной городьбе, напустился на Анну:

- Это от твоей родни вся поруха на нас! То Ванька во Пскове немцу дался - выкупай, Лагута! Ныне Елизар из полону приперся, да добро бы один ан нет! - с татаркою! Корми их! Пои, Лагута! Ну? Чего? Чего молчишь? Много ль еще у тебя родни непутевой? Кого еще ухлебить? Давай всех к нам! Лагута богат вон как - цела кузница поковок! Серпуховскому долги отдал - не закабалит!

Оттого, что все было не так - и поковки все побрали, и совсем они остались голы, и ребята тихонько подвывали за порушенной городьбой, голодные, даже репа в загороде засохла, - и угроза закабаления главы семейства, Лагуты, стала близкой и страшной, - от всего этого было тошно.

- Тятька-а-а! - выли ребята. - Иди в избу-у-у! Лагута повернулся и пошел в кузницу. Там он лег на грязную скамью. Он слышал, как где-то проскакали кони. Слышались и голоса, сначала у избы, потом у моста через Рачку Лагуте было теперь все равно, кто и куда скачет, кто и что там делает... Он только что причал налетчикам о правде, о законах, что не забыты еще с Мономаховых времен, но горький опыт подсказывал ему и другую старую истину, с богатым да не судись.

А у моста тем временем завязалась свара. Десяток великокняжеских кметей был послан за Елизаром, дабы привести его в Кремль. Григорий Капустин еше издали заметил неладное в кузнечной слободке, расспросил соседей Лагуты, и те сказали, что произошло. Некомат с челядью еще и мост не переехал, как налетел на них Капустин. Мечей не вынимали - много чести! - наляпали оплеух. Развязали Елизара с Халимой.

- Держись, Серебряник, стремени - во княжий дворец торопись!

Елизар опешил. Растерянно глянул на перепуганную Халиму.

- А бабу обратно отошли, к Броннику. Тут Елизар оправился.

- Эти грабельщики, асаул хороший, вси поковки у Лагуты Бронника побрали. Это Некомат - потатчик татям своим!

Некомат подъехал к Капустину. В прищуренных глазах металось сомнение: дать денег сотнику или припугнуть? Денег такой не возьмет, да еще принародно.

- Самовольство творишь? - нахмурился Некомат.

- Княжью волю исполняю! А ежели еще уста отворишь - то пястью вот этой нос на затылок вытолкну!

И тут Жмых вывернулся:

- У его нос-от вельми ал - в сутеми светит!

И таким смешком угодливым раскатился, а ведь только что подвывал Некомату! Глазами по-собачьи поедал знаменитого на Москве силача и Князева слугу, но Капустин откинул его ногой в сторону от коня:

- А ну, Некомат, вернись и отдай добро Лагутово!

- Не кричи на мя! У меня сила велика за пазухою - байса! [Байса - знак отличия и поощрения. Знак власти]

Вмиг все притихли. Даже на Капустина это произвело впечатление, когда он увидал: хотя и деревянная, но все же это была байса! Некомат держал на ладони небольшую доску - символ безграничной силы и власти. Байсы выдаются ханом. Их получают за особые заслуги сотники (асаулы), темники, эмиры, члены семьи хана. Редко получали их иноземцы, но купцам удавалось за богатые подарки. Байсы были нескольких видов: деревянные, глиняные, железные, серебряные и золотые, весившие по целому безмену [Безмен - старая русская мера веса, равная 980 г], а особо ценные, с львиной головой - по два безмена! По байсе владелец имел право по всему ханову улусу - на всех покоренных землях - брать бесплатно лошадей для проезда, корм для них, пользоваться кровом, пищей в неограниченном количестве и про запас. Байса сила, богатство, уважение, страх... Капустин с пеленок слыхивал об этих чертовых досках, но видел впервые так близко и никогда не читал, не ведал, что там.

- А чего там прописано? - Он взял доску, повертел ее. - Эй! Полоняник! Разумеешь ли по-агарянски?

Елизар подошел и нехотя взял байсу. Читать стал сразу по-русски:

"По воле великого бога, по великой его милости к нашему государю, да будет благословенно имя хана и да помрут и исчезнут все ослушники".

- О-о-о-о! Ишь, как оно выходит! - промолвил Капустин задумчиво, уставясь в землю диким, невидящим взглядом, но ни страха, ни растерянности не было - злоба давила его.

- И да помрут и исчезнут все ослушники! - возвысил голос Некомат, победно оглядывая всех, а на Елизара посмотрел, как на собственность.

- И исчезнут ослушники! Ослушники! - запрыгал Жмых, вновь заискивая перед Некоматом.

- Та-ак... Мы-те ослушники, Некомат, а ты - кто?

- Купец я большой руки! Меня чтят не токмо в землях закаменных, персиянских и фряжских, меня чтит сам хан!

Некомат вырвал байсу у Капустина и сунул ее за пазуху.

- Ты - купец?

- Купец!

- Ты - христопродавец! Ты землю и людей попираешь! Ты грязную ханскую доску рядом со крестом носишь!

- Да есть ли, сотник, крест-то на нем? - спросил Елизар.

- А вот и узрим без прометки! - Капустин ухватил Некомата за его белоснежное иноземное платье. - Ишь он в иноземну тканину заоболокся, яко мертвец! Мертвец и есть!

- Отпрянь!

- Я те отпряну! Вот так! Вот!

Капустин рванул одежку на груди Некомата, а надорвав - дернул прореху вниз, до седла. Голое жиреющее тело купца обнажилось, забелело меж сермягой челяди.

- И ты еще носишь крест православный? Затвори уста - нос подковою на затылок загну! А ну, агарян-ский помет, правь до избы бронника Лагуты! Все поделки его до единой отдать доброму кузнецу!

- Ты умрешь по ханову слову...

- Ах ты прорва сотонинска! Изрублю!

Капустин рванул меч - Некомат скатился с коня и побежал на мост, потрясая рваниной. Кмети Капустина без команды кинулись за ним, столкнули на землю, подняли и повели к начальнику.

- На агарянску заступу уповаешь? А? - наклонился с седла Капустин. Некомат молчал. - А ну, веди татей своих ко избе Лагуты! Ну!

Челядь Некомата послушно поплелась во главе с хозяином. На месте остался только Жмых. Он стоял с застывшей улыбкой, будто напряженно следил за весами - куда пойдет чаша. Капустин подъехал к нему и с маху влепил ему ладонью по уху. Жмых рухнул в пыль и не шевелился.

- Не убил ли, Григорья Иваныч? И пятой не дрыгнет, яко мертв.

- Отойдет к покрову... А вы спровадьте татей да проверьте, все ли они отдали холопу Володимера Он-дреича! Я поехал во Кремль с Елизаром... - Он оборвал себя, глянул на Халиму и нахмурился. - А ей вели идти, где была!

...В стольной палате сбирались первые сумерки. Великий князь сидел с братом своим и зятем. Митрополит был тут же. Серпуховской.. Боброк одобрили затею Дмитрия, только митрополит Алексей поупрямился, но дело не ждало, и он отписал епископу Сарайскому, владыке Ивану, что едет к нему монах Чудова монастыря.

Монашеская одежда уже ждала Елизара Серебряника.

* * *

Соседи-кузнецы разбрелись от избы Лагуты поздно, еще поздней укладывались спать Бронники. Халима не пила и не ела в тот вечер и сидела в углу у порога, как затравленная. Лагута, совсем было потерявший голову, выгнал бы, наверно, ее, но несчастье немного отступило - вернулись все поковки, злодей Некомат предстал тут порванным, - и Лагута помягчал, не выгнал Халиму, но ворчал долго:

- Ума рехнулся Елизар: сам едва из полону утек, гол, как сокол, а хомут надел. Чего в ней? Нет бы нашу взял, наши бабы белы, что те сахар, татарва-та недаром вызарилась на их - чуют коротки носы, где лучше пахнет. Ишь, сидит, не ложится и спать.

- До сна ли ей! - вздохнула Анна, но тут же насторожилась: - Идет кто-то! Елизар!

Еще не отворилась дверь, а она уже услышала шаги брата.

Елизар не вошел - ввалился в избу.

- Анна! Подымайся! Где лучина? Огонь взгнести надобно!

Халима уже была рядом и как кошка ластилась к нему, беззвучно плакала, чтобы не рассердить угрюмого хозяина.

- Елизар, уймись! - подал голос Лагута.

- Не уймусь! Подымайся и ты! Ишь, лежебока! Лагута не желал понимать шуток, хотя и слышалось в голосе Елизара веселье - до шуток ли ныне? Все же поднялся, дабы поссориться с беспокойным нахлебником раз и навсегда. Но когда он вышел из-за рогожного полога, увидал избу, освещенную лучиной, широкий скобленый стол, а на столе серебро, он сердито прокашлялся и сел под икону, но не спрашивал ничего и даже не глядел на серебро Елизара.

- Бери! - сказал тот. - Тут хватит тебе выкупить себя у Серпуховского.

Анна не выдержала - ахнула и упала в ноги брату.

Елизар отстранил ее, повернул к Лагуте - ему кланяйся, он муж и хозяин, один тянул три воза: семью, брата Ивана и его, Елизара с Халимой.

- Спасибо тебе, Лагута, что не отказал мне во крове, ныне я с тобой тоже по-людски: бери серебро! Оно не граблено, не крадено - князем дадено.

- За что те князь? - на последнем сомнении спросил Лагута.

- За службу грядущую...

- Что за служба?

- Покуда мне то не ведомо... - утаил Елизар " свернул разговор: - До осени послужу, а коль приглянусь - еще послужу, благо осеребрил и ухлебить готов.