Список на ликвидацию - Лорел Гамильтон

Рейборн возвысил голос:

— А ты, Ньюмэн, поступишь как девчонка или как мужчине положено?

Я обернулась, не останавливаясь, и крикнула ему:

— Точно, Ньюмэн! Поступи как мужчине положено, продолжай истекать кровью и потеряй сознание в лесу, посреди охотящихся за тобой оборотней и вампиров.

И я пошла вслед за темноволосым медиком.

Свет из открытой машины был чертовски ярок и лишил меня ночного зрения полностью, но он был нужен Мэтту, медику.

Блондинка-медик подошла ближе, бормоча себе под нос. Я услышала:

— Идиоты эти мужики. Раны головы, обильное кровотечение…

Мэтт стер кровь с моей руки и прищурился, будто ему нужны очки, которые он не носит или скоро будет носить.

— Джулия, не посмотришь?

Блондинка перестала проклинать мужскую глупость и подошла к нему, глядя на мою руку. Она аккуратно старалась меня не трогать, потому что на ней двойных перчаток не было, но смотрела, как движутся его пальцы. Он раздвинул края раны — я возразила:

— Это больно.

— Прошу прощения, — сказал он, но глаз от раны не поднял.

— Как давно это было? — спросила Джулия.

— Меньше часа назад.

— Не может быть.

Мэтт наконец посмотрел мне в глаза. Лицо у него было серьезно.

— Я бы сказал, несколько часов. Даже день. Не меньше.

— Я вам сказала, что я — носитель ликантропии. Заживает быстрее, чем на нормальном человеке.

— Так быстро, что рука останется скрюченной. Надо бы швы наложить, чтобы этого не было.

— Скрюченной?

— И шрамы будут хуже, чем при наложенных швах, — поддержала Джулия.

Я посмотрела на руку. Порез был длинный и неровный, будто злая молния легла от локтя почти до запястья.

— Сейчас с этим ничего не сделать, — сказала я.

— Если бы вы сейчас поехали в больницу, там бы снова открыли рану и зашили бы правильно. У нас недавно был семинар по работе с противоестественными пациентами. У ликантропов так быстро заживают раны, что шрамов остается больше, или мышцы сводит так, что потом они болят как при артрите.

Мэтт при этом смотрел на мою руку, будто она была иллюстрацией к его словам.

— Есть какой-то крайний срок, до которого это все надо проделать? — спросила я.

— Чем быстрее, тем лучше — при такой скорости заживления, — ответил он, снова трогая рану.

— Если можно, перестаньте в нее тыкать.

Он слегка вздрогнул:

— Прошу прощения. После того семинара я такую рану вижу впервые.

— Мэтт здорово изучил теорию, — сказала его напарница.

Я на нее посмотрела и кивнула:

— Теперь у меня обычно раны заживают без шрамов.

— От этой останется, — возразила она.

Я посмотрела на рану и поверила им, но не знала, почему так происходит. Подумавши, я поняла, что я впитала в себя гнев, когда навещала красных тигров, но ardeur остался неутоленным. Съеденный гнев снял остроту голода, но не насытил его. Раны заживали как у нормального, и это объясняло, почему вообще корень дерева меня так сильно ранил, и почему шрамы. Я теперь могу дольше выжидать между кормлениями, могу контролировать ardeur, но за это надо платить свою цену. У меня раны заживают быстрее, чем у обычного человека, но не так хорошо, как могли бы. На охоте за «Арлекином» это не плюс.

Блин.

Я попыталась себе представить, что сказал бы Рейборн, если бы я действительно взяла себе «освобождение по болезни». Даже мысль об этом была невыносима. Я тут на секс не могу сделать паузу, пока мы не закончим эту охоту в лесу. Хрен мне, а не секс. То есть как раз отсутствие хрена. Черт возьми, мне уже надоело, что меня наказывают за воздержание. Как стандартный ход из фильма ужасов, только с ног на голову поставленный: выживают шлюхи, девственницы гибнут.

Все это мне не объяснить ребятам со «скорой», да и вообще никому, кроме Эдуарда. Когда-то ardeur всегда охватывал меня целиком и заставлял его удовлетворять, но я научилась им владеть и откладывать на потом. И вот ядовитая лиловость руки и краснота раны показали мне сейчас, во что это обходится. Глядя на рану сейчас, я поняла, что привыкала к быстрому заживлению и к тому, что ранить меня стало труднее. Попыталась вспомнить, когда в последний раз поранилась случайно, и не вспомнила. У меня свело желудок, но не от голода, а от страха. Если такую рану мог оставить корень дерева, так что же может со мной сделать клинок или пуля?

Блин.

— Как вы? — спросила меня медик Джулия.

— Нормально.

— Вам действительно нужно сейчас в больницу, чтобы доктор открыл рану и зашил как надо.

— Знаю.

Она свела брови:

— И все равно не поедете?

В голосе слышалось недовольное неодобрение, и я ее могла понять.

— Не могу отпустить их в лес одних.

— Знаете, вот эти маршалы отлично справляются, когда вас нет в городе. Охотятся на вампиров и прочих чудовищ, и делают это хорошо. Пусть они занимаются своим делом, а мы займемся своим и доставим вас в больницу.

Мэтт потянул за края раны.

— Прекратите! — сказала я.

— Простите. Это как в замедленной съемке когда видишь, как цветы распускаются. Ей-богу, прямо на глазах срастаются края. Это потрясающе.

Джулия толкнула его в плечо — очевидно, сильнее, чем казалось, потому что он ойкнул.

— Это живой пациент, Мэтт, а не кадавр на секционном столе.

Он заморгал, глядя на меня, потом смутился.

— Прошу прощения. Я просто…

— Ничего страшного. Вы только меня замотайте до конца охоты.

— Полный идиотизм, — сказала Джулия.

— Полный — у маршала Ньюмэна. До сих пор кровь идет.

— Так и будет кровить, пока не свалится, ответила она с явным отвращением в голосе.

— Наверное. Я хоть не мешаю вам меня перевязать.

— К концу охоты рана у вас закроется. Кровопотеря уже остановлена.

— Тогда просто забинтуйте ее, чтобы я раной ни за что не цепляла.

Она нахмурилась, но достала марлю и начала бинтовать.

— Смотрите, чтобы в рану бинт не попал, — попросила я.

Она подняла глаза:

— Я свое дело знаю.

— Я же не говорю, что это не так. Просто при такой скорости рана может зарасти вокруг марли.

Они оба на меня посмотрели:

— В смысле, ткани смыкаются и срастаются, а бинт остается внутри? — спросил Мэтт.

— Я такое видала.

— С вами было?

— Нет, с одним моим другом. Он вервольф.

В глазах Мэтта зажегся лихорадочный интерес. Почти заметно было, как под самой поверхностью булькают, закипая, вопросы.

— Все, забинтовали. Распишитесь здесь, что вам предложили поехать в больницу на случай осложнений с вашей рукой. Которые наверняка будут.

Я подписалась и выпрыгнула из машины «скорой».

— Извините, что от меня такие хлопоты.

— Когда тот длинный в лесу свалится, постарайтесь там, чтобы его не съели, — сказала Джулия.

— Постараюсь, — пообещала я, зная, что так и сделаю, но поскольку рука дико болела от быстрого заживления раны, понимала, что носом землю рыть не буду. Ньюмэн позволил Рейборну отговорить себя от перевязки. Я тоже была когда-то желторотой, но не настолько. Может, тут мужские игры, и я никогда не понимала такого уровня идиотизма, или у меня непонимание — чисто женская черта. Рука начала подергиваться — срастающиеся мышцы дрались друг с другом. Такого со мной не случалось после самого первого попадания ликантропии в кровь. Блин, может, Ньюмэн и не единственный дурак в этом коллективе.

Постараюсь сделать так, чтобы его не сожрали.

Блин.

Глава 23

Ньюмэн таки вырубился, но я проследила, чтобы его не съели. Когда он рухнул, мы были глубоко в лесу, и вел он себя очень неплохо. Я осталась с ним среди колышимых ветром деревьев, а остальные полицейские шли длинной поисковой цепью, но я видела, как они растянулись вдоль дороги, и была уверена, что никаких монстров тут не найти. Арлекины сбежали. Либо они, стараясь сохранить свое существование в тайне, избегали такого большого количества полицейских, либо они не ожидали, что у Эдуарда найдется при себе ракета, и теперь отступили, чтобы пересмотреть свои планы. Я думаю, что они недооценили нас обоих — да черт побери, нас всех.

Я посмотрела на лежащего Ньюмэна. Детектив Лоренцо пиджаком зажимал его рану, стараясь уменьшить кровотечение, а куртку надел, чтобы видна была надпись «Полиция», а еще потому что холодно. У меня пальцы от холода онемели. «Холодная летняя ночь» — разве это не оксюморон?

Детектив Джейн Ставрос, напарница Лоренцо, вместе со мной охраняла этих двоих — потерявшего сознания и склонившегося над ним.

Полицейская ветровка болталась на тощей Ставрос колоколом. Из-под ветровки выглядывал черный брючный костюм, дешевый и слишком на нее большой. Роста она была не меньше пяти футов десяти дюймов в удобных и уродливых черных туфлях. Будь она одета получше, я бы приняла ее за профессиональную модель, но для своего сложения она слишком уж была худа, так что выглядела голодающей, и все выпуклости тела съела диета — женщина выглядела как мужчина. Прямые темно-каштановые волосы убраны в хвост на затылке. Некоторые женщины на этой работе стараются одеваться, как мужчины, чтобы быть своими, не показывать, что они женщины. Я не встречала женщин, достаточно долго прослуживших, чтобы заработать значок детектива, и продолжающих придерживаться такой крайности. Может, она только что произведена в детективы, а это возвращает иногда к старым проблемам. Но она не только была одета в мужские шмотки — она была одета неаккуратно, будто ее резко разбудили и она впопыхах надела чужое. Все на ней сидело неправильно, будто и кожа на ней не своя.