Тень чужака - Анатолий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приходится. Такая работа. — Обменявшись с Коллинзом рукопожатием, посмотрел на сумку. — Уезжаете?
— Уезжаю. На конференцию в Анкоридж.
За всем в Коллинзе, за его расслабленной фигурой, за холщовой рубашкой, заправленной в джинсы, за выражением глаз и усмешкой на губах стоял, как казалось сейчас Шутову, совсем другой мир. Некий так и не познанный им мир университетской жизни. Мир чистой науки. Нечто, всегда кажущееся ему бесконечно далеким от его забот.
Вспомнил: а ведь точно. Сегодня с момента, когда он последний раз разговаривал с Наташей, прошла ровно неделя. Проследив за взглядом Коллинза, устремленным на причал, спросил:
— Вы уезжаете один?
— Вдвоем с Ником Улановым. Вы ведь знаете Ника?
— Конечно.
— Талантливый парень. Очень талантливый.
— Наверняка.
— Из тех немногих, кто по-настоящему понимает в биологии. Жаль, Ник бросил университет. И все же, думаю, он еще вернется туда. Во всяком случае, я постараюсь сделать для этого все.
— Что, Ник должен подойти сюда от Грин-кемпа?
— Ник должен уже справиться с ленчем. Он сидит у меня дома.
Все было ясно, за исключением одной мелочи. Спросил:
— Юджин, если мне вдруг понадобится один из ваших катеров, я могу его взять?
— Майк, о чем вы. Конечно. Вообще берите его не спрашивая. А вот и Ник.
Ник Уланов, в потертых джинсах и черной тенниске, обтягивающей плечи и бицепсы так, что ткань казалась вздутой, приближался по выбитой в соснах грунтовой дороге. Через плечо была перекинута дорожная сумка.
— Здравствуйте, мистер Шутов. — Уланов остановился.
— Здравствуйте, Ник.
— Шеф, как вы считаете… — Уланов посмотрел на Коллинза. — У меня есть еще пять минут?
— Конечно.
— Я перекинусь парой слов с мистером Шутовым.
— Подходите прямо туда. К вертолету. — Усевшись в машину, Коллинз махнул рукой: — Майк, до встречи.
— До встречи. — Эти слова он бросил вслед джипу.
— Мистер Шутов, я хотел попросить вас об одолжении. — Уланов смотрел в упор.
— Да, Ник?
— Я уезжаю на три дня. Вернусь скорей всего послезавтра вечером. На эти дни Наташа, моя сестра, остается дома одна. Вы не могли бы на это время оставить у нас дома кого-то из полицейских?
— Кого-то из полицейских?
— Да, у нас не все спокойно. Если точнее, я опасаюсь за сестру.
— Полицейский будет. — В голову пришла шальная мысль. — Вы не против, если полицейским буду я?
— Нет.
— Нет?
— Нет, конечно. У нас в Грин-кемпе появился Нол Стевенсон.
— Почему же вы мне не сообщили?
— Мистер Шутов, если честно, я не обязан все сообщать полиции. Все эти дни, каждую ночь, я сидел в засаде. Я пытался поймать Нола, но… Не вышло.
Шутов промолчал. Уланов вздохнул:
— Что же насчет полиции… Полиция, насколько я знаю, ничего не может сделать с Нолом уже год. Ладно, мистер Шутов. К вам упоминание о полиции не относится, вы здесь человек новый. Извините, я задерживаю вертолет. Спасибо за помощь. До встречи.
— До встречи.
Было слышно, как неподалеку, за деревьями, пилот начинает разогревать мотор вертолета. Уланов сделал несколько шагов, но вернулся. Сказал:
— Только поймите, мистер Шутов: Наташа выросла здесь, в Минтоукуке. И ничего дальше Анкориджа не видела. Она может вбить себе в голову разные вещи.
— Что вы имеете в виду под «разными вещами»?
Уланов стоял, будто пытаясь понять, что собой представляет раздающийся совсем близко гул мотора. Наконец сказал:
— Думаю, вы отлично понимаете, что именно.
— Не понимаю.
— Ваша воля.
— Вообще, Ник, это не мое дело. Но мне кажется, в опеке своей сестры вы несколько переусердствовали.
— Да? — Уланов усмехнулся. — У вас есть сестра?
— Нет. Но я немного знаю Наташу. На мой взгляд, она совершенно взрослая девушка. Настолько взрослая, что в состоянии сама решить, как ей строить свою жизнь.
Раздалось несколько автомобильных гудков. Уланов поправил сумку.
— Ладно, мистер Шутов. К этому разговору мы еще вернемся. До свидания.
— До свидания.
Он следил, как Уланов быстрыми шагами движется сквозь прибрежные деревья. Затем потерял его из виду.
27
Речная вода, летящая навстречу, тут же превращалась в два мощных буруна. Куда он идет на этом катере, сейчас, в момент, когда он продвигался вверх по реке, не знал никто. Даже Наташа. Белый платок, засунутый под края бейсболки, должен был, по его расчету, мешать тем, кто захотел бы рассмотреть его лицо с берега. Номер на борту катера оповещал, что судно принадлежит дирекции заповедника. Реку и все проходы по ней он теперь знал не хуже местных жителей.
Уверенно пройдя лабиринт проток перед Найт-гейтом, легко вышел на открытую воду. Затем, стараясь держаться подальше от обоих берегов, прошел и сам Найт-гейт. Мимо Грин-кемпа промчался по фарватеру на предельной скорости. Вышел к Колпину острову — узкой, поросшей хвойными деревьями полоске земли. Войдя в левую протоку, отделявшую остров от основного берега, сбавил ход. В речном рукаве течение было сильным, поэтому казалось, что идущий на средних оборотах катер еле ползет.
В самой широкой своей части остров не раздавался больше чем на сто ярдов. В длину тянулся примерно на полмили. Пологие берега были закрыты камышами и кустарником. Проверил на всякий случай оружие: «магнум» под мышкой и «люгер» за поясом были готовы к бою. Подумал: оружие здесь не поможет. Если кто-то решит выстрелить в него из густых зарослей, его уже ничто не защитит.
Обогнув остров, переложил руль вправо. Катер, подставив борт встречному течению, описал дугу; как только это случилось, попутное течение увлекло судно в противоположную протоку. Выключил мотор. Алюминиевая лодка легко понеслась вниз по реке. Лишенное собственного движителя, судно встало на волне боком. Длилось это недолго; достав весло, он легко развернул катер точно по течению.
Вниз катер прошел не больше двух кабельтовых; увидев конец острова, Шутов вывернул весло. Развернувшись к левому речному берегу, судно врезалось в камыши. Еще некоторое время шло по инерции. Затем, задержанное плотными стеблями, остановилось.
Катер сейчас не мог увидеть никто — ни с реки, ни с берега. Некоторое время он сидел неподвижно. Весло на всякий случай он держал наготове. Звуков вокруг было немного: шуршание камышей о борт; редкие всплески оправившейся от испуга рыбы, писк мошкары. Позже к этим звукам добавилось жужжание нескольких повисших над катером стрекоз.
К мошкаре он привык еще с Сибири, укусов не боялся, и все же, достав бутылочку с репеллентом, обмазал едкой жидкостью лицо и руки. Взявшись одной рукой за борт, медленно, по одной, переставил ноги в воду, стараясь не издавать лишних всплесков, провел катер к берегу.
Выбрав место, прикрытое кустарником, наполовину вытащил судно на берег. Пройдя немного, остановился. Огляделся.
За кустами, в которых он стоял, начиналась пустошь. На ней росли папоротник, черника и, по одному, кусты можжевельника. Один из можжевеловых кустов был сломан. Но особой тревоги это у него не вызвало, куст сломали так давно, что ветки успели порыжеть. Плотная листва кустарника, в котором он укрывался, была надежным прикрытием. Тем не менее, доставая из-за пояса «люгер», он делал это осторожно. Так, что его рука при этом не задела ни одной веточки. Мирный вид местности не обманывал его нисколько, он знал: наибольшую угрозу представляет собой как раз самый что ни на есть мирный вид.
Опасность могла таиться в начинающемся ярдов через сто предлесье, ведущем к Грин-кемпу. Но делать было нечего. Выйдя из кустов, он пошел вдоль берега. Продравшись сквозь густую смешанную поросль карликовых сосен и берез, остановился. Минут пять стоял, стараясь не издать ни звука. Темно-бурая поверхность, видимая отсюда сквозь стволы и ветки, была стеной одного из срубов. Звуки по-прежнему были самыми мирными: гудела мошкара, жужжали, то приближаясь, то удаляясь, стрекозы, перекликались птицы. Осторожно протиснувшись ближе к краю зарослей, увидел сруб — тот самый, стена которого была видна сквозь деревья. За срубом открывался густо поросший бурьяном пустырь. На пустыре в довольно сложном порядке располагались еще семь строений. За самым дальним из этих строений, стоящим у самого причала, возвышался взгорок с домом Улановых. Ни дом, ни семь ближних к нему бревенчатых коробок его сейчас не интересовали. Ему нужен был лишь один сруб. Тот самый, стену которого, сложенную из бревен, он рассматривал в настоящий момент. Судя по черным, как уголь, трещинам, бревна наверняка были доисторического происхождения. В торцовой стене было прорублено всего одно окно. По покрытым паутиной и запыленным стеклам можно было понять: домом давно уже никто не пользуется. Подтверждала это и крыша: на черепичных плитках, почерневших от прилипшей к ним земли, расползся мох. Судя по почти правильным квадратам мха, часть черепиц была заменена. Это, а также подведенные под самую кромку крыши провода подтверждали рассказ Лоусона о неудачной попытке оборудовать здесь лагерь бойскаутов.