Бульвар - Юрий Леж

С трудом переждав, пока Саша кинула Мишелю грязную водолазку, мгновенно исчезнувшую в заплечном рюкзачке, и коротко поцеловала его в губы, Исаак молодящимся козликом скакнул в дальний угол, сбросил с какого-то манекена покрывало и, аккуратненько стянув с деревянного торса спрятанное под этим покрывалом платье, поволок его Александре.

— Барышня, — засуетился портной вокруг, — вам должно это очень подойти… нет, я понимаю, что шилось не на вас, но огрехи я исправлю за пятнадцать минут, а заказывала дочка нашего толстозадого мэра, а потом ей показалось, что платье не по фигуре… какой фигуре, если там полный черный квадрат того самого Малевича, которого папа Северьян совершенно не нужно зачем-то назвал Казимиром…

Молниеносно подобранное в нужных местах булавками, платье поражало — невесомый шелк подчеркивал молодость, изящество и нечеловеческую силу сашиной фигурки, нежный сиренево-синеватый цвет оттенял ее великолепные серые глаза и густые, платиновые, чуть подсохшие волосы. И Александра почувствовала, как изменилось отношение к ней и Мишеля, и старого портного. Золушка преображалась в принцессу, как в сказке. Впрочем, до принцессы Саше еще было очень далеко, сейчас же, в тонком платье на голое тело, в побитых ночными гонками, но, слава богам, все еще крепких добротных туфельках на шпильке, взлохмаченная, она напоминала… Мишель поймал себя на мысли, что не может понять для самого себя, кого же ему напоминает Александра, у нее даже запах начал меняться…

— Послушайте, Миша, — тихонечко перебил его размышления Исаак, когда Саша отошла в примерочную для обратного превращения, — или вы сами сходите, или я могу послать кого-то за нижним бельем для барышни, уезжать из Города без таких необходимых вещей, над вами будет смеяться вся провинция, если барышня вздумает покупать себе неглиже где-нибудь в Мухосрансбурге…

— Не перебарщивай, Исаак, — усмехнувшись неожиданной схожести мыслей, попросил Мишель, — пусть кто-нибудь сходит, купит пару трусишек, сотни талеров, надеюсь, на это хватит? размер, как я понимаю, ты уже определил на глаз?

— Миша, если бы вы с мое пошили на людей, то также бы на глаз определяли все размеры, будь даже личность замурована в самый резиновый водолазный скафандр, — засмеялся Исаак, как всегда, довольный похвалой его глазомеру.

Через полчаса, когда Исаак начал бегать из угла в угол, отдавая многословные распоряжения наполняющим зал, позевывающим и трущим заспанные глаза подмастерьям, похожим на самого хозяина ателье, как две капли воды, разве что возрастом уступая ему значительно, приодетая в нижней интимной части Саша и Мишель вместе с ней вышли из помещения и, в ожидании выполнения старым портным экстренного, срочного, важнейшего своего заказа, придумали посидеть в кафе, расположенном совсем рядом, в доме напротив под очередной мемориальной вывеской.

Кафе было маленьким, на пяток столиков, и совершенно по утреннему времени свободным. Едва Саша и Мишель присели, как от стойки подошла официантка, с любопытством разглядывая эротический наряд Саши и непрезентабельную курточку Мишеля. Впрочем, ничего более взглядов эта женщина лет сорока себе не позволила, и очень быстро принесла заказанный кофе и по паре пирожных.

— Как думаешь, — поинтересовалась Саша, поднося к губам чашечку, — Исаак может понять, что мы просто бежим из Города, а нас догоняют?

— Старый еврей давно все понял, — усмехнулся Мишель, — он вообще знает гораздо больше и лучше, чем делает вид… Что поделать, такая у них, евреев, природа — обманывать и притворяться…

— И он таки промолчит за нас? — невольно копируя манеру недавнего собеседника, спросила Саша.

— И не просто промолчит, — уверенно сказал Мишель, — он еще и поможет, если кто-то очень будут допытываться у него про нас…

— Рискнет здоровьем? и ради чего?

— Зачем ему рисковать? — удивился Мишель. — Кто тронет Исаака долго будет потом жалеть об этом, в Городе это хорошо всем известно, а до приезжих доводится мгновенно…

— Он что же — крестный отец городской мафии и тайный начальник городской полиции? и при этом шьет костюмы и вечерние платья господам и дамам? — удивилась Саша.

Никогда до сего момента не пересекаясь в Городе с тонким, закрытым для посторонних и очень обремененным всякими и всяческими условностями иудейским миром, Александра, конечно же, ничего не знала и даже не слышала про старого портного Исаака.

— Какой из него крестный отец или полицейский, — засмеялся Мишель. — Исаак мирный человечек, очень мирный и смирный, законопослушный и жуликоватый…

— Ты темнишь, Миша, — укорила своего вожака Александра вопреки этикету.

— И темню, и нет, — непонятно сознался Мишель. — Бывают такие люди, поверь, что просто работают, занимаются любимым делом, а когда их какая-нибудь гнида хочет уничтожить, то оказывается, что — нельзя. Ну, не будет этот мир существовать без портного Исаака, без сапожника Клямкина, без слесаря Витюшки… хоть лоб себе расшиби…

— Сложно все как, — вздохнула Саша и уточнила, — а что будем делать дальше?

— После того, как попьем кофе? Думаю, что закажем коньяк, — засмеялся Мишель.

— Нет, вообще — дальше?

12

В маленьком прокуренном и душном кабинетике, заваленном пыльными папками с копиями уголовных дел, старыми доносами осведомителей, так и нереализованными планами оперативных мероприятий и прочей полицейской бухгалтерией монументальная, массивная фигура комиссара Леича смотрелась для постороннего взгляда, как совершенно чуждый элемент. Казалось, эта человеческая глыба попала сюда абсолютно случайно, заглянула на огонек, да так и осталась сидеть за столом, влипнув, как крупный шмель в тонкую паутину, натянутую между великим множеством человеческих законов, условностей и предрассудков.

Комиссар неторопливо приподнялся и вышел из-за стола, разминая совсем затекшие за последние двое суток и так уже дряблые мышцы. В молодые годы он увлекался греко-римской борьбой, однажды даже завоевав титул чемпиона страны среди полицейских в тяжелом весе, но с годами работа оставляла все меньше и меньше времени на поддержание спортивной формы, и комиссар махнул на себя рукой, предпочитая лишний кусочек мяса за столом утренней пробежке в каком-нибудь хилом городском парке. В конце концов, он не двадцати и даже далеко уже не тридцатилетний оперативник, вынужденный целыми днями бегать по городу. Да и опасные, требующие физической силы и ловкости схватки с гангстерами всех мастей давно остались в прошлом не только самого комиссара. Уголовный мир в последние годы притих, посолиднел, стал более респектабельным и однородным, и даже залетные гастролеры старались придерживаться установленных в Городе негласных правил поведения. И отражая в себе, как в зеркале, происходящие изменения, кабинетным работником, чиновником от полиции, вот кем постепенно становился комиссар. Впрочем, нет, оперативником и аналитиком он до сих пор был непревзойденным, умеющим раскрутить, распутать, если ему это позволялось, наверное, преступление любой сложности. Кроме, этого вот…