Первые цивилизации - Вадим Массон

Орудия халафской культуры плохо изучены. Как это часто бывает с культурами расписной керамики, исследователи больше внимания уделяли ярким произведениям прикладного искусства. На восточной группе памятников известны в небольшом числе орудия из кремня и обсидиана. Серпы имели костяную основу, в нее под углом вставлялись кремневые вкладыши, которые создавали зубчатый рабочий край. Каменные топоры, тесла, терки, песты и ступки также представляют обычные находки на халафских поселениях. Интересно наличие халафского поселения на севере, у озера Ван Шамирамальти, или Тильки-тепе, которое многие исследователи связывают с добычей и дальнейшей транспортировкой имеющегося на Армянском нагорье обсидиана. Вместе с тем не приходится сомневаться в наличии медных изделии, на что косвенно указывает исключительная редкость кремневых орудий. Предполагается, что ряд крупных медных изделий, происходящих с поселения Телль- Халаф, в частности тесло и плоский клинок кинжала, принадлежат именно к халафскому комплексу. Медные бусы найдены при раскопках, проведенных более тщательно, чем обследование Телль-Халафа в начале XX в.

Одной из примечательных черт халафских комплексов является керамика. Тонкостенные халафские сосуды разнообразных, порой вычурных форм представляют собой едва ли не наиболее совершенные глиняные изделия древности, выполненные без применения гончарного круга (БаЬЬадЬ, 1966). Роспись производилась красно¬коричневой или коричневой краской по желтовато-оранжевому фону. Измельченный геометрический орнамент иногда сочетается с розетками, напоминающими растительные узоры. Реже встречаются натуралистически переданные фигуры животных — оленей, пятнистых барсов, птиц, рыб, змей. Еще более редки рисунки человеческих фигур. Все эти фигуры обычно являются составной частью орнаментальных фризов, а не образуют сложных композиций, подобно тому как это наблюдается на керамике Самарры. Такое же композиционное положение занимают и головы быков — излюбленный мотив халафских гончаров от Сирии до предгорий Загроса. Иногда в виде животных и людей изготовлялись и сами сосуды, затем тщательно украшавшиеся росписью. Позднехалафская керамика, известная по раскопкам V и VI слоя Арпачии, имеет даже не одноцветную, а двухцветную роспись. Все это свидетельствует о выделении мастеров- профессионалов, судя по всему, людей художественно одаренных, из общей массы общинников-земледельцев.

Развитие других видов специализированных производств представлено их продукцией — выточенными из камня сосудами, различными бусами, подвесками-амулетами, каменными печатями. Каменные подвески имели самую разнообразную форму в виде двойного топора, бычьей головы, головы кабана и фигурок птиц. Имеются и отпечатки на глине каменных печатей, подтверждающие, что эта предметы использовались именно в данной функции. Представлен в халафской культуре и такой обязательный компонент раннеземледельческих комплексов, как терракотовые женские статуэтки. Они воспроизводят пышнобедрых сидящих женщин с полной, несколько отвисшей грудью и схематически трактованной головкой. На фигурки краской наносились отдельные детали, например, ожерелья, а, возможно, также и татуировка.

Таким образом, по основным показателям Халаф — это типичная раннеземледельческая культура, в которой отмечается активный процесс развития специализированных производств, превращающихся в общинные ремесла. Несмотря на столь разнообразный материал, вопрос о происхождении этого конкретного археологического комплекса остается весьма неясным. Многие элементы халафской культуры как бы продолжают древние традиции Хассуны, на руинах домов которой обосновался ряд халафских поселков. Таковы техника возведения домов из глиняных пластин-блоков, скорченные детские погребения под полами домов в ямах и сосудах, каменные печати, двухъярусные гончарные горны, тонуры для выпечки хлеба. Правда, все эти компоненты могут найти и более широкие аналогии в мире раннеземледельческих племен Передней Азии, но они скорее всего свидетельствуют о том, что в состав халафских племен вошел со своими традициями и пласт местного северомесопотамского населения. Тем более что, как отмечают исследователи, именно мосульская группа халафских памятников, территориально прямо наследующая Хассуне, отличается устойчивостью основных культурных компонентов, совершенством форм и композиций керамики, позволяющих искать здесь основной центр халафской общности. Однако такие элементы халафской культуры, как круглые дома и специфическая расписная керамика, практически не обнаруживают связи с хассунскими комплексами. Круглые в плане дома, генетически явно связанные с досырцовым домостроением, широко представлены в советском Закавказье, где они существовали длительный период на протяжении VI — IV тыс. до н. э. (Джавахишвили, 1973). Но других халафских параллелей древнейшая, сравнительно архаическая культура ранних земледельцев Закавказья не обнаруживает, и, более того, здесь имеется ряд предметов, которые можно рассматривать как халафский импорт. Скорее, речь должна идти об общих истоках домостроительной традиции, воплотившейся в устойчивой форме в глинобитной архитектуре Халафа и Закавказья. С приходом в Северную Месопотамию данной культурной традиции, явно приобретшей в Халафе черты этнической специфики, может быть сопоставлено и появление новой разновидности погребального обряда — трупосожжения. Однако среди известных археологических комплексов истоки этих элементов халафской культуры пока не могут быть обнаружены. Несмотря на подобные инновации, в Халафе, как мы видели, налицо сохранение основных хозяйственных да и ряда культурных традиций земледельцев и скотоводов Месопотамии VI тыс. до н. э.

Более определенно можно говорить о судьбах халафской культуры. В Северной Месопотамии поздний Халаф образует основу местной культуры последней трети V — первой половины IV тыс. до н. э., обнаруживающей также мощные южные компоненты и поэтому названной Северным Убейдом. Чтобы рассмотреть это явление, нам придется опять вернуться на юг, где складывалась убейдская культура, которую на определенном этапе с известными основаниями можно именовать уже шумерской.

Лучше всего последовательное развитие древних культур Южного Двуречья в V тыс. до н. э. рисует стратиграфия Эреду (§а:Таг а. о., 1981). Здесь над наслоениями с ранней расписной керамикой XIX — XV слоев идут слои, содержащие посуду типа Хаджи- Мухаммед (Рогайа, 1965Ь, р. 150; йе§1ег, 1953). Она характеризуется дробной геометрической орнаментацией, нанесенной лиловато-черной краской на светло¬оранжевый фон, и в Эреду встречена в слоях XIX — XII (фаза Убейд 2). Характерной формой являются широкие открытые чаши, нередко покрывавшиеся росписью и с внутренней стороны. Посуда этого типа известна также в Уре и Уруке. Иными словами, три важнейших центра Шумера Эреду, Ур и Урук уже начали в эту эпоху свой путь развития. Сходная последовательность культурных напластований отмечена и на поселении Телль-Абеда на среднем Тигре (1а81ш, 1983). Генетическая связь керамики Хаджи-Мухаммед с посудой раннего Эреду бесспорна, и мы по существу имеем два звена одной цепи. Раскопки Эреду убедительно доказывают, что генеральной линией культурного развития Южного Двуречья была спонтанная трансформация, в ходе которой новые культурные типы и эталоны формировались преимущественно в местной среде соответственно новым условиям и потребностям общественной эволюции. Поселения фазы Убейд 2 широко распространены на территории Южного Двуречья (Са1уе1, 1985), что свидетельствует о выработке приемов освоения болотистых пространств под поля. Видимо, наряду с искусственным орошением здесь особую роль играли мелиоративные мероприятия. Неподалеку от шумерского города Киша раскопано поселение Рас-аль-Амийа с керамикой типа Хаджи-Мухаммед и многочисленными вкладышами серпов, указывающими на основное занятие его обитателей (§1гопасЬ, 1961). Интересен и характер стада в этом поселке — основную массу животных составлял крупный рогатый скот, что также, видимо, надо связывать с устойчивым земледелием на заливных участках древней поймы Тигра, дававших фуражное зерно. Не исключено, что на аллювиальной равнине быки уже начали использоваться как тягловая сила. Столь разнообразная деятельность требовала усиления организующего начала, которое при господствующем способе мышления оформлялось как начало, освященное религиозными представлениями и культовыми церемониями. В материальной культуре это нашло отражение в создании на поселениях культовых центров, в состав которых входили монументальные храмы, возводившиеся на специальных платформах, что подчеркивало их господствующее положение над хижинами и мазанками, в которых ютилось основное население. Такой храм раскопан в Эреду, и с него ведут отсчет замечательные культовые комплексы древней Месопотамии (Ьепгеп, 1955). Храмовая организация, символизирующая идеологическое единство общины, брала на себя функции и хозяйственного руководства.