Чужая игра - Юрий Леж

И уже в полумраке просторного вестибюля гостиницы лампа пришлась очень кстати. Непрерывно оглядываясь по сторонам, изредка посматривая себе за спину на едва видимую через муть грязного стекла улицу, Проха и Марго быстро обнаружили фанерную выгородку справа от широкой лестницы, ведущей на второй этаж. «Все, как предсказывал оракул», – подумал парень, ногами распихивая в стороны проржавевшие ведра, пластиковые швабры, а затем с шумом отодвигая от дальней стены трухлявый фанерный лист с наклеенными на него постерами. От глянцевой бумаги, изображающей красоток в бикини, персонажей популярных фильмов, модные автомобили и всякого рода рекламку разнообразных товаров – а что еще можно было наклеивать на стены в таком помещении? – остались лишь неопределенные, расплывчатые следы.

Из открывшейся черной дыры в стене дохнуло смертью. Маленький язычок пламени под стеклом лампы заволновался, окрасился в неприятный малиновый цвет и начал поплевывать небольшими, тусклыми искорками. «И никакого анализатора не надо, – подумал Проха, присматриваясь к поведению огонька. – Хотя, дело-то понятное, почти вся эта химическая дрянь тяжелее воздуха, вот и «заползала» в подвалы, тоннели, канализацию… здесь, похоже, этой гадости скопилось побольше, чем в других местах…»

Толкнув в спину засмотревшегося в бездну Проху, чтобы привлечь к себе внимание, Марго как смогла пожала плечами под бесформенными складками химплаща, и широким жестом развела в стороны руки, мол, что поделаешь, идти-то все равно придется. Зажатый в правой ладони револьвер с гулким звуком ударился в фанерную стенку, и Прохе вдруг, на какое мгновение, стало смешно – вспомнилась сказка про Буратино, нарисованный на холсте очаг, который так легко было проткнуть деревянным носом. Смешливость тут же сменилась страхом, привычным, ставшим, пожалуй, второй сущностью всех обитателей города. Здесь страшно, поэтому надо быть особо аккуратным и осторожным, будто диктовала человеческая инстинктивная природа. Не демонстрируя спутнице охвативших его эмоций, Проха молча кивнул и первым шагнул в непроглядную темноту дыры.

…они спускались долго и медленно, будто все их существо противилось погружению в подземную темноту, заполненную боевыми ядами. Идти было страшно, и если бы не вера в слова оракула, Проха никогда по собственной инициативе не сунулся на узкую, крутую лестницу, ведущую в городскую преисподнюю.

Через полдесятка пролетов, примерно на уровне четвертого подземного этажа, лестница окончилась тесным квадратным тамбуром. Приподняв повыше фонарь, Проха оглядел помещение – две глухие, бетонные стены, массивная бронедверь с когда-то ярко-красным, а сейчас потускневшим от агрессивной химии штурвалом и изъеденные ядовитой паршой, плотно сомкнутые сворки обыкновенного лифта. И вот эти простые, за месяцы постаревшие на годы, тусклые створки вдруг залили Проху ледяным холодом отчаянного дикого ужаса, близкого к панике, к полной потере самообладания. «Он ничего – совсем ничего не говорил про лифт, мы зашли не туда, здесь – гибель, смерть, неминуемая и страшная», – билась в мозгу единственная мысль, вычлененная из хаоса мнительности сознанием. Показалось – еще мгновение, и парень, оттолкнув со своего пути Марго, подгоняемый отчаянием и страхом начнет карабкаться обратно, вверх, спотыкаясь, падая на четвереньки, умоляя силы небесные помочь ему…

Проха передернул плечами, загоняя в глубины души иррациональный ужас замкнутого, темного квадрата тамбура. «Не говорил про лифт? Верно, не говорил, – теперь уже с облегчением и легкой гордостью за себя подумал бывший студент. – А зачем про него говорить? Лифт давно не работает. А если бы и работал – где вход в него? На каком этаже, в каком закуточке разыскивать? А может, оракул и не видел этого лифта, все равно он тут сейчас – просто декоративная деталь…» Он с облегчением, резко выдохнул и сосредоточил свое внимание на штурвале бронедвери, показавшейся с первого взгляда неприступной.

– Да уж, тут никакой Ерема не помог бы, – глухо, как из бочки, прозвучал в загробной тишине тамбура голос Марго из-под противогаза.

Проха не стал отвечать, прикинул – вошел бы между спиц штурвала ломик, что бы использовать его, как рычаг, а потом, неожиданно для самого себя, обхватил рукавицами шершавый металл и – легко, чуть ли не играючи, повернул градусов на девяносто. В недрах двери что-то громко, звонко щелкнуло, будто открываясь. Проха навалился изо всех сил на тяжеленную бронеплиту, и та лениво, нехотя, поддалась, приоткрывая узкую черную щель. Интуитивно – размышлять было некогда – парень сгреб в охапку свою спутницу и толкнул её, припихивая в образовавшийся проход, шагнул следом сам, торопливо пристроил на полу лампу и спиной налег на дверь, задвигая её обратно до того же звонкого щелчка, свидетельствующего, что замок закрылся. И лишь после этого позволил себе оглядеться.

Огонек керосиновой лампы, вернувший свой природный, тускло-оранжевый цвет, с трудом разгоняя темноту, освещал ближние полупустые стеллажи, уходящие куда-то в далекую сумрачную бесконечность. Проха попытался рассмотреть потолок, но маленькие очки противогаза не дали такой возможности, и единственное, что понял парень, было ощущение высоты и простора над головой.

Пока её спутник осматривался по сторонам природное женские любопытство взяло верх над осторожностью у Марго, и девушка первой решительно шагнула к ближайшему стеллажу, пытаясь одновременно понять, что же находится в тщательно упакованных в полиэтилен громоздких мешках-тюках, и прочитать небольшую белесую табличку, наклеенную на металлический скелет стеллажа. «Гимн.х/б р.48-52 ср.хр. 10 лет закл.06.79»

Обративший внимание на движение подруги, Проха решил, что сейчас Марго начнет бубнить сквозь резину маски привычный град вопросов: «Что это означает? Откуда здесь такое? Зачем нужны цифры?», но девушка неожиданно резко откинула с головы капюшон защитного плаща и сорвала противогаз!

– Слышишь? – спросила она, указывая куда-то вперед, в темноту между стеллажами, и добавила требовательно, с истинно женской логикой: – Смотри!

Будь он без химзащиты, Проха наверняка схватился бы за сбойнувшее сердце. Все-таки к Марго он относился гораздо трепетнее и бережнее, чем к самому себе. Но – по прошествии нескольких десятков секунд невольного ступора, Проха сообразил, что с девушкой не происходит ничего плохого: она не покрывается гнойными язвами, не задыхается, не сгибается пополам от нестерпимого кашля, выворачивающего человека на изнанку. Видимо, Марго, пользуясь лишь легендарной женской интуицией и не менее прославленной логикой, задолго до внимательного и сосредоточенного на опасностях парня сделала вывод о безопасности подземного склада, несмотря, а может, как раз, и вопреки серьезному заражению предскладского тамбура в конце лестницы.