Ратибор. Забытые боги - Юрий Корчевский

Мордехай вернулся с подносом, на котором дымились три чашки.

– Пристрастился я к шербету… Угощайтесь!

Илья отпробовал. Странный напиток – сладкий, тягучий, пряный, но приятный. Видимо, у Мордехая это был ритуал – угощать клиентов.

Когда за неспешной беседой чаши опустели, ростовщик поинтересовался:

– Так в чём твой интерес?

– Деньги хочу дать, приумножить.

– Сколько и на какой срок?

– Тридцать золотых ауреусов на год.

Прикрыв глаза, Мордехай несколько секунд посидел молча.

– Через год получишь тридцать золотых доходом. Можешь забрать, а можешь приложить к основному капиталу.

– Мордехай, он заберёт доход – Церкви нужна десятина, – вмешался Кастор.

– Как же, как же, обязательно! – в знак уважения Мордехай сложил ладошки и отвесил гостям поклон – по-восточному.

– Это ещё не всё, – дополнил Кастор, – мы хотим посмотреть твой мебелус.

Мордехай открыл ящик стола, достал из него папирус и протянул его Кастору.

На выбеленном листе, доставленном из Египта – каждый обходился недёшево, – шёл текст латиницей, скреплённый сургучной печатью с чётким оттиском.

Илья посмотрел на просвет – никаких водяных или тайных знаков.

– Кастор, у вас в общине кто-нибудь может писать так же?

Текст был написан тушью, почти каллиграфическим почерком.

Кастор текст осмотрел, кивнул:

– И папирус есть такого же качества, и писчие.

– Тогда приготовьте десяток листков, и останется только вставить имена. Мордехай, я на пару дней заберу папирус с твоего разрешения?

– За него плачена изрядная сумма серебром, но если надо для дела…

– Верну в целости.

В знак почтения Мордехай проводил их до двери.

Когда вышли, Илья поинтересовался у Кастора:

– Где можно купить свинец и сургуч?

– Сколько надо?

– Свинец с кулак размером, а сургуча – вот такой комок. – Илья показал руками объём с небольшой мяч.

– Ты что задумал?

– Если получится, печать подделывать. Тогда эти мебелусы будем десятками делать.

– А сможешь?

– Попробую.

Кастор подвёз его до арендованного дома, и оба расстались, довольные друг другом.

Пока Илья отсутствовал, мулатка сходила на рынок, купила продуктов, и с кухни тянуло ароматами готовящегося обеда.

– Какое вино господин предпочитает? На всякий случай я купила кувшин белого и кувшин красного.

– Неразведённое белое. Красное можете пить сами.

Мулатка готовила вкусно, но обедал Илья в одиночестве. Кастор его предупредил, чтобы он рабов за один стол с собой не сажал – не принято в империи, не поймут.

Потом он отправился в дом и стал разглядывать сургуч. Можно сделать с печати восковую отливку, обмакнуть в тушь и сделать оттиск на толстой свиной коже. Быстро, но оттиск будет нечёткий. Поскольку в империи находились умельцы, подделывающие монеты, за оттисками следили строго, и потому лучше сделать липовую печать на свинцовом бруске. Это и дольше, и работа кропотливее, но зато потом не отличишь.

Илья стал раздумывать, какие нужны инструменты. Работа разовая, и заморачиваться не стоит, вполне сойдёт толстая стальная или бронзовая игла с расплющенным концом – на мягком свинце ей по силам процарапать рельеф.

Не теряя времени, он отправился в торговые ряды – они тянулись от порта. Здесь можно было купить всё – от свежей рыбы до оружия и мебели.

Он шёл, разглядывая товары и сравнивая их с теми, что видел в торговых рядах на Руси. Разница была огромной, поскольку сказывалась специфика империи и присутствовали колониальные товары, особенно – приправы из Азии.

Но он нашёл то, что искал – ремесленника с изделиями из бронзы, латуни, меди. На прилавке – и браслеты женские, сверкающие самоварным «золотом», и бронзовые воинские шлемы, нагрудные зерцала – да всего и не перечислить.

– Мне бы иглы толстые – как для пошива упряжи.

На Руси такие мастера назывались шорниками, но как это звучит на латыни, он не знал.

– У меня есть всё, – важно ответил на греческом римлянин. – Выбирай.

В деревянной коробочке лежали иголки на любой вкус: маленькие, большие, стальные, бронзовые – даже серебряные.

– Вот эти две. – Илья выбрал бронзовые. – И у одной должен быть расплющенный конец на манер лопаточки.

Несколько ударов молоточком, мастер сточил край о камень.

– Так?

– Как нельзя лучше!

Илья расплатился. Инструменты недолговечные и немудрёные, но на один раз должно хватить.

Уже утром Кастор привёз ему листы папируса, сургуч и свинец.

– Когда будет готово, где тебя найти? – спросил Илья, раскладывая на столе всё, что привёз Кастор.

– В катакомбах – утром и вечером молимся с паствой. А сейчас вознесём молитву за успех.

Диакон начал читать молитву, причём быстро, периодически крестясь и кланяясь на восток.

Илья едва не прокололся: в Риме христиане крестились, как католики, слева направо, а он – справа налево, как православный. Спохватился вовремя, Кастор не заметил.

Три дня Илья не выходил из дома. Остро не хватало увеличительного стекла, но он утешал себя тем, что тот, кто делал печать, был в таком же положении.

Кусок свинца он обстучал камнем, превратив его в своеобразную «колбасу». Потом выровнял один торец, острой иглой нацарапал контуры букв и понял – неправильно делает. На самой печати всё в зеркальном отображении – и буквы развёрнуты, и слова.

Он нашёл в доме зеркало – ценность по тем временам большая, покупались они в Венеции за золото, – и, глядя в зеркало на печать, срисовал буквы и слова. Потом, снова зачистив торец, опять нарисовал будущие буквы.

Затем взялся за иглу с расплющенным концом.

Дело продвигалось медленно, брак в работе мог кончиться судом и смертью подозреваемого в подделке. Периодически Илья давал глазам отдохнуть – они уставали, как и пальцы правой кисти.

К исходу второго дня он закончил работу и повеселел. Растопив кусок сургуча в железной миске, капнул крупно на угол папируса и приложил свою самодельную печать. Смотреть не стал, а улёгся на топчан – нужно было дать глазам отдых.

И только через полчаса стал сравнивать между собой оба оттиска – настоящий и фальшивый. Обнаружил несоответствие: на настоящей печати рельеф был глубже, более выпуклые буквы. А в целом – похоже. Придётся доделывать завтра. С тем и уснул.

На следующий день после завтрака он вновь принялся за работу.

Закончил, когда уже стемнело, и тщательно рассмотреть работу он решил уже на следующее утро, при дневном свете.

Утром он завтракать не пошёл, стал сразу сравнивать печати – так велико было нетерпение. Осматривал и сравнивал каждую букву и интервалы между ними. Остался доволен и снова разогрел сургуч. Сделал он это на кухне, и служанка была удивлена:

– Господин это хочет есть?

От сургуча сильно пахло.

– Нет, это для дела. А готовишь ты вкусно, я доволен.

Урсула расплылась в улыбке.

Илья же прошёл в дом, налил немного сургуча на папирус и приложил печать. Подул на оттиск, остужая, и, когда сургуч застыл, сравнил оттиски.

Труд не пропал даром – обе печати были одинаковыми. Конечно, если взять в руки лупу, различия будут видны – но… увеличительного стекла нет нигде и ни у кого.

Не мешкая, Илья направился в катакомбы – его просто распирала радость от успешно выполненной работы.

Кастор уже заканчивал проповедь, и, когда прихожане разошлись, Илья подошёл к нему.

– Можешь ничего не говорить, – повернулся к нему диакон, – я вижу по твоему лицу, что тебе всё удалось. Едем!

Дома у Ильи Кастор долго разглядывал оттиски на сургуче.

– Хм, один в один. Забирай печать и папирусы – и к Мордехаю!

– Зачем?

– У него мебелус настоящий, сравним.

Для начала Мордехай угостил их шербетом – не принято было сразу приступать к делу. Потом оба стали сличать печати.

Первым отреагировал Мордехай:

– Великолепно! Я бы не взялся сказать, какая печать поддельная, если бы не знал.

Кастор высказал своё мнение:

– Теперь мы можем спасти сотни христианских душ!

– И кучу денег общины, – тут же вставил ростовщик. – Я полагаю, печать останется у меня?

– Ни в коем случае! – подскочил Илья.

– Почему? – дружно спросили оба – и Кастор, и Мордехай.

– Сколько человек знают, что Мордехай – казначей общины?

– Кроме тебя и меня, ещё трое, – ответил кастор.

– Вы как малые дети! Его уже раз хватали стражники, и он чудом не погиб. Забыли пословицу: «Если тайну знают двое – её знает весь мир»? Тот же Новациан, злой на клир, может выдать место жительства Мордехая. Тогда община разом лишится и денег, и печати!

– Верно! Ну, тогда я заберу печать с собой, – сказал Кастор.

Когда они вышли из дома и уселись в повозку, Илья посоветовал: