Грешники (СИ) - Лель Агата

— Это Самбуров, да? — бросает без предисловий. — Вы с ним подрались? Только не отпирайся, я всё равно узнаю!

Да я и не думал отпираться, куда ж теперь, с подводной-то лодки.

Кивнув, делаю глоток, при этом непроизвольно поморщившись, когда горячий чай коснулся ссадины на губе.

— Господи, я так и знала! Эта мразь никак не хочет оставить нас в покое! Ну сколько можно уже в конце концов! — причитает, наяривая круги по тесной кухне. — А ведь я говорила, предупреждала, что он больной на всю голову! Как это произошло? — резко тормозит напротив, оперевшись ладонями о столешницу: — Почему?

— Думаешь, мужику много надо чтобы пустить в ход кулаки? Ну психанул пацан, бывает.

— Ты сильный, не мог Самбуров так тебе навалять в одиночку. Да у него бы и смелости не хватило на это, то ещё ссыкло. Если только… — замолкает, поймав за ниточку догадку, — он был не один, да? Горелый и Хряк с ним притащились? Трое на одного?

— Пф, ну и клички тут у вас, — усмехаюсь, а Вика сразу же меняется в лице, кажется, что вот-вот и разревётся.

Ну этого мне только не хватало!

— Вик, ты чего? Да брось ты, нормально всё, говорю. Разве это драка? Так, пободались чуть-чуть, иногда даже полезно пар выпустить.

Она резко хватает табуретку и ставит рядом с моей, а потом, приземлившись почти вплотную, мягко кладёт ладонь на моё предплечье.

— Очень больно, да? — осторожно гладит по руке. — Может, в травмпункт? Мало ли, что они там тебе повредили.

— Да ничего, жить буду, было и хуже. Не накручивай.

— Как это произошло? Расскажи!

— Интересуют кровавые подробности? — улыбаюсь, думая, как бы ей всё помягче преподнести. И так, чтобы не бросилась "мстить", вон она какая порывистая.

Вообще, драка получилась довольно банальной: догнали в тёмном переулке, четверо на одного — классика. Удар у всех был поставлен хреново, но опыт с лихвой компенсировала молодость и дурь, причём и в крови по ходу тоже. Бьёшь морду одному, второй подсекает хуком слева, третий по ногам хреначит, а там и четвёртый встряхнулся… А я хоть и много лет борьбе посвятил, но не Рэмбо, к сожалению. Да и они моложе всё-таки, кровь горячая, голова пустая. Короче, пришлось нормально так помахаться, прежде чем разойтись. А если точнее — расползтись в разные стороны.

— Саш! Не молчи! — вот настырная! — Как это случилось?

— Да ничего особенного — подрались, разбежались, всё как у всех, — делаю ещё глоток, надеясь, что на этом всё, но судя по её воинственному настрою, без каких-либо деталей она не уймётся. — Ну орал что-то о том, что знает, что я тебя в Москву с собой забираю, что ты считаешь его швалью и всякое такое. Совсем пацан мозг прокурил, бред какой-то нёс.

Не знаю, что я такого сказал, но теперь выражение её лица стало ужасно виноватым, а губы вновь скривились в преддверии слёз.

— Эй, ну ты чего опять, не думал, что ты такая плакса, — оставляю чашку и обнимаю её за плечи. — Эта драка далеко не первая и наверняка не последняя в моей жизни, рассказать, что в прошлом было — блокбастеры отдыхают. И ничего, смотри, живой же, руки-ноги целы, голова, вроде бы, тоже. Ты не виновата в том, что он дебил и до него так туго доходит.

— Нет, я! Это я как раз во всём виновата! — всё-таки всхлипывает и утыкается лбом в моё плечо. — Я глупостей наговорила сегодня девчонкам в шараге, Самсонова ему всё, видимо, передала.

— И что за глупости?

— Всякие! Глупые! — шмыгает носом. — Не хочу повторять, мне стыдно.

— Например то, что мы устраиваем еженочные родео в постели и скоро укатим под руку в Москву?

Я честно старался чтобы вопрос не звучал иронично, но, видимо, ирония всё-таки проскочила.

Она поднимет на меня зарёванные глаза, такие искренне виноватые, что как-то ругать её и подтрунивать над богатой фантазией совсем не хочется. Дурочка она ещё молодая. Ну конечно, чего-то подобного следовало ожидать, ну как же девчонки и без приукрасить!

— Прости меня! — снова хлюпает носом, втягивая сырость. — Ну хочешь, я ухаживать за тобой буду. Повязки менять.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да какие ещё повязки, Вик? — не могу сдержать снова улыбку. — Я ж не с войны вернулся, так, местячковые разборки. К слову, им тоже нормально досталось, в гневе я страшен.

— Я такая дура, Саш, прости меня за всё, — рыдает и рыдает, даже рукав футболки уже мокрый. — Я только и делаю, что косячу постоянно, от меня вечно одни проблемы!

— Это да, — глажу её по спине и улыбаюсь. Ну не могу я не улыбаться сейчас! — Но справедливости ради — я первый решил поиграть в Халка, тогда, утром у дома, ты меня не просила с ним связываться. Выходит, я тоже отчасти виноват. Кстати, а ты почему не на работе?

— Какая работа? Ты в своём уме?! Я тебя как в кровище всего увидела, у меня колени ватными стали! Не пойду я ни на какую работу! И в шарагу завтра не пойду! А если надо — и послезавтра тоже! Я буду с тобой и даже не пытайся меня отговаривать. Я тебя никогда не брошу, — смотрит мне прямо в глаза, и так преданно, как не смотрел ещё никто и никогда. — Ты только прости меня, ладно? Ну, за все глупости, что я вечно творю, а ты разгребаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Да мне не за что тебя прощать.

Момент слишком интимный: полумрак, близость красивой молодой девочки, которая готова на всё, её лёгкие, но такие точные касания.

— У тебя нос разбит, — нежно проводит пальчиками по ссадине. — И губа… — опускает пальцы ниже. Гладит моё лицо, приближая своё всё ближе, дыхание становится тяжелее: — Я тебя люблю, Саш. Пожалуйста, не прогоняй меня.

Не знаю, что это — остатки адреналина, что так и остались невыплеснутыми до конца после драки; просто бешеная тяга к женщине, с которой я просто устал уже бороться; а может, всё-таки чувства или взрывной микс всего вместе взятого, но я целую её. И я не чувствую больше боли, её заменила переполняющая до отказа эйфория. Она стала моим анестетиком.

Приподнимаю её за бёдра и легко пересаживаю к себе на колени, а она будто только этого и ждала — сразу же обняла лодыжками мою поясницу, и всё это не разрывая поцелуя. Не разорвали мы его и когда я взял её на руки и понёс в свою спальню, и когда стянул с неё и себя одежду…

И когда она, скользкая от пота, стонала в мои губы клятвы в вечной любви.

В одной из двух битв я сегодня с треском проиграл, но почему-то не чувствую себя проигравшим.

Часть 34

— Доброе утро! Са-аш…

Уворачиваюсь от шекочущих ухо губ. Так спать хочется…

— Ты пробежку пропустил, — шепчет Вика, шаря рукой под одеялом по моему телу. — А как же режим?

— К чёрту режим.

— Ты ещё и ругаться начал. Это я тебя испортила?

— Угу, а ещё совратила.

Она хихикает, и я тоже улыбаюсь, по-прежнему не открывая глаз. Понимаю, что напортачили мы вчера знатно и засыпая думал, что утром обязательно буду мучиться от чувства вины, но нет, ничего подобного. Я так загнал себя в рамки порядочности, так долго подгонял свою жизнь под всемозможные режимы, что не заметил, как превратился в механического робота, практически переставшего что-либо чувствовать.

Подъём в шесть тридцать. Пробежка. Завтрак. Служба. Сон. Редкие свидания, втиснутые в упорядоченный график "работа — дом".

Вика сама того не ведая меня освободила. С ней я стал намного безбашенее и жизнь определённо заиграла яркими красками.

Да, мы переспали — и…?

Что плохого в том, что два взрослых… ну хорошо — один взрослый и другой помоложе поддались эмоциям? С каких это пор это считается аморальным? Я не совращал малолетку, она давно уже не школьница и знала, что делает. О, она точно знала, без сомнений…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Нам было хорошо вместе. Мне было хорошо точно, но судя по её игривому настроению, ей тоже было не хуже.

Если ради этого стоило получить по морде, я готов выйти на ринг снова.