Иная - Сьюзан Хаббард

— Откуда ты знаешь его имя? — спросил папа.

— Он здесь не первый раз, — ответила мама. — Я не упоминала об этом, поскольку знала, что ты не поверил бы мне, когда я рассказала тебе о его первом посещении.

Мама была убеждена, что это приходил дух некоего Джеймса Уайлда, и на следующий день отвела папу к могиле этого человека на той стороне улицы. День выдался ветреный, и испанский мох, свисавший с дубов на кладбище, казалось, танцевал вокруг них.

Пока отец разглядывал надгробие, мама прочитала надпись по памяти:

«Этот скромный камень увековечивает сыновнее почтение, братскую привязанность и мужественные добродетели Джеймса Уайлда, эсквайра, бывшего окружного казначея армии США. Он пал на дуэли 16 января 1815 года от руки человека, чьим единственным другом был совсем недавно. Он скончался мгновенно на двадцать втором году жизни. Он умер как жил — с неколебимым мужеством и незапятнанной репутацией. Его безвременная смерть лишила опоры материнскую старость; унесла надежды и утешение сестер, гордость братьев повергла в прах. И вся семья, дотоле счастливая, ныне охвачена скорбью».

Впоследствии отец узнал, что брат Уайлда увековечил его память в стихотворении, и процитировал мне его строки:

Как роза летняя, моя раскрылась жизньНавстречу утру, воле рока.Но лишь над миром сумерки сошлись,Увяла, сорвана до срока

В то время папа не был убежден, что призрак принадлежит Уайлду, но мама в этом не сомневалась.

— Таким образом, — говорил он мне, — меня ввели в новый мир, где факты и наука не могли объяснить все, о чем прекрасно знал Эдгар По. «Я верю, что демоны пользуются преимуществом ночи, чтобы сбить с пути неосторожных, — хотя, вы же знаете, я в них не верю». Помнишь это его высказывание?

Я не помнила.

Только много позже я сообразила, зачем отец рассказал мне историю о привидении и привел все эти цитаты: он хотел отвлечь меня и помочь справиться с потерей лучшей подруги.

ГЛАВА 7

Но я не могла примириться с ее смертью, пока не узнаю, кто убийца. Макгарриты действительно были «семьей, дотоле счастливой, ныне охваченной скорбью», и они заслужили знать — все мы этого заслуживали, — что произошло на самом деле.

В пронзительно холодный январский день я испытала удивление и странное облегчение, когда отец сказал мне, что ближе к вечеру нам позвонит агент ФБР.

Агента звали Сесил Бартон, и он оказался первым афроамериканцем, переступившим порог нашего дома. Что, с трудом верится? Не забывайте, мы в Саратога-Спрингс вели уединенную жизнь.

Отец проводил Бартона в гостиную, и первое, что я в нем отметила, был запах: густая смесь табака и мужского одеколона. Бартон пах хорошо и смотрел на меня так, как будто знал, что я так думаю. Костюм его был красиво сшит и удачно подчеркивал мышечный рельеф, не будучи при этом тесным. Взгляд у него был усталый, хотя ему не могло быть больше тридцати пяти.

Агент Бартон пробыл у нас всего час, но за это время выудил из меня информации о Кэтлин больше, чем, как я полагала, у меня имелось. Поначалу он расспрашивал о нашей дружбе в самой непринужденной манере: «Как вы познакомились?», «Как часто бывали вместе?» Затем пошли вопросы более конкретные: «Ты знала, что она завидует тебе?» и «Как давно у тебя роман с Майклом?»

Я честно отвечала на каждый вопрос, хотя не думала, что это что-нибудь даст. Затем попыталась представить, о чем на самом деле думает агент, пока говорит, и обнаружила, что могу читать некоторые его мысли.

Смотришь в глаза другому, и его мысли как будто телеграфом передаются в твое сознание: ты точно знаешь, что он думает в данный момент. Иногда даже смотреть не надо — достаточно сосредоточиться на словах, и они приведут тебя к мыслям.

Бартон, как я поняла, подозревал, что мы с отцом каким-то образом замешаны в смерти Кэтлин. Не то чтоб у него имелись какие-то конкретные доказательства — просто ему не нравился «расклад» (слово, которое я никогда прежде не употребляла даже в мыслях). Он проверил наше прошлое: я поняла это, так как он постоянно мысленно возвращался к нему, особенно когда смотрел на отца. («Кембридж, значит? И внезапно свалил оттуда. Это было шестнадцать лет назад. Сколько этому парню лет? Он выглядит не больше чем на тридцать. Небось, ботокс юзает, пижон. Сложен, как марафонец. Но где загар?»)

— А где же миссис Монтеро? — спросил Бартон моего отца.

— Мы разъехались, — ответил отец. — Я не видел ее уже много лет.

Бартон подумал: «Проверить соглашение о разъезде».

Все эти мысли я улавливала, но время от времени теряла контакт. По-моему, помехи вызывались чем-то вроде ментальных статических разрядов.

Я перевела глаза на отца, чей взгляд был весьма красноречив: он знал, чем я занимаюсь, и хотел, чтобы я прекратила.

— О чем вы с Майклом говорили, когда он вез тебя домой в тот вечер? — врезался в мои мысли вопрос Бартона.

— Не помню, — ответила я.

Это была моя первая ложь ему, и, похоже, он это понял.

— Майкл сказал, что дела приняли, — его карие глаза, казалось, расслабились в это мгновение, — довольно жаркий оборот. — В следующий миг взгляд его слова стал настороженным.

— Это действительно необходимо? — вмешался отец.

Его бесстрастный тон каким-то образом излучал отвращение.

— Да, мистер Монтеро, — сказал Бартон. — Я уверен, что действительно необходимо установить, что Ариэлла делала в тот вечер.

Я хотела послушать, что он думает, но сдержалась. Вместо этого я склонила голову набок и пристально посмотрела на Бартона, не вчитываясь в его взгляд.

— Мы целовались, — сказала я.

Выпроводив Бартона, отец вернулся в гостиную. Не успел он сесть, как я спросила:

— Помнишь Мармеладку, соседскую кошку? Ты знаешь, кто убил ее?

— Нет.

Мы обменялись настороженными взглядами. Затем он покинул помещение, направившись в сторону подвала.

Я терялась в догадках. Солгал ли он Бартону? Если нет, то почему его не было в гостиной, когда я вернулась домой? Он ведь человек привычки, А если он все-таки солгал, то где находился в тот вечер?

И под всеми этими вопросами — один, настоящий: «Имеет ли папа отношение к гибели Кэтлин?» Так я это формулировала. Я не могла себя заставить подумать: «Не он ли ее убил?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});