Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

БРЮЛЛОВ ("Он мною заключен в дубовой раме...")

Он мною заключен в дубовой раме,Он к пурпурному бархату приник,Из камня высечен суровый лик,И блещет лоб жестокими буграми.

Рука, писавшая ночное пламяИ помпеянок пухлых без туник,Висит крылом увядшим, был великПолет под пламенными куполами.

Я медленно гляжу в его зрачки,Широкие от боли и тоски,Они пронзали мраком океаны

И радугами небеса земель.У ног его валялся Пушкин пьяный,Смешно выпрашивая акварель.

"Я согреваю скользкую змею..."

Я согреваю скользкую змею,Я чую холод зла и трепет Витта,Стократ змея вокруг меня обвитаИ служит мне кольчугою в бою.

Я песню победителя пою,За мной планет сияющая свита,Моя стрела быстра и ядовита,Никто звезду не раздробит мою.

Она молчит в космической утробе,И мраморная тишина надгробийЕй больше, чем костры Плеяд, сродни.

Я жду ее полярного покоя,Который в льдины претворит огни,А блеск планет в убожество мирское.

"Печально веселимся мы с толпою..."

Печально веселимся мы с толпою,Поем за здравье как за упокой.Бокалы строф клубящейся тоскойМы наполняем с радостью слепою.

Ведем к блистающему водопоюПланету, груженную тьмой людской.Текут века широкою рекойИ нас уносят навсегда с собою.

Забвенье угрожает нам всегда,Его густая мутная водаУжасней гибели и злей полыни.

Пусть ледяная тяжкая волнаИз-под земли на пламя наше хлынет, –Наш вечный ад не погасит она.

"Громады гробовые пирамид..." 

Г.Ш.

Громады гробовые пирамидРевут безмолвием тысячелетий,И тянет Нил в папирусные сетиГаремы фараонов и гремит.

О камни бьет волной, о мрамор плит,Работали где вдоволь брань и плети,И ум скорбит, воспоминая этиЮдоли сны и боль ее обид.

Широкую ласкал я куртизанку,И был в дворце я с ней до утра замкнут,Роскошествуя телом как хотел.

Мне каждой ночью свежую давали,А знойным днем я тоже между делНемало пил их в голубом подвале.

"Всегда мы от минувшего зависим..."

Всегда мы от минувшего зависим,В пустынное грядущее плывем.Былых веков на корабле своемМы распечатываем кучи писем.

Кто глуп как заяц, кто рассудком лисьимРожает мысли с пуховым хвостом,В восторге кто морозном и пустомК недосягаемым несется высям.

Наш кормщик позади, где тишь и тьма,Где режет волны скорбная корма,Где торжество победное угрюмо.

Лишь в настоящем слышен шум былой,Скребут валы ребро живое трюма,И холод бездн пронзает нас иглой.

"Я с детских лет мечтал о сфере горней..."

Я с детских лет мечтал о сфере горней,Куда мы все свой лук певучий гнем,Там зреет мрак, засеянный огнем,И с каждой ночью светится упорней.

Он плавит облака в закатном горнеИ колосится звонче с каждым днем,Но надоело мне качаться в нем,В земную мякоть я пускаю корни.

А там вселенский мрак еще сильней,С огнем он смешан, как в начале дней,И космоса не ведает поныне.

И я пою величие миров,Хранящих в глубине свое унынье,И как начальный хаос я суров.

"Я подражаю солнцу золотому..."

Я подражаю солнцу золотому,Я зажигаюсь каждый день строкой,И каждая выходит из другой,И в год их собирается по тому.

Возьму я в руку трость, уйду из домуОдин, разочарованный, немой,Покроюсь, как плащом, вселенской тьмойИ буду звезды собирать в свой омут.

Там бесы будут весело дремать,Баюкать не устану их, как мать,Чтобы не вырвались толпой из плена.

Не подыму я к небу гордых век,Я острый подбородок на колено,Как Мефистофель, положу навек.

"Повылезли поганки в изобильи..."

Повылезли поганки в изобильи,Краснеют мухоморы под ногой,Мы подошли с тобой к поре другой,Но мы веселых дней не позабыли.

Они блестят вдали сквозь пепел пыли,Покрывшей их пушистой сединой,Дневная мгла клубится надо мной,И свет ночной ловлю я, словно филин.

Кровавою листвой своей сочась,Планета погружается сейчасВ пучину гиблых звезд, в их мертвый улей.

И умирают все земные сны,И падают мечты, что в высь взглянулиИз розовой подземной глубины.

"Как паутиной, пленом гороскопным..."

Как паутиной, пленом гороскопнымОпутали мы купол голубой,Работаем над темною судьбой,Находим смысл приснившимся нам копнам.

Ты, ниспославший мудрости потоп нам,Ты ниспошли нам неустанный бой,Мы весело глумимся над тобой,И юностью, и сердцем расторопным.

Как золотые тяжкие плоды,Мы зреем не одну весну и летоИ ждем, как казни, медленной страды.

И смерть торжественней, чем жизнь, воспета,И дня морозней ночь раскалена,И больше солнца красная луна.

"Ликуют люди, шелестят: осанна..."

Ликуют люди, шелестят: осанна.Один, один я зубы крепко сжал,Я спрятал свой рубиновый кинжалВ ножнах жемчужных, белых несказанно.

О, для меня нет божеского сана!Мой взор огромный так огромно мал,Что бабочку я черную поймалИ ночь в ее крылах нашел нежданно.

Я знаю, завтра закричат: распни, –И дико будут ползать пред ПилатомЗа то, что люди – люди искони.

И мир – нестойкого металла атомВ иной вселенной, где мильонократЖесточе тем же крикам кто-то рад.

"На таинствах, где слышатся: критерий..."

На таинствах, где слышатся: критерийИ линия, и плоскость, и развал, –Я сиживал ночами и зевалДо медной боли золотых артерий.

Рабы напрасно раскрывали двери,Неблаговонен был священный зал.Я никакой молитвы не сказал,Я задыхался в каменном безверьи.

Уже рассвет кровавый над МосквойВставал, огромный как топор Малюты.Я нес домой весь ужас вековой,

Весь бред монастырей и трепет лютый.И, хрипло проклиная луч дневной,Созвездья вздрагивали надо мной.

"Беда, я беспощадно плодовит..."

Беда, я беспощадно плодовит,Решила муза все побить рекорды.И каждый вечер новые аккорды,И новыми венками я повит.

Гляжу на звезды, принимаю видОкаменелый, вдохновенно гордый.Я провожу диаметры и хордыЧрез круг времен, от нас до пирамид.

И воскресает песнь из пепла страсти,Вытаскивает из могил вековСокровища бесчисленных династий.

И я вхожу в торжественный альков,Где возлежит владычица Египта,И я беру ее, чтоб вмиг погиб там.

"Он судия и праведный, и строгий..."