Особенные. Элька-3 - Ольга Ильина

— Вот видишь. Нет ничего невозможного, пока ты любишь.

— Это больная любовь, отравленная.

— Ее можно исцелить.

— Нет. Нельзя. Потому что я не верю. Ни единому слову твоему не верю. Слышишь? Ты использовал меня, ты все разрушил, ты… я очень тебя любила, а ты не стоил… не стоишь ничего. Отвези меня домой, или я пойду пешком.

Я попыталась выйти, потому что больше не могла рядом с ним находиться, не могла ни видеть, ни слушать его, ведь еще чуть-чуть, и я поддамся, поверю его словам, поверю, что можно все вернуть. Потому что, как бы хорошо мне не было с Диреевым, с Егором, с тем Егором я хотела прожить всю жизнь. Он был моей половинкой, а этого я не знаю и не хочу знать.

— Ладно, — сдался он, даже руки вверх поднял, показывая, что не станет больше их распускать. — Закрой дверь, пожалуйста.

— Еще раз коснешься меня без разрешения.

— Знаю, знаю, отправишь меня в тундру. Правда с браслетом проблематично будет.

— Ничего, я найду способ, — хмыкнула я, вспомнив мохнатого охранника. Кажется, даже с браслетом, я все еще опасна для окружающих.

— Я тоже, — ответил он.

— Найдешь способ, как отправить меня в тундру?

— Найду способ, чтобы ты начала мне доверять.

— Обломаешься в поисках.

— Ничего, мне не привыкать. К тому же, у меня есть большое преимущество.

— Это какое?

— Узнаешь, скоро.

— Ты такой… самодовольный. Ничего тебя не берет.

— А почему нет? Я свободен, рядом любимая девушка, не обремененная отношениями с моим братом, чего еще желать?

— Может, скромности? Тебе бы не помешало.

— Скромность? Это не про меня.

— Как и совесть. И как тебе без нее живется?

— Прекрасно живется, а вот без тебя хреново.

— Ты можешь хоть минуту прожить без этих намеков? — разозлилась я, не знаю на кого больше, на него или на себя, за то, что мне нравится то, что он говорит.

— Нет, раз нельзя касаться, то я буду рассказывать о том, что чувствую. Хотел бы знать, что чувствуешь ты, но, думаю, не расскажешь.

— Я хочу, чтобы ты скорее меня до дома довез. Специально что ли выбрал окружную дорогу?

— Как ты догадалась? — улыбнулся он, открыто так, по-мальчишески, не знала даже, что он так может. Я даже засмотрелась, а когда поняла, что и он наблюдает, смутилась, покраснела, надулась, отвернулась к окну, да так и не поворачивалась до самого дома. Хотела сразу же выйти, но он остановил:

— Эль, я знаю, это не легко, но попытайся поверить. Я люблю тебя.

Я промолчала. Взяла пакеты с заднего сидения, и пошла к подъезду, не оглядываясь, пусть даже мне этого очень хотелось.

Глава 14

Первые проблески

— И давно она так сидит?

— Второй день. Все на стену свою пялится.

— А что на стене?

— Понятия не имею, меня не пускают, а когда она в туалет или на кухню выходит, ее психованный кот шипит и на дверь бросается. Бешеный.

— Ладно. Пойду гляну, что же такого интересного они там рассматривают?

— Элька, Катя пришла, — шепнул мне на ухо Крыс, но я и так слышала их с Женькой разговор. — Пустить?

— Пусти, в конце концов, ее это тоже касается.

Это все от бессонницы. Я думала, чего зря времени пропадать. Решила воспользоваться советом бабушки и заняться чтением, пролистала ту книгу, которую она мне дала о МЭСИ, и первая же иллюстрация в ней повергла в шок. Тот самый зал, где 27 декабря состоится мое убиение. Крыс правда посоветовал не паниковать, мало ли похожих залов, и я вроде прислушалась, но… этот круг на полу я никогда не забуду. Я вырвала картинку из бабушкиной книги, надеюсь, она меня простит за столь варварское отношение к чужой собственности, и повесила на стену, где раньше висели мои любимые репродукции картин. Эта стала первой на стене, за ней появились и другие. И сейчас Катя как раз их рассматривала, хмурилась и совершенно ничего не понимала.

— Что за хрень? — наконец, мысли преобразовались в очень правильный вопрос.

— У Омара видение было и это оно.

— Пояснить не хочешь?

Я поднялась, подошла к заполненной бумажками стене и начала рассказывать.

— А эти люди?

— Жертвы, как ты и я.

— Погоди, я уже видела эту девушку, — постучала пальцем по портрету Кристины, Катя. — Только не помню, где.

— Она — хранитель.

— И этого тоже видела, — указала она на парня с рогами, а потом и на остальных. — И эту, и этого, и его тоже, блин, да я почти всех их знаю.

— И? Кто эти люди?

— Дети членов Совета.

Ничего себе поворот.

— Все?

— Почти.

Катя сорвала все портреты, даже Егора и Диреева и разложила их на семь родов, семь рас, и только шесть членов совета:

— Венера Дарин — дочь Михаила.

— Вампирша. Довелось мне однажды с ней повстречаться. Обещала мне глотку перегрызть.

— Узнаю Веньку, — хмыкнула Катя.

— Вы знакомы? — удивилась я.

— Тусовались одно время вместе. Но она совсем без башни и очень кичится своим происхождением.

— Кать, а как у вампиров могут появиться дети? Я думала — это невозможно.

— Вампиры не порождение зла, как все думают. И они производное от магов и демонов. Что-то среднее. Их кровь ядовита — это правда, и да, если выпьешь ее и умрешь, то станешь вампиром, в остальном же, все бред. Они не бессмертны, но очень живучи, они не боятся темноты, но недолюбливают ее, они отражаются в зеркале, и совершенно не боятся чеснока. И ходят в церковь, представляешь?

— Это все понятно, но дети.

— Здесь мужчине проще. От него может зачать любая, а женщине выносить, а тем более родить ребенка крайне сложно. Поэтому помимо инициации и обращений, в основном популяция клыкастых пополняется за счет спаривания мужчин вампиров с магичками или демоницами.

— И эта Венера одна из таких?

— Да. Естественно рожденные вампиры более сильные, более выносливые, более неустойчивые. А лицензия на рождение стоит не просто дорого, неимоверно дорого.

— Лицензия на рождение? — совсем я запуталась с этими детородными правилами вампиров.

— Ну, это что-то вроде лицензии на инициацию. Мессир выбирает себе ученика, и пока новообращенный не достигнет определенного возраста, мессир полностью за него отвечает. Если его ученик ненароком прибьет кого-то, накажут учителя. Если совершит преступление из разряда ужасных, и мессира и ученика будут судить, и могут казнить обоих. С рожденными так не получается. Их невозможно контролировать, поэтому на рождение введен строжайший запрет. А если захочешь, придется заплатить. Очень много. Некоторые столетиями копят на такое разрешение.

— А некоторым и платить не нужно.