Особенные. Элька-3 - Ольга Ильина

— Мы и до этого вопроса дойдем, — терпеливо ответил он.

Я поморщилась, но промолчала, а он продолжил.

— В нашем семействе трудно что-либо скрыть. Особенно от братьев, любящих копаться в чужих мыслях. В моих, тебя было слишком много. Вот он и понял. Рассказал. А я все думал о том, кто и как мог втянуть тебя в наш мир, ведь ты человек. Когда узнал, что ты нашлась в больнице, просто хотел убедиться, что ты в порядке, что с тобой все хорошо.

— Да, мне говорили, что ты приходил, сначала не успела спросить, а потом спрашивать стало не у кого.

— Я не мог не прийти, но встретил там Стаса. Не понимал, что может вас связывать, пока лицо его не увидел. Он так на тебя смотрел… И разозлился. Какое право он имел так на тебя смотреть? И напомнил ему, что ты всего лишь человек, а он темный, инквизитор, тот, кто должен стоять на страже закона, тот, кто не имеет права его нарушать даже ради себя. Я сам не помню, что тогда ему наговорил. Это не важно сейчас. А важно то, что я понял, что ты видишь.

— В мой первый день в школе?

— Да. Я не мог понять. Твоя аура… ты была стопроцентным человеком, но видела меня, Катю, все. И я рискнул подойти. Поговорить, понять. А вечером я перелопатил всю отцовскую библиотеку в поисках ответа.

— И понял, что я искра?

— Да.

— И тогда у тебя сложился план, как отобрать мои силы?

Он несколько минут молчал, пытаясь справиться то ли с гневом, то ли с сожалением, то ли еще с каким чувством. Но хотя бы лгать не стал. И то радость.

— Нет. План возник намного позже. Тогда я просто хотел тебя защитить. Мне казалось, что ты в опасности. Та вампирша, твое желание выяснить больше о нашем мире, преследователи, хранитель и то, что ты совершенно не помнила те две недели, когда тебя не было. Когда ты пришла ко мне домой, я испугался, что Вик все расскажет, что братья что-то сделают тебе, поймут, кто ты. Я боялся всего. Потом был поцелуй, и сила. Я ощутил ее в себе. Никогда раньше я не чувствовал подобного. Это… то, что ты дала мне, позволило спрятать мысли от братьев, и даже от отца. Он так и не догадался, хотя, казалось, самым первым должен был понять. Но в тот раз я забрал у тебя так много, что отсвет твоей ауры помешал ему увидеть. А после я выслушал длинную лекцию о том, что даже мне не позволено встречаться с человеком. Но его запреты и приказы не возымели должного эффекта. Меня в тот момент больше волновало то, что ты в библиотеке, одна с моим братом, а тебе достаточно полунамека, чтобы раскрутить все до конца.

Он рассказывал, а передо мной стояли картинки нашего прошлого, такого близкого и далекого одновременно, такого болезненного и чудесного.

— Я подумал о силе только после катка. Точнее, я и раньше думал об этом, но по-настоящему только тогда. Но оставалась ты. Мне почему-то казалось, что я обязательно должен делать выбор между тобой и силой. Я колебался. Пытался оттолкнуть тебя, хотел, чтобы ты сама увидела, какое я чудовище, но чем больше я старался, тем ближе ты подходила, пока не пересекла ту черту, когда назад пути уже не будет. Помнишь? Там, где мы смотрели на звезды.

— Так это я виновата в том, что ты сделал?

— И нет, и да. Ты была слишком наивной, слишком доверяла мне, а я не понимал почему? Я не понимал, не верил до конца, что ты можешь так меня любить. Что ты видишь именно меня, а не урода, у которого вместо таланта и силы одни крупицы. И это пугало меня. Твоя любовь пугала меня и делала слабым. Заставляла себя ненавидеть.

На этот раз молчали мы оба. Я слышала урчание мотора, ветер, биение собственного сердца, но в душе было так же пасмурно, как там, за окном. И мне хотелось плакать, потому что сейчас, каждым своим словом он воскрешал то, что я так тщательно старалась забыть.

— И наша ночь…

— Пожалуйста, не надо об этом, — простонала я, но он не послушал.

— Я должен, должен тебе все рассказать, потому что иначе ты не поймешь. Это была самая прекрасная ночь в моей жизни. Не знаю из-за чего больше. Тогда мне казалось из-за силы, а ты… у меня было достаточно женщин. Я не понимал тогда… многого.

Внезапно он остановился. Прямо на дороге, а потом съехал на обочину, заглушил мотор и повернулся ко мне.

— Я не понимал, что с любимой женщиной все иначе. Я убедил себя, что любовь не так важна, как сила. И я ее получил, и был счастлив. Видел восхищение в глазах отца, неверие и восхищение, а после страх, что я использовал внучку Алевтины Углич.

— Замолчи, пожалуйста.

— Нет, — он схватил меня за плечи, но в глаза его я смотреть не могла.

— Он на меня наорал, а я впервые за всю свою жизнь ударил его магией. Так сильно, что потекла кровь. Я увидел страх. И мне он понравился, понравилась вся эта власть. Стоит только щелкнуть пальцами, и мир переворачивается, ты получаешь все, что захочешь. Любая прихоть исполняется, любой каприз. Ты можешь иметь все. Деньги, власть, женщины. И я наслаждался всем этим. Долго. Целый месяц. Пребывал в какой-то безумной эйфории. А потом ты начала мне сниться. И все эти девушки, что окружали меня… с ними не было и десятой доли того, что было с тобой. Нет, я пытался убедить себя, что все не так, что ты мне не нужна, пока не затошнило, пока не понял, что все они одинаковые, что как бы красивы, умны, добры и нежны они не были, мне нужна только одна. Я понял тогда, что ошибся с выбором. Понял, что вся эта сила ничто, если тебя нет рядом, если ты не смотришь, не восхищаешься, не говоришь со мной. Ты знаешь, что я порой ждал ночи, целый день, потому что знал, что там увижу тебя, там я буду рядом. И там ты не будешь смотреть на меня с такой болью, как тогда в Праге.

Чертовы слезы, чертов Егор. Ему удалось довести меня до слез, разбередить старые раны и основательно там поковыряться. Так плохо мне не было уже давно.

— Я жил, существовал точнее, зная, что у меня нет никакой надежды, что я не смогу ничего вернуть, что я сам так бездарно все испортил. Сам же разрушил свою жизнь, и даже то заключение в камере смертников показалось глупой шуткой по сравнению с тем дерьмом, в котором я пребывал все это время. А потом появилась ты, чтобы меня спасти.

— Я сделала это, потому что ты был невиновен.

— И только?

— Зачем ты спрашиваешь? Зачем мучаешь меня? Все кончено, все давно уже прошло.

— Нет. Не прошло. Иначе, зачем мне жить? Я не собираюсь больше ни дня жить без тебя.

— А меня ты спросил? Хочу ли я возвращать давно похороненное прошлое?

— А я не хочу его возвращать. Я хочу строить будущее, с тобой.

— Это невозможно.

— Неправда. Позволь мне доказать.

Егор наклонился ко мне, а я вжалась в кресло, страшась того, что он собирался сделать. Но разве мои слабые протесты могли его остановить? Да я и сама не желала. И когда он меня поцеловал, мне показалось, что мир перевернулся вокруг своей оси и вернулся на свое законное, правильное место.