О людях и нелюдях - С. Алесько

— Не порти мне мебель. Перекидывайся назад.

— Ошибаетесь вы, ясный лорд, — спустя некоторое время раздался голос Дрозда. — Думаете, я сын Соколиного?

— Да теперь уж не думаю, а почти уверен. Не знаю, как ты стал оборотнем, но это все объясняет. И то, что прячешься, и то, что никаких примет на теле не стало. Дырка от серьги заросла, татуировку срезали, и шрама тоже не осталось. Глаза только не нелюдские, да звериный облик больно странный. Может, у князя еще какие метки есть, но в исковке они не указаны. Пусть сам проверяет.

— Зачем вам это, ясный лорд? Даже если я княжич, а это не так, ибо нет способа человека в оборотня превратить, Соколиный не обрадуется. Или у вас счеты с ним?

— Нет, я соседа уважаю. Поэтому и считаю, что он должен тебя сам увидеть и сам все решить. А ты, щенок, — наместник не сдержался и хмыкнул, — лишаешь его права выбора, потому что любишь. Я же всегда ставил уважение превыше любви.

— Надеюсь, ясный лорд, ваша супруга питает к вам исключительно уважение, — смиренно проговорил Дрозд. Вьюн прикусил лапу, чтоб не мявкнуть от восхищения дерзостью приятеля. — Не поэтому ли у вас все еще нет наследника?

— Очень надеюсь, что и у тебя его все еще нет, — на удивление спокойно ответил лорд Орлик. — Ради спокойствия твоего отца.

— У меня наследников нет и не будет, ясный лорд. Бродяге нечего оставить в наследство.

— Знаешь, что меня удивляет? — спросил наместник, не пожелавший развивать тему уважения, любви и наследников. — Почему ты не покончил с собой, раз так дорожишь отцом?

— Я не покончил с собой, ясный лорд, как раз потому, что мой отец, чистокровный оборотень, научил меня ценить жизнь, — усмехнулся Дрозд.

— Да ты упрям, — по-прежнему миролюбиво проговорил Орлик. — Пусть Соколиный с тобой разбирается, у него норов еще хуже. Я свой долг выполнил.

Наместник вызвал стражника и приказал увести арестованного, а вскоре и сам куда-то ушел. Вьюн выскользнул из-за гобелена и заметался по комнате. Услышанное слишком потрясло его, и кошак никак не мог решить, что предпринять: выбираться через дверь (благо наместник не запер ее на ключ) или пытаться уйти в окно.

Покои находились на последнем, третьем, этаже, и на окнах не было решеток. Все правильно: оборотень на такую высоту на виду у целой крепости не полезет, а наместнику смотреть на мир сквозь переплетение прутьев, будто из каземата, по чину не положено.

Рыжий, покружив еще немного по комнате, склонился в пользу окна. Если первоначальным планом было узнать у Дрозда, насколько серьезная опасность ему угрожает, то теперь было понятно, что опасности нет никакой. Дружок-праведник, похоже, оказался княжичем. Отродьем Соколиного, руки которого по плечи в невинной крови тысяч и тысяч оборотней. Достойный сын своего отца! Навешал в свое время глупому нелюдю мышиных хвостиков на уши. Мол, родителей не помнит, растили его люди, пока десять не исполнилось и перекидываться не стал. Потом выгнали, вот и бродит с тех пор, горемыка, по дорогам, лапы стаптывает… А он, хитроумный кошак, всю эту хрень редечную слопал и облизнулся! Да, парень не хочет встречаться с отцом, но это не его, Вьюна, забота.

Рыжий вылез в окно и осторожно пошел по узенькому карнизу. Обилие фигурной кладки и каменных украшений делали спуск пустяком, а чирикавшие там и тут воробьи служили отличным прикрытием. Вьюн спрыгнул на землю с прилипшими к усам серенькими перышками. Птиц, особенно мелких, он есть не любил, но сейчас свежатинка оказалась очень к месту, ибо на душе было погано.

Кошак выбрался из замка тем же путем, что и вошел. Все вновь прошло удачно, вскоре Вьюн сидел в "Щербатом сливочнике" и ждал ужина. Еду ему принесла Винка, глаза у нее были мокрые.

— Да ты никак реветь собралась? — спросил Вьюн, сам пребывавший в отвратительном настроении.

— Фунт сказал, Дрозд, наверное, не родился оборотнем…

— Очень похоже на то, — процедил Вьюн.

— Чего ты такой злой?

— Не люблю, когда меня водят за нос. В особенности те, кого я считаю друзьями.

— Да, я тебя очень понимаю, — Винка поджала губы и глаза ее перестали подозрительно блестеть. — Но когда за нос водят — это еще не самое обидное. А вот когда предают…

Кошак вскинул на нее глаза.

— Ну прости ты меня. Самому тошно. И этот… из-за меня влип. Хотя какое там влип. С родителем встретится. И чего бегал столько времени?

— Ты о чем? — не поняла девушка.

— Ромашечка, можно я поем? Умотался за день, а во рту только тощий воробей и побывал, — Вьюн принялся намазывать ломоть хлеба жирной сметанной подливкой. — Фунт здесь?

— Здесь. Хотел с тобой поговорить после ужина.

— Вот и чудесно. Ты тоже приходи. Успеешь еще на старого кошака нагорбатиться. А пока не стесняйся, трать денежки из дроздова пояса. Ему теперь такая мелочь ни к чему.

Винка покачала головой и ушла на кухню. Слова Вьюна огорчали и сбивали с толку. Девушка решила не ломать над ними голову, ведь ждать разговора осталось недолго. Ей вполне хватало размышлений над тем, каково это — превратиться из человека в презираемого и гонимого нелюдя. Не удивительно, что сам оборот вызывает у Дрозда брезгливую гримасу. И наготы он стесняется… Неужели это правда? Неужели можно каким-то образом превратить человека в тварь? Бедняга Дрозд… Ему наверняка пришлось бросить родных, близких, уйти скитаться… Глаза опять защипало, и девушка торопливо промакнула их фартуком, не желая реветь при другой служанке и кухарке.

Винка, конечно, слышала сказки, в которых какой-нибудь бедолага после укуса или царапины оборотня превращался в нелюдя. Но сказки они и есть сказки. В обычной жизни селянки вроде нее не становятся королевнами, королевны не выходят замуж за оборотней, да много чего интересного не случается. Значит, и сказочным несчастьям нет места в привычном мире. Наверное, Фунт ошибается. Но почему злится Вьюн?

Когда Винка постучала в комнату рыжего, кабатчик уже был там. Старый кошак сидел в кресле и задумчиво поглаживал свои роскошные бакенбарды. Вьюн валялся на кровати. Судя по всему, разговор они не начинали, ждали девушку.

— Вьюн, ты понял, к чему сыскарь спрашивал малышку о картинке на плече? — спросил Фунт, когда Винка устроилась на скамеечке у камина.

— Поначалу не понял, теперь знаю точно.

— Ты что-то разведал? — Фунт положил руки на подлокотники и выпрямил спину, подавшись вперед.

— Гораздо больше, чем хотел бы… — вздохнул Вьюн, садясь. — Хотя… Говорят, лучше тухлый окушок, чем отравленная сметанка.

И рыжий поведал все, что услышал, спрятавшись за гобеленом в покоях наместника.