Последняя битва.Штурм Берлина глазами очивидцев - Райан Корнелиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самолеты появились с востока; и время и тактика отличались новизной. Пролетая на самыми крышами, десятки русских истребителей поливали улицы пулеметным огнем.
На Потсдамер-плац люди бросились врассыпную. Вдоль всей Курфюрстендам торговцы ныряли в подъезды, бежали ко входам метро или под защиту руин церкви памяти кайзера Вильгельма. Но кое-кто из берлинцев, отстоявших долгие часы в длинных очередях за своим недельным рационом, не тронулся с места. В Вильмерсдорфе 36-летняя медсестра Шарлотта Винклер была полна решимости достать еду для двух своих детей, шестилетнего Эккехарда и девятимесячной Барбары. Давние подруги Гертруда Кецлер и Инге Рюхлинг спокойно ждали вместе с другими перед бакалейной лавкой. Совсем недавно обе они решили совершить самоубийство, если русские дойдут до Берлина, но сейчас об этом не думали. Они намеревались испечь пасхальный пирог и уже несколько дней покупали и запасали необходимые ингредиенты. В Кепенике пухленькая 40-летняя Ханна Шульце надеялась достать еще немного муки для праздничного «мраморного» торта. За день беготни по магазинам Ханна мечтала найти кое-что еще: пару подтяжек для своего мужа Роберта. Его последняя пара так износилась, что починить ее уже было невозможно.
Во время налетов Эрна Зенгер всегда тревожилась о «папе», как она называла своего мужа Конрада. Он упрямо отказывался идти в Целендорфское убежище и, как обычно, тащился в свой любимый ресторанчик «Альте Круг» на Кенигин-Луиз-Штрассе.
Ни один авианалет до сих пор не помешал 78-летнему ветерану явиться на встречу с друзьями еще с Первой мировой войны, которая проходила каждую среду. Не помешает и сегодня.
Один берлинец просто наслаждался каждой минутой налета. Нацепив старую военную каску, юный Рудольф Решке бегал туда-сюда от подъезда своего дома в Далеме до середины улицы и обратно, нарочно дразня низко летящие самолеты. Каждый раз он махал рукой пилотам. Один из летчиков, явно заметив его кривлянье, спикировал прямо на него. На тротуаре, за спиной бегущего Рудольфа, взметнулся ряд земляных фонтанчиков. Рудольфу это казалось игрой. Для него война была величайшим событием за всю его четырнадцатилетнюю жизнь.
Волна за волной самолеты накрывали город. Истощив запас боеприпасов, они улетали на восток, и их тут же сменяли новые. Внезапный налет русских перевел ужас берлинской жизни в новое измерение. Людские потери были огромными. Многие горожане были убиты не вражескими пулями, а ответным огнем защитников города.
Чтобы поймать в свои прицелы низко летящие самолеты, зенитным расчетам приходилось опускать дула пушек почти до макушек деревьев. В результате город был засыпан раскаленной шрапнелью. Снаряды летели в основном с шести огромных зенитных батарей, высившихся над городом в Гумбольдтхайне, Фридрихсхайне и с территории Берлинского зоопарка. Эти массивные, не пробиваемые бомбами форты были построены в 1941–1942 годах после первых налетов союзников на город. Все они были огромными, но самый большой зенитный комплекс построили почему-то рядом с птичьим заповедником в зоопарке. В комплексе было две башни. Меньшая, «B»-башня, ощетинившаяся радарными антеннами, была коммуникационным контрольным центром.
Рядом с ней изрыгала орудийный огонь «О»-башня.
«О»-башня была колоссальной. Она занимала почти целый городской квартал и возвышалась на 132 фута — высоту 13-этажного дома. Усиленные бетонные стены более восьми футов толщиной были прорезаны глубокими амбразурами, прикрытыми трех-четырехдюймовыми стальными пластинами. С крыши вела методический огонь при одном прицеле батарея из восьми пятидюймовых орудий; с каждой из четырех угловых башен выбрасывали в небо снаряды многоствольные, скорострельные пушки счетверенных малокалиберных зенитных артиллерийских установок.
Внутри форта грохот стоял почти невыносимый. Кроме артиллерийской стрельбы, постоянно грохотали автоматические лифты, бесконечным потоком подающие снаряды из арсенала на первом этаже к каждому орудию. «О»-башня была сконструирована не только как орудийная платформа, но как огромный пятиэтажный склад, госпиталь и бомбоубежище. На верхнем этаже, прямо под батареями, размещался военный гарнизон из ста человек. Ниже находился госпиталь люфтваффе на 95 коек с рентгенкабинетами и двумя полностью оборудованными операционными. Персонал госпиталя состоял из шести врачей, двадцати медсестер и десятков трех санитаров.
Следующий этаж превратили в сокровищницу. Здесь хранились самые ценные экспонаты лучших берлинских музеев: знаменитые статуи из Пергамона, части огромного алтаря, построенного греческим царем Эвменом II около 180 года до н. э.; многие другие египетские, греческие и римские древности, включая статуи, барельефы, сосуды и вазы; «Золотые сокровища Приама» — огромная коллекция золотых и серебряных браслетов, ожерелий, серег, амулетов, утвари и драгоценностей, найденных немецким археологом Генрихом Шлиманом в 1872 году на раскопках древнего города Трои. Бесценные гобелены, множество картин — среди них прекрасные портреты немецкого художника XIX века Вильгельма Лейбла — и обширнейшая коллекция монет кайзера Вильгельма. Два нижних этажа башни были гигантскими бомбоубежищами с большими кухнями, продовольственными кладовыми и запасными помещениями для немецкой радиовещательной станции «Дойчеландзендер».
«О»-башня была автономной, со своим водопроводом и электростанцией, и во время авианалетов могла легко вместить пятнадцать тысяч человек. В комплексе был такой запас продовольствия, что военный гарнизон верил: что бы ни случилось с остальным Берлином, башня в зоопарке, если понадобится, сможет продержаться целый год.
Налет закончился так же неожиданно, как и начался. Умолкли орудия на «О»-башне.
Тут и там над Берлином вился черный дым пожаров. Налет длился едва ли дольше двадцати минут. Берлинские улицы заполнились народом так же быстро, как и опустели. Перед рынками и магазинами те, кто в панике покинули очереди, теперь гневно пытались отвоевать свои бывшие места у тех, кто упрямо оставался под пулями.
В самом зоопарке, как только замолкли пушки «О»-башни, можно было заметить мужчину. Встревоженный, как всегда после налета, шестидесятитрехлетний Генрих Шварц понес маленькое ведерко с кониной в птичий заповедник. «Абу, Абу», — позвал он. С края пруда донесся странный хлопающий звук. Затем фантастическая птица Нила, с серо-голубым плюмажем и огромным клювом, похожим на поставленный вертикально голландский деревянный башмак, на тонких, как ходули, ногах изящно выступила из воды и приблизилась к человеку. Шварц испытал огромное облегчение.
Редкий аист Абу Маркуб все еще был жив.
Даже без налетов ежеденевная встреча с птицей становилась для Шварца все большим испытанием. Он протянул конину. «Мне приходится давать тебе это, — сказал он. — Что делать? У меня нет рыбы. Будешь есть или нет?» Птица закрыла глаза. Шварц печально покачал головой. Точно так же Абу Маркуб отказывался от еды каждый день.
Если аист не перестанет упрямиться, он точно умрет. Но Шварц ничего не мог поделать. Остатки консервированного тунца закончились, а свежей рыбы в Берлине не найти… во всяком случае, не для Берлинского зоопарка.
Из всех оставшихся обитателей заповедника любимцем главного смотрителя Шварца был Абу Маркуб. Другие его любимцы давно исчезли. Арру, 75-летнего попугая, которого Шварц научил говорить «папа», два года назад увезли подальше от опасности в Саар. Все немецкие страусы заповедника умерли от контузии или шока во время авианалетов. Остался только Абу, и он медленно умирал от голода. Шварц был в отчаянии. «Абу все худеет и худеет, — говорил он своей жене Анне. — Его суставы начинают распухать. Каждый раз, как я пытаюсь накормить его, он так смотрит на меня, как будто говорит: «Ты ошибся. Это не для меня».
Из четырнадцати тысяч животных, птиц, рептилий и рыб, населявших зоопарк в 1939 году, осталось лишь шестнадцать сотен. За шесть лет войны обширные зоологические сады, включавшие аквариум, инсектарий, слоновник и террариумы, рестораны, кинотеатры, бальные залы и административные здания, — все было разрушено более чем сотней фугасных бомб. Самый страшный налет зоопарк пережил в ноябре 1943 года, когда были убиты десятки животных. Вскоре многих уцелевших эвакуировали в другие зоопарки Германии. В Берлине, где продукты распределялись по карточкам, доставать еду для оставшихся шестнадцати сотен животных и птиц с каждым днем становилось все сложнее. Для удовлетворения потребностей даже сокращенного зверинца требовалось поразительно много продовольствия: не только огромные количества конины и рыбы, но и тридцать шесть различных видов других продуктов, от лапши, риса и дробленой пшеницы до консервированных фруктов, джема и муравьиных личинок. Конечно, был запас сена, соломы, клевера и сырых овощей, но почти все остальное достать было невозможно. Хотя использовались суррогатные продукты, все птицы и животные получали менее половины своего рациона и выглядели соответственно.