Голод - Сергей Москвин

«Ничего не боятся только дураки и покойники», — вспомнил Макс одно из врезавшихся в память высказываний кормщика. Но сейчас Седой одним своим видом опровергал собственные слова. Либо он абсолютно уверен в собственной безопасности, либо… решил свести счеты с жизнью! «Нет, — попытался остудить Максим распалившееся воображение. — Даже если ему наплевать на себя, о Юльке-то он должен подумать. Какой отец станет рисковать жизнью собственной дочери?»

А между тем проход становился все уже. Сначала весла стали задевать края трещины, а затем полынья сузилась настолько, что гребцам пришлось вообще отложить их и взяться за багры. С их помощью удалось еще немного продвинуться вперед, а потом сомкнувшиеся льды окончательно загородили проход.

Однако Седого это, похоже, не сильно опечалило. Поднявшись на ноги, он впился взглядом в сковавший море ледяной панцирь. Метель почти прекратилась, и впереди, за поднимающимися торосами, Максим снова разглядел морщинистую от ряби поверхность моря. Чистая вода была не так уж далеко, всего в какой-нибудь сотне шагов, вот только добраться до нее не было никакой возможности.

— Выбирайтесь на лед. Перетащим лодку волоком, — скомандовал с кормы Седой.

Пару мгновений назад у Макса промелькнула та же отчаянная мысль, и если бы речь шла о легком челне, сшитом из тюленьих шкур, он первым поддержал бы кормщика. Но тащить на себе через торосы шестиместную промысловую лодку со всеми снастями и снаряжением — с такой задачей не справилась бы и целая охотничья бригада из шести человек. А в их команде осталось только четверо здоровых мужчин, женщины не в счет, да еще тяжелораненый, которого в любом случае пришлось бы оставить в лодке.

Однако Седой, как ни в чем не бывало, подхватил якорный канат, привязанный к буксировочному кольцу на носу лодки, и, взвалив его себе на плечо, выпрыгнул за борт. Юлька с Катериной не стали раздумывать и тоже перебрались на лед, а следом за ними лодку покинули и Лёнька с Борисом. Максу не оставалось ничего другого, как присоединиться к остальным. По команде Седого все дружно взялись за якорный канат и с первой же попытки на удивление легко вытащили лодку из воды. Дальше дело пошло еще легче. Нагруженная лодка как будто сама по себе скользила по льду за выстроившейся вдоль растянутого каната цепочкой людей. Макс совсем не ощущал ее тяжести, и единственное, за чем ему приходилось следить, — как не попасть под ноги Юльке, бодро шагавшей следом за ним.

До конца пути оставалось совсем немного, Максим уже отчетливо различал хлопья пены на гребнях ходящих по морю волн, когда услышал нарастающий хруст. Лед перед ним внезапно раскололся, и от кромки ледяного поля навстречу вытянувшимся в цепочку людям устремилась расширяющаяся черная трещина.

— Берегитесь! — закричал Максим и бросился на лед, увлекая за собой Юльку.

Расколовшаяся ледяная корка затрещала, но удержала рухнувших на нее людей. Макс поспешно оглянулся. С остальными, кажется, тоже все было в порядке, только Борис, морщась, вцепился в подвернувшуюся ногу. Зато брошенная лодка стремительно сползала к краю образовавшейся во льду широкой полыньи! Макс судорожно схватился за волочащийся по льду канат и рванул его на себя, но только ободрал ладони — лодка даже не замедлила своего движения. С таким же успехом можно было пытаться остановить атакующего моржа голыми руками. На краю трещины лодка внезапно замерла, но лишь Макс успел подумать, что все обойдется, начала опрокидываться набок. С шумным всплеском в воду ухнул отвязанный Седым якорь, следом посыпались багры, а потом… потом из лодки вывалился раненый Санька. Его тело подкатилось к краю накренившейся лодки, задержалось на мгновение и исчезло за бортом.

— Нет! — истошно закричал Лёнька, бросаясь на помощь брату.

«Не успеть! — с ужасом подумал Макс. — Слишком далеко…».

И тут, опережая Лёньку, к лодке ринулась еще одна фигура. Седой! На глазах застывших в изумлении людей он взвился в воздух, словно выпущенная из лука стрела, перепрыгнул через гребень преграждающего путь ледяного тороса и распластался на краю расширяющейся трещины. Если бы Макс не видел этого собственными глазами, ни за что бы не поверил, что пожилой кормщик на такое способен. Никто даже рта не успел раскрыть, а Седой уже ухватил за руку провалившегося под лед Саньку и одним рывком выдернул его из воды.

— Папа! — изумленно ахнула Юлька.

— Сашка! Брат! — радостно заголосил Лёнька.

Потом закричали все, даже Борис, забывший про свою подвернувшуюся ногу. Седого и Саньку мгновенно окружили. Благодаря невероятной реакции кормщика, парень даже не успел ощутить холода ледяной воды. Похоже, он так и не понял, что едва не погиб. Впрочем, после ужасного ранения, полученного в схватке с гигантской медузой, Санька пребывал в полубессознательном состоянии и лишь слабо стонал, когда его ворочали с боку на бок, меняя промокшую одежду.

Остаток пути через ледовый затор было решено проделать по воде — благо, ширина образовавшейся трещины это позволяла. По команде Седого все снова погрузились в лодку, а он сам привычно занял место у руля. Пока лодку спускали на воду, Юлька то и дело бросала на отца восхищенные взгляды, но тот упорно не замечал их и вообще вел себя так, словно ничего особенного не случилось. Наблюдая за ним, Макс не переставал изумляться скромности старого кормщика. Однако вскоре он убедился, что Юлькино восхищение героическим поступком ее отца разделяют не все. Когда полоса льда осталась позади, Катерина хмуро взглянула на сидящего у руля кормщика и осуждающе покачала головой…

В первый миг, когда Седой бросился на помощь Саньке, Катя, как и все, испытала изумление. Его стремительный порыв оказался совершенно неожиданным, особенно на фоне вялой медлительности остальных. Потом она искренне благодарила Седого за спасение гребца, но затем чувство благодарности сменилось недоумением и досадой.

Зачем Седой спас несчастного паренька? Чтобы продлить его мучения и агонию? Он не может не понимать, что Санька обречен. С такими ранами выжить невозможно. Достаточно взглянуть на намокшую от крови повязку на его лице, и все сразу становится ясно. Удивительно, что Санька до сих пор жив! Быстрая смерть принесла бы ему избавление от мук. Наверняка Седой уже раскаялся в своем необдуманном поступке. Но украдкой взглянув на кормщика, Катерина не заметила в его глазах ни сожаления, ни раскаяния. Его непроницаемое, напоминающее застывшую маску лицо вообще не выражало никаких эмоций.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как они расстались, но Катерина отлично помнила живые внимательные глаза Седого, которые в зависимости от его настроения могли быть добрыми и ласковыми, озабоченными, задумчивыми или сердитыми. Она научилась понимать Седого, поэтому не стала закатывать истерику и умолять его вернуться, когда он объявил о своем решении расстаться с ней, хотя на душе стало так погано, что хоть с обрыва в море головой. Несколько раз Катерина даже по-бабьи ревела в подушку, но только по ночам, чтобы никто не видел и не слышал. И вот сейчас она смотрела на мужчину, которого, несмотря ни на что, в тайне от всех продолжала любить, и не узнавала его. Словно он каким-то непонятным образом неузнаваемо изменился. Причем Катя никак не могла понять, в чем состоит это изменение. Может быть, все дело в усталости, ведь за все время плавания Седой так и не сомкнул глаз. Он даже ни разу не отдыхал, а ведь пошли уже вторые сутки с тех пор, как они покинули Заставу!

— Смотрите! Что это?! — внезапный крик Юльки оборвал ее размышления.

Женщина испуганно обернулась. Навстречу лодке из предрассветного тумана выплыла темная громада военного корабля.

В первый миг Катя решила, что надвигающийся корабль сейчас раздавит их хрупкую, многократно залатанную лодчонку. От волнения и страха она напрочь забыла, что никто из жителей Заставы уже почти два десятка лет не встречал в море никаких кораблей. И лишь спустя несколько секунд, когда прошел внезапный шок, и остановившееся сердце вновь забилось в груди, сообразила, что корабль прочно сидит на мели. Его возвышающиеся над водой борта густо обросли ракушками, разряженную пусковую установку на палубе до дыр изъела ржавчина, а закопченные судовые надстройки, и спустя двадцать лет сохранившие следы бушевавшего на корабле пожара, оплели длинные космы бурого арктического мха. В прежние времена этот корабль, стремительно разрезающий морские волны, наверняка радовал глаз и вызывал законную гордость у служивших на нем моряков. Зато сейчас, мертвый и безжизненный, он представлял собой жалкое зрелище. Еще один потускневший от времени осколок погибшей человеческой цивилизации.

К горлу подкатил ком. Катя печально вздохнула. И вдруг совершенно неожиданно за спиной раздался радостный вопль Максима: