Голод - Сергей Москвин

Паренек приоткрыл оскаленный безгубый рот и что-то прошептал, но на этот раз Катя не поняла ни слова.

— Он… — начала Юлька, но не договорила и икнула.

«Умирает!» — мысленно закончила Катерина. После того, что она увидела, этот вопрос не вызывал сомнений. Важнее было другое: сколько еще парню придется мучиться, и можно ли хоть как-то облегчить его предсмертные страдания?

Юлька снова икнула: видимо, все никак не могла успокоиться.

— Химический ожог! — объявила Катерина, чтобы заранее пресечь ненужные и совершенно бесполезные расспросы. — Очевидно, яд, который выплеснула эта тварь, имеет в своем составе концентрированную кислоту.

Из курса биологии она помнила, что медузы и другие морские кишечнополостные охотятся на свои жертвы несколько иначе, но сейчас это не имело значения. Да и черт его знает, какие способы охоты появились у нынешних гигантских потомков довоенных медуз.

— Ты можешь что-нибудь сделать? — Макс, похоже, был единственным, кто не утратил хладнокровия, но даже он продолжал на что-то надеяться.

Вместо ответа Катерина обратилась к Юльке:

— Подай мой рюкзак.

Там, среди собранных в дорогу вещей лежали фляжка с самогоном, согревающая мазь из перетопленного тюленьего жира, упакованный в отдельный пакет травяной сбор от цинги и простуды и моток чистой марли, вот и все медикаменты. Отыскав марлю, Катерина принялась обматывать ею голову Саньки. От прикосновения к своему изувеченному лицу он снова застонал. Катерина стиснула зубы, но не прекратила своего занятия и остановилась лишь, когда вся страшная рана, в которую превратилось лицо несчастного парня, покрылось ровным слоем бинтов. Все, кто был в лодке, молча наблюдали за фельдшером, и пока она не закончила, никто не произнес ни слова.

У Саньки больше не было глаз! Яд огромной медузы сжег ему и нос, и губы — все лицо, но в ужас Юлю привели именно расплавившиеся (как свечной воск), и вытекшие наружу глаза. Она была благодарна Кате за то, что та забинтовала парню лицо, хотя прекрасно понимала, что марлевая повязка ничем не может помочь бедному парню. Да и сделала это Катерина не для Саньки, а для остальных, потому что еще раз увидев такое, можно было сойти с ума.

Но заглушить или хотя бы ослабить испытываемую Саней боль марлевая повязка не могла, и даже сидя на носу лодки, Юля слышала его нескончаемые, рвущие душу стоны. Катя почувствовала ее состояние и, вернувшись на место, прошептала в самое ухо:

— Потерпи. Ему немного осталось.

— Он скоро умрет? — ужаснулась Юля, хотя и сама догадывалась, что с такой раной Саньке не выжить.

— Надеюсь, что скоро, — вздохнула Катерина, выделив интонацией последнее слово.

Юля всхлипнула и отвернулась. Ей стало стыдно за Катю, произнесшей эти страшные слова, но еще сильнее было стыдно за себя, потому что она тоже этого хотела. И только ходящие по морю волны да ветер оставались равнодушны к человеческим страданиям.

Юля долго сидела, глядя на плещущуюся за бортом темную воду. Больше она так и не заснула (после всего, что случилось и что она видела, разве можно было уснуть?) но впала в какое-то странное оцепенение, а очнулась оттого, что внезапно поняла: Санькины стоны прекратились.

Умер?

Юля сейчас же повернулась к раненому. Нет, он все еще был жив: дрожал и судорожно дергал забинтованной головой, пока старший брат крепко держал его за руку. Лёнька как раз что-то сказал — Юля поняла это по движению его губ, но ничего не услышала. Точнее, не разобрала за свистом ветра. А ветер не просто свистел, он выл, как раненый зверь. Накатывающие друг за другом огромные волны бросали лодку из стороны в сторону. На море поднялся шторм, а она этого даже не заметила! Юля с тревогой взглянула на отца, но тот, похоже, ничуть не боялся шторма. Во всяком случае, на его лице девушка не заметила никаких признаков тревоги. Его взгляд был по-прежнему устремлен вперед, а руки все так же крепко сжимали отполированное ладонями древко руля.

Макс с опаской взглянул на затянутое низкими облаками небо и, обернувшись к отцу, что-то прокричал. На этот раз Юля разобрала два слова: «метель» и «берег» или «к берегу». Действительно, каждый порыв ветра бросал в лицо мелкие колючие снежинки. Это было похоже на прикосновение чьих-то холодных пальцев. Или когтей! Пока снежинок было мало, поэтому Юля их и не сразу заметила, но с каждым мгновением кружащих в воздухе снежных вихрей становилось все больше. Макс повторил свою фразу, добавив в конце что-то вроде «собьемся с курса», но отец отрицательно мотнул головой, а когда Макс приблизился к нему и попытался спустить хлопающий на ветру парус, грубо оттолкнул его.

Юля опешила. Как бы отец не относился к Максу, он никогда не позволял себе по отношению к нему ничего подобного. Да и вообще, чтобы отец на кого-нибудь поднял руку? Такого на ее памяти еще не бывало. Видимо, недавняя схватка с огромной медузой и особенно то, что это чудище сделало с Санькой, даже отца вывели из себя.

— Макс! — крикнула девушка сквозь рев набирающего силу ветра. — Папа знает, что делает!

Но в душе ворохнулась предательская мысль: а так ли это на самом деле? Вот и Максим выглядит крайне обеспокоенным. Юля привыкла доверять отцу, его знаниям и опыту, но и Макс ее тоже никогда не подводил. А сейчас они совершенно по-разному оценивали ситуацию.

Очередной порыв ветра швырнул в лицо девушке целую пригоршню снега, запорошив глаза. Юля кое-как отчистила слипшиеся ресницы, а когда снова разлепила веки, не узнала ничего вокруг. В первый миг ей даже показалось, что какая-то неведомая сила забросила их лодку в совершенно иной мир. Вокруг в невообразимом вихре кружили, нет, уже не снежинки, а мохнатые хлопья снега. Исчезли волны, море, небо и облака. Все поглотила окутавшая лодку снежная мгла. Даже сидящий на корме отец пропал из вида, отрезанный беснующейся снежной круговертью.

— Папа! — отчаянно крикнула Юлька во мрак.

Рот тут же залепило снегом. Пришлось отплевываться, но Юля, наверное, даже не обратила бы на это внимание (снег во рту — какая ерунда!), если бы услышала голос отца. Но так и не услышала: ни голоса, ни шепота, ни крика. Только шум ветра в ушах.

Кто-то крепко взял ее за руку. Отец?! Нет, Макс.

— Сядь ниже. Прямо на дно, рядом с Катей. И накройтесь плащом.

— А ты…

«Куда?» — хотела спросить Юля, но Макс уже исчез. Сделал шаг назад и пропал в ревущем снежном вихре.

Юля обернулась к Катерине. Та сидела на дне лодки, обхватив руками колени и раскачивалась из стороны в сторону. Судя по страдальческому выражению лица, ее снова начало мутить. Юля уселась рядом с женщиной, обняла ее и укрылась вместе с ней полученным от Макса плащом. В детстве, испугавшись темноты или воя ветра за окном, в котором маленькой несмышленой девочке часто слышалось рычание пробравшихся на Заставу северных чудовищ, она точно так же пряталась под одеяло. Но тогда рядом всегда были мама или отец, готовые защитить от любых опасностей.

Сейчас ее жизнь и жизни всех остальных тоже находились в руках отца. Юле вдруг стало стыдно за свое недоверие. Как она может сомневаться в отце? Он самый опытный кормщик на Заставе. Прошел и не через такие бури. Что ему какая-то метель? Вон как ловко он справился с огромной медузой! Значит, и сейчас сумеет уберечь ее и остальных от беды. Нужно только верить.

Юля плотнее прижалась к Катерине и с головой закуталась в облепленный снегом плащ. А снаружи свистел и завывал ветер, и словно голодные звери набрасывались на лодку снежные вихри.

Летящий в лицо колючий снег царапал лицо, набивался в рукава и за воротник тесного бушлата. Максим поднял ворот свитера и натянул на подбородок, но верхняя часть лица осталась открыта, из-за чего приходилось то и дело очищать глаза от налипшего снега и вырастающих на ресницах ледяных сосулек. Никакого практического смысла это не имело, так как вокруг из-за бушующей метели все равно было не видно ни зги. Максим с трудом различал даже собственные руки. И только Седой, казалось, не обращает внимания на снежную бурю.

Лодка трещала под натиском обрушивающихся волн, которые словно щепку бросали ее из стороны в сторону, но Седой не выпускал румпель из рук и даже не ослабил хватку. А ведь он уже почти сутки у руля и ни разу не просил о подмене! Сам Макс отнюдь не был уверен, что сумел бы выдержать такую длинную вахту. Его обида на Седого за то, что тот отказался укрыться в прибрежной бухте от метели и надвигающегося шторма, давно прошла, уступив место восхищению силой воли и мастерством опытного кормщика. Однако даже людям с железной волей время от времени требуется отдых.

Двигаясь в основном на ощупь, Макс пробрался на корму. Возникшая перед ним из мглы занесенная снегом фигура Седого напоминала застывшую ледяную глыбу. У Максима неприятно кольнуло внутри. Но когда он обратился к кормщику, тот приоткрыл облепленный снегом рот: